Эпоха харафишей - Нагиб Махфуз

тогда сила, если она не могла совладать с этими душевными волнениями? Он утолял жажду нектаром возвышенной жизни, источник которого — его пыл и энергия — бил ключом.

Перед магазином шейха Махмуда Катаифа он натянул поводья и остановил повозку. Тот спешно бросился к нему на встречу, горя нетерпением:

Шамс Ад-Дин подошёл к нему и с холодной решимостью сказал:

— Ашур Ан-Наджи не умер!

29

Шамс Ад-Дин шёл домой как-то вечером, когда путь ему преградил силуэт женщины, которая зашептала:

— Добрый вечер…

— Айюша?…Что вас принесло сюда?

— Не последуете ли ли за мной ко мне в комнату?…

Сердце его застучало чаще. Он испугался её предложения, хотя оно возбудило его любопытство и воспламенило молодую кровь. Он покорно последовал за ней.

30

Прошествовав первой в коридор, старуха прошептала ему:

— Так странно вы себя ведёте…

— Что?!

— Разве мы не вправе спрашивать, почему отвергают луну в полной её красе?

С этими словами она открыла дверь комнаты, и свет лампы упал на пол. Сама она отошла в сторону, а его подтолкнула рукой вперёд… Он увидел госпожу Камр, сидящую на крае кровати — единственном пригодном для сидения месте в комнате. Лицо её было покрыто вуалью, а взгляд опущен из-за смущения…

Он стоял и глядел на неё в полном возбуждении.

Стоя возле порога, Айюша спросила его:

— До вас дошли какие-то плохие слухи о нас?

Он со смущением ответил:

— Нет, что вы…

— В нашей красоте есть какой-то недостаток или изъян?

Тут среди его эмоций появилась осторожность:

— Упаси Господь…

— Понизило ли нас в ваших глазах раскрытие нашей тайны?

Он потупил глаза и пробормотал что-то нечленораздельное, глотая слюну. Тогда старуха закрыла за собой дверь и подтолкнула его к краю пропасти. Камр прошептала еле слышным голосом:

— Мне стыдно. Я не знаю, что я с собой сделала…

Он тупо произнёс:

— Всё хорошо.

— Мне стыдно за себя…

Он рухнул под натиском бури, и инстинкты его воспламенили всю вселенную, подчинившись властной, тщеславной и безрассудной силе.

Почти не сопротивляясь, Камр прошептала:

— Не думай обо мне плохо…

31

Шамс Ад-Дин снова оказался в коридоре. Дверь за ним закрылась. Всё вокруг было окутано мраком, который незаметно просачивался в тайники его души. Взамен огня остался едкий удушливый пепел, и мир вздохнул от усталости и печали. В конце коридора он заметил силуэт Айюши в бледном свете звёзд. Когда он проходил мимо, она прошептала ему:

— Нельзя обманывать надежду на благородство мужчины…

Задыхаясь от гнева, он нахмурился, и ушёл, отягощённый печалью…

32

Он согрешил, но другие грешили ещё больше него. В голове у него всё смешалось, однако она была хитроумной женщиной. Он не попадётся в силок как идиот, и не будет рисковать своим драгоценным даром, даже если придётся вынести боль и горе. Силы зла сговорились против него, равно как собственная мать и устремления его слабости, однако он был готов ринуться в бой.

33

Агамийю Дахшан выдали за Шамс Ад-Дина Ан-Наджи. Шаалан-одноглазый пришёл к нему со словами:

— В эту ночь позволено выйти за рамки…

Он понёс известие в курильню опиума Халила Суккара, а оттуда — в бар Илайвы Абу Расина.

Традиционное шествие, окружённое караулом с дубинками, обошло весь квартал, а во главе его были флейты и барабаны. Помех ему никто не оказывал, а благоговейное почтение к высшим членам клана лишь усилилось.

Шамс Ад-Дину казалось, что он беспрестанно парит над землёй. Каждый раз, когда шествие делало остановку, его охватывал хмель восторга и воодушевления. Сам Ашур Ан-Наджи верхом на зелёном жеребёнке благословлял его. Ангелы пели ему с облаков. Распахнулись двери дервишской обители, откуда разливались небесные напевы вместе с тутовыми ягодами.

Агамийю везли на спине верблюда в женском паланкине, увенчанном покрытыми золотым позументом занавесками.

Фулла приняла её с сияющим лицом и угрюмым сердцем.

34

Утром Шамс Ад-Дин уже сидел на своём излюбленном кресле в кофейне. Взгляд Айуши скользнул в его направлении, после чего она села на корточки справа от него. Тут облако скрыло за собой солнце. Своим ртом со сломанным зубом она зашептала:

— Поздравляю вас. Дай вам бог тысячу белых ночей…

Он поблагодарил её, и она продолжила:

— Хотя я и не присутствовала на свадьбе.

Он ничем не выдавал своих чувств:

— У вас есть право свободно посещать все свадьбы…

— В любом случае, мы ожидаем, что как и прочих, нас тоже объемлет справедливость нашего предводителя…

— На какую несправедливость вы жалуетесь?

— Я защищаю слабость почтенной дамы…

Он с досадой ответил:

— Это вы ввели меня в искушение…

— А разве не открыты искушению сильнейшие и наиболее надёжные люди?

Он огорчённо пробормотал:

— Да будь ты проклята…

Поднявшись, чтобы уйти, она сказала ему:

— Мы не будем сидеть и ждать справедливости…

35

Прошли дни. Ревели вихри месяца амшир[5], а за ними последовали знойные ветра пустыни — хамсины. Тучи сгущались, но затем на лазурном небе становилось снова ясно.

С первого же месяца вспыхнул горячий конфликт между Фуллой и Агамийей, который лишь всё усиливался и разрастался без надежды на перемирие. Невестка меж тем рожала одного ребёнка за другим. Шамс Ад-Дин игнорировал этот конфликт, опасаясь поддержать угнетённую сторону, равно как и прикрикнуть на угнетателя. Он утвердился во мнении, что вступить в настоящую войну безопаснее, чем дать вовлечь себя в конфликт двух враждующих женщин. Фулла была упрямой, злобной, беспощадной, тогда как Агамийя была сильной и резкой на язык. Она прямо-таки зверела, когда впадала в гнев, несмотря на все свои преимущества: деловитость и самоотверженную преданность мужу и детям. Однажды ему довелось услышать, как Фулла срамила его жену, назвав её деда вором, а Агамийя в ответ закричала, что та —