G.O.G.R. - Анна Белкина

— Работает кто-то по ним! — вставил Ежонков, шамкая полным ртом. — Я агент, и я знаю!

— Да кто по ним ещё может работать? — взвился Недобежкин, сминая клочок со своими записями. — Чёрт… закрутились мы в какую-то малашу — чёрт ногу сломит!

— И ни в какую не в малашу! — возразил Ежонков и откусил от корзиночки смачный кус, выпачкав нос в белый сладкий крем. — Интерпол вполне может их шустрить! Или ты, Васёк, думаешь, что никто кроме нас не знает больше о проекте «Густые облака»? вот и Мильтона им кто-то подменил, чтобы вывести на чистую воду ихние делишки с чёрной нефтью! Вот и вывели, вот и прикрыли! Я там кое-что про Филлипса подкопал — так закачаешься! Посмотрим потом, как Игорёша компы откачает!

Смирнянский имел неосторожность похвастаться тем, что разбирается в компьютерных технологиях. Вот и определил ему Недобежкин место и занятие: за компьютером, изводить проклятый кукиш. Кукиш оказался на редкость живуч. Что бы Смирнянский с ним не делал — он никак не желал изводиться, а вместо этого — мигал, менял цвет, пел песни да ещё и плевался ехидными шуточками вроде: «Нос подотри, сопляк!». Смирнянский пыхтел-пыхтел, форматировал диски, переустанавливал «Виндоус», однако ничего не добился: как только компьютеры были включены — на их экраны тут, как тут выскакивал противный кукиш.

— Чёрт! — высказал своё мнение Смирнянский и отвернулся от заражённых неведомой заразой компьютеров. — Ребятки, у меня с собой ноутбук. На нём кое-что сохранилось. Давайте, лучше, это посмотрим… А то тут затык…

— А кто тут хвастался компьютерной гениальностью? — съехидничал Недобежкин, оторвавшись от Ежонкова. — Ну, ладно… давай, врубай свой ноутбук.

Милицейский начальник оторвался от поруганных смятых записей и потащился к тому краю стола, на который Смирнянский водрузил свой новенький тонкий ноутбук.

— У меня тут кинцо есть, — начал Смирнянский, подключая ноутбук в розетку. — Про Мильтона в не ранней молодости. Он там такие вещички делал, хоть стой, хоть пой, чесслово!

— Ну, давай, Игорёша, крути своё кинцо, — это Ежонков подкатился к столу и плюхнулся на свободный стул с недоеденной медуницей наперевес. — А то собираешься, как Золушка на бал!

— Ежонков, сел бы на диету! — сморщился тощий Смирнянский, покосившись на калорийное пирожное в пухленькой ручке «суперагента». — А то пузо у тебя уже, как тыква!

— Ой, грозный, как жук навозный! — огрызнулся Ежонков.

— Брейк! — остановил перепалку милицейский начальник и нацелился растаскивать ощетинившихся друг на дружку товарищей в «разные углы ринга». — Давай, Смирнянский, подключай!

Смирнянский пробормотал себе под нос ехидную колкость в адрес Ежонкова и запустил своё «кинцо». Милицейский начальник прилип к экрану: авось проскочит что-то интересное и нужное?

Экран отобразил некий конференц-зал — просторный, с нестандартной мебелью. Такие обычно, показывают в американских фильмах про богачей. Кажется, сейчас у них там было не деловое совещание, а некий банкет. По бокам длиннющего и широченного стола в стиле «аэродром», заполненного съедобной роскошью, сидели некие солидные дамы и господа в солидных дорогих костюмах. В самом дальнем конце — «во главе» «аэродрома» — расплылся в кресле седовласый толстяк Росси. Недобежкин узнал, что это Росси после того, как Смирнянский показал на него пальцем и сказал:

— Росси.

А на другом конце «аэродрома» восседал он, Мильтон. Да, тут он был помоложе, не такой лысый. Но всё равно — ни капельки не похожий на тот фоторобот, который сотворили Серёгин и Сидоров. Они о чём-то говорили друг с другом, но качество звука оставляло желать лучшего, и поэтому Недобежкин слышал лишь:

— ББУХ!

— ББУХ!

— ББУХ!

— Ну, и что я тут пойму? — осведомился Недобежкин у Смирнянского, разглядывая одинаковые и напыщенные лица американских толстосумов.

— А ты дальше смотри, — улыбнулся Смирнянский, не спуская глаз с экрана. — Я там звук чуть-чуть подкрутил — интересно будет.

Мильтон посидел-посидел, поковырял вилкой в своей тарелке, а потом — вдруг влез на стол и пошёл по нему, словно это был подиум. Он заговорил по-английски, а Смирнянский, помня, что Недобежкин учил этот язык только в школе, превратился в переводчика.

— Хорошая прибыль — вот, что нужно корпорации для процветания! — разглагольствовал Мильтон, ногами отодвигая с дороги кулинарные шедевры в блюдах из китайского фарфора.

Дамы и господа опешили, повскакивали со стульев и разбежались в стороны, чтобы брызги подливок и соусов не заляпали их костюмы.

— А залог хорошей прибыли — это качество и безотказная работа, — Мильтон был так увлечён своей пламенной речью, что даже не смотрел под ноги.

Пройдя ещё немного, он вступил в чью-то тарелку, и, поскользнувшись на котлете, рухнул вниз, на отполированный паркет.

— Цицерон, однако, — буркнул Недобежкин, когда закончился весь этот «цирк Смирнянского». — Сколько он выпил? Литр? Только вот, скажи, Игорёша, разве это как-то относится к делу?

— Да, нет, это так, для смеха, — хохотнул Смирнянский. — Дальше смотри.

Ладно, ладно, Недобежкин посмотрит дальше — просто так, чтобы отдохнуть от нудной писанины и тяжёлых раздумий. Барахтающийся на полу Мильтон исчез в граде помех. Но вместо него вдруг выплыл Росси — один и крупным планом. Этот кит американской преступности как всегда сидел. Сидел в кожаном кресле с высоченной спинкой и держал в правой руке длинную поблёскивающую трость. Спустя минуту, в кадр вклинился другой субъект — подтянутый такой, прилизанный весь, с тёмными очками на глазах.

— ББУХ! — сказал ему Росси электронным голосом.

Недобежкин замер: он узнал второго субъекта. Да, ни кто иной, как подземный монстр Генрих Артерран вошёл в кадр широкими уверенными шагами и уселся в другое кресло напротив тучного, заплывшего холестерином президента корпорации «Росси — Ойл».

— Видал? — осведомился у него Смирнянский, остановив просмотр. — Знаешь, что за фруктик к Росси приполз?

Недобежкин соврал: он сказал, что не знает, для того, чтобы услышать мнение Смирнянского. Смирнянский хохотнул, а потом завёл таким загадочным тоном, словно бы рассказывал про инопланетянина, который прилетел из космоса у него на глазах:

— Я раскрутил архив этого Филлипса, он прятался под фамилией Синицына. Так вот, Филлипс считает, что этот вот чувачок — и есть Генрих Артерран, который руководил проектом «Густые облака». В официальных документах накарякали, что Артеррана сожрала подопытная горилла, однако я думаю, что это не так. Там случилось что-то другое, похлёстче гориллы. И из-за этого Артеррана завербовали в Интерпол. Я тут глянул глазом на фоторобот Серёгина, на Мильтона этого, который не Мильтон, и решил, что он подозрительно похож на этого Артеррана…

— Артерран — тёмная лошадка! — влез Ежонков, допивая литр колы с сахаром. — Не факт, что в подземелье «Наташеньки» мы видели именно его! Под его фамилией может скрываться кто попало!

— Ты же сам кряхтел, что это он! — напомнил Ежонкову Недобежкин. — А теперь что случилось?

— Я ничего не знаю! — булькнул Ежонков. — Меня и так уже жена за «Ниссан» чуть не вышибла из дома, а скоро и с работы вышибут. Мне кажется, что меня кто-то посёк, как я там по секретным архивам ползаю. Я тут, кстати, про Филлипса этого узнал, что его подослали за Артерраном следить. У меня в ФБР есть наседочка. Я с ней состыковался, и она мне кукарекнула, что они вовсю крутят «Густые облака». Да, Артерран живёхонек, как мы с вами. Но кто он такой: профессор, фашист, агент? — это только черти в аду знают. Так что влипли мы, ребятки по самые ушки. Как отмазываться будем, пока не зажмурили всех по одному?

— Трус ты, Ежонков! — постановил Недобежкин. — Давай, Смирнянский, крути своё кино. Я хочу послушать, что Росси Артеррану говорит.

— Звук поганый, — предупредил Смирнянский. — Бу́хать будут.

— Что, подкрутить не мог? — проворчал Недобежкин.

— Неа, сломалось там что-то, — помотал башкой Смирнянский. — Сам смотри.

Смирнянский включил «кинцо» дальше, и Недобежкин увидел, как Артерран выгрузился из предложенного ему кресла, подобрался к тому месту, где была поставлена видеокамера, протянул руку, и — всё, помехи. Видимо он выдрал камеру «с мясом» и сломал.

— И это ещё неизвестно, кого мы там на «Наташеньке» гранатой бомбанули! — продолжал вещать Ежонков, расплескав свою колу на стол Недобежкина. — Генрих Артерран не такой идиот, чтобы дать себя угробить. Мы сорвали им какое-то дело, и теперь они будут нам мстить.

— Ежонков, иди домой! — рассердился Недобежкин. — Если ты так всего боишься, то закройся там вместе со своим «Ниссаном» и торчи!

А в это время Пётр Иванович привёз пополнение в изолятор. Вместо одного Интермеццо у них с Сидоровым «в капкане» оказалось целых шесть человек. Бобр был угрюм, шагал по милицейскому коридору с огромной неохотой, огрызался и дёргал плечом, когда Казаченко погонял его пистолетом. Черепаху Пётр Иванович и Сидоров тащили под ручки: он пережил некий жуткий стресс и теперь — едва ворочал лапками. Охранники Бобра во всю прикидывались «шлангами» — послушно шагали, молчали и строили невинные личики овечек. Бобра и его охранников прямой дорогой отвели в изолятор и там закрыли — потом им предъявят обвинение. В соседней с Бобром камере успел прописаться Хряк. Хряк вопил, что он ни в чём не виноват, что сегодня даже не пил, и что он опоздает на работу.