Завтра не наступит. Мое имя – Вендетта! Дилогия. Криминальная мелодрама - Елена Моисеева

Я не чувствовала своих слез… Ну, вот теперь он закроет меня в какой-нибудь клинике, и будет навещать время от времени, и сына я больше не увижу…

Я не знаю, что Антон увидел на моем лице, но он рванулся ко мне, взял за плечи и сказал, глядя в глаза:

– Я люблю тебя. Люблю до безумия. Я не знал… Я правда не представлял, что это до сих пор мучает тебя. Почему ты мне ничего не говорила? Не плачь, прошу тебя… Лена, любимая, что я не так сделал? Почему ты так среагировала? – вопрос он задал тихо и сдавлено.

– Я сама виновата, – тихо прошептала я. – Я испугалась, но я никогда не видела тебя таким… таким диким.

В его глазах, когда он посмотрел на меня, была невообразимая боль. Он выпустил меня из своих объятий, и отвернулся от меня.

– Это началось давно, – услышала я его голос, – Мне тогда было15 лет. Я познал впервые женщину. Грубо властно, я подчинил ее своей воле. После этого на протяжении многих лет, я спал с женщинами только так. Пока однажды я не…

– Убил? – в ужасе спросила я.

– Нет, но мог бы… После этого я поклялся, что больше никогда не выпущу своего зверя наружу. Потом я встретил тебя. Ты была такая милая, добрая и нежная, я любил тебя… Ты никогда не вела себя, так как сегодня… Я никогда не хотел тебя так, как сегодня.

Он замолчал и повернулся ко мне, пристально глядя в глаза, потом снова заговорил:

– Я не мог раньше контролировать. … Теперь я думаю, что смогу…

Это было предложение. Предложение, от которого зависела моя дальнейшая жизнь. Предложение, от которого я не имела права отказаться.

– Обними меня, Антон.

Он с минуту стоял, не шелохнувшись, потом обнял. Я потянулась призывно, но он неожиданно остановил меня:

– Нет, милая, не сейчас. Сначала мы займемся твоими страхами.

– Нет, пожалуйста, я не хочу туда возвращаться, – простонала я.

– Я больше не позволю боли затянуть тебя. Я слишком хорошо знаю, что такое «призраки прошлого».

– Что ты знаешь о боли! – мне было страшно, я не хотела думать об этом, говорить, я не хотела, чтобы он мне помогал.

Его глаза неожиданно сверкнули, что-то промелькнуло в них, но он подавил свои эмоции.

– Не сопротивляйся. Тебе пора покончить с этим кошмаром. Я не уделял этому должного внимания, но и ты от меня скрывала… Пора исправлять свои ошибки.

Он слишком хорошо меня знал. Я подпустила его к себе слишком близко. И не хочу его подпускать еще ближе.

– Нет! Нет! – я не хочу возвращаться в тот ужас.

– Боже! Лена, да что с тобой! – сомнения проскользнули в его взгляде, и он на мгновение задержал дыхание. – Что произошло в том подвале? Что-то, о чем я не знаю…

Ужас на лице Антона читался уже явственнее, а я почувствовала, что тот кокон, в котором я закрылась от воспоминаний и от самой себя, начал рваться.

– Я не успел?!

Я снова в подвале, в ненавистном, холодном и жутком. Да. Ты не успел, а я постаралась забыть, моя память просто отвергла это, и сейчас я отчетливо все вспомнила….

Трое надвигались на меня, смеясь. Я дралась как никогда. Цепкие руки подобрались ко мне. Он был страшен и в глазах ничего человеческого.

– Ну, что ты детка, тебе понравиться… Еще попросишь…

– Какая ты жаркая…

– Тебе нравиться?

…Я вырвалась, не знаю, как… Они смеялись… Ненавижу… Потом голос Антона:

– Убирайтесь, я передумал!

Но уже поздно. Мое тело навек осквернено, я никогда не смогу посмотреть на себя в зеркало и не испытать отвращение к самой себе. Через несколько лет я вспомнила все. И все встало на свои места – и мои частые ночные кошмары, и скованность во время близости, и, иногда, непреодолимое желание убежать от собственного мужа. Моя память похоронила все эти события настолько страшные для моего сознания. Я, почти что, осознанно предпочла забыть зверство Антона. Ведь даже тогда я понимала, что свобода выбора для меня – всего лишь миф. Странная штука человеческая память. Теперь я не смогу забыть их лиц. И страх будет вечным моим спутником.

Глава 6. Антон

«Зови, зови глухую тьму —

И тьма придёт…»

Варлам Шаламов

Ад, в который я попал, создал я сам. Она ничего не ответила, но я прочитал ответ по ее лицу. Я не успел… а она… Она просто забыла. Ее память просто вычеркнула этот момент, но не стёрла. Сейчас она все вспомнила, и как она, наверное, меня ненавидит, и я ненавижу себя сам. Тот зверь, которого я поклялся не выпускать, тогда вырвался наружу. И я поступил с человеком, который был мне так близок хуже, чем с врагом. Да, я опомнился, но какое теперь это имеет значение, если я не успел. Лена, Боже, ты права, говоря, что я чудовище, но я ни за что не откажусь от тебя.

Ад в моей душе нарастал, когда я смотрел на нее. Напряжение, боль, растерянность, отвержение самой себя читалось на ее лице. Когда-то я слышал от Влада, что человек не может переносить боль постоянно и, поэтому некоторые моменты стираются из памяти, но на время. Ее время пришло, и видит Бог, это моя вина. Как я могу после этого просить ее остаться со мной? Но отпустить ее было выше моих сил, уж лучше я останусь навеки для нее чудовищем.

Она посмотрела на меня с таким отвращением, и с такой ненавистью, что у меня заныло сердце, которого я думал уже нет. Пожалуйста, не ненавидь меня, родная. Дай мне шанс.

Ее губы что-то шептали, но я не услышал ни звука, лишь смотрел в ее расширенные глаза. Она смертельно побледнела, и я еле поборол в себе желание обнять ее и утешить. Она не подпустит меня сейчас и на пушечный выстрел.

– Я убью этих подонков, – тихо проговорил ей я. И, хотя мой голос был тихим, внутри меня уже вовсю бушевал ад, мой личный, собственный ад. Ее глаза блеснули и закрылись, пусть сейчас спасительная темнота и поглотила ее. Мне гораздо важнее было, узнать поверила ли она мне. Поверила ли в то, что больше никогда не причиню ей такую боль. Я не знал…

Я взял ее обмякшую на руки и унес в свою комнату. Я клянусь, я не дам ей сегодня спать одной и видеть кошмары! Я не дам ей возненавидеть меня! Пока еще есть то маленькое чувство под названием любовь у нее ко мне, я не дам этому чувству покинуть ее.

Было уже очень поздно, когда вернулась бабка Тамара, а Лена так и не пришла в себя. Я сидел возле нее, держал ее за руку и не спускал глаз с ее лица.

– По-моему сынок, я зря вас оставила, – удручено изрекла она.

– Нет, не зря, – так же глядя на Лену, произнес я, – Сегодня я многое что выяснил, а она многое, что вспомнила… ей, плохо, и это я виноват. Она уже час без сознания.

Я растерянно оглянулся на бабку Тамару. Она подошла к Лене пощупала пульс, проверила дыхание, и через пару минут тщательного осмотра изрекла:

– Очнется, никуда не денется, – потом посмотрела на меня и сказала, – В общем, я вижу, вы не договорили, я ночевать пойду к Степановне.

– Спасибо вам, – пробормотал я, – Вы действительно необыкновенная, все понимаете.

Она кивнула и удалилась. В три часа ночи у Ленки начался жар, она металась по кровати, то и дело, пытаясь стряхнуть с себя одеяло. Я взял полотенце, намочил его, и заботливо протер ей лицо. Она облегченно вздохнула. Не мешкая больше ни секунды, я раздел ее, и на минуту застыл. Она была так красива, так желанна. Упрямо сжав губы, я начал протирать ее с ног до головы. Ее дыхание было жарким, но уже не таким тяжелым. Через десять минут, после того как я накрыл ее одеялом, я понял, что рано обрадовался симптомам облегчения. Она дрожала как осиновый лист, даже под пуховым одеялом. Я лег рядом с ней и обнял, но ей это мало помогло.

– Проклятье! – процедил я сквозь зубы и, раздевшись донага, скользнул к ней под одеяло. Через несколько минут она перестала дрожать, я же лежал почти без движений, борясь с нахлынувшим вдруг желанием.

Я так соскучился по ней за это время, по ее мягкому животику, полным грудям, по ней всей. Но я боялся лишний раз пошевелиться. А Ленка, как назло закинула на меня ногу и обвила рукой мою грудь. Я не был согласен на такую пытку, и уже было собрался покинуть ее, выпить крепкого чаю и принять ледяной душ, но она внезапно прошептала:

– Нет, не уходи…

Я уставился на нее, в полной темноте мне было сложно рассмотреть, пришла ли она в себя, или сказала это в бреду. Но она снова молчала, и было слышно только ее тяжелое дыхание.

Все-таки я не удержался, начал поглаживать ее животик, моя рука поднялась выше и наконец-то поймала ее грудь. Это было ошибкой. Сильный разряд желания пронзил меня. Я даже немного оторопел, с ней у нас такого не было даже с начала. А теперь почему? Но я знал ответ – теперь я пропал навсегда, бесповоротно. Тогда встретив ее в баре, где обитали одни шлюхи, я сначала принял ее за одну из них. Она была вполне в моем вкусе – не худая, среднего роста, но больше всего меня поразили ее красивые зеленые глаза. Через неделю нашего с ней знакомства я понял, что не хочу ее отпускать. И как гром среди ясного неба прозвучала ее фамилия – Казанцева. Действуя не столько из влюбленности в нее, сколько из личных соображений я женился на ней. Женился, используя гнусный шантаж. Но видит Бог, как я был зол тогда на нее. За ее ложь, за то, что она так крепко запала мне в душу. Наш медовый месяц я превратил в рай, и она потихоньку начала ко мне привыкать. Те дни в Тулузе, я не забуду никогда. Мы подружились, по-настоящему, мы много разговаривали, и потом я увез ее в Испанию. В Испании мы пробыли только день. С утра на мою почту пришло письмо, от сестры Стрелка, где недвусмысленно было сказано, что из себя представляет моя жена. Я не хотел верить, и спросил у нее. Вот тогда и вырвался наружу мой зверь. Я не помню, как мы приехали обратно в Россию, я не помню, как позвонил своим парням. И не помню, как отдал приказание пустить ее в расход. Зато я отлично помню лица тех ублюдков, которым предстоит умереть.