Эпоха харафишей - Нагиб Махфуз

тренирует сейчас самое дорогое, что есть в его жизни. Смерть легче, чем отступление. На него напало упрямство, и он настойчиво и гордо напряг свои мышцы, затем поднял юношу обеими руками и швырнул на землю. И встал, тяжело переводя дыхание, испытывая боль и довольно улыбаясь.

Сулейман поднялся, смеясь:

— Ты и есть настоящий непобедимый Ан-Наджи.

Шамс Ад-Дин принялся одеваться. Он испытывал противоречивые чувства, но ни грусти не было на душе его, ни счастья. Солнце скрылось, и на пороге ночи воцарилась полная тишина.

47

Шамс Ад-Дин уселся на диване, а Сулейман рядом с ним. Он не отделился от отца, да и зачем? Выдавало ли его лицо страдания и боль?

— Почему ты не уходишь с миром?

Сулейман пробормотал:

— Мне стыдно за то, что произошло.

— Иди с миром.

Шамс Ад-Дину хотелось ещё раз повторить свой приказ, но он сдержался. Язык не подчинился ему, и он вскоре забыл об этом. Ночь наступила раньше обычного.

48

Шамс Ад-Дин Ан-Наджи потерял сознание.

Когда он открыл глаза, то увидел красные холмы, а над ними — пыльное небо. Воспоминания ласкали его, и так же быстро исчезли. Он переводил дух в какой-то пещере, успокоенный равнодушием. Туман рассеялся и обнажил лица Агамийи и Сулеймана. Тут неожиданно и грубо, с каким-то жёлтым смехом к нему вернулось сознание. Он почувствовал запах роз, исходивший от собственной головы и шеи. Побледневшая Агамийя прошептала:

— Ты нас до смерти напугал…

Сулейман спросил его дрожащим голосом:

— Отец, всё в порядке?

Тот пробормотал:

— Слава Аллаху…

И добавил извиняющимся тоном:

— Даже самому Шамс Ад-Дину не избежать болезни…

Агамийя изумилась:

— Но ты ведь никогда ни на что не жаловался…

— До чего же я ненавижу жаловаться.

И тревожно спросил:

— Эта новость уже разошлась за пределы дома?

— Нет, конечно. Ты был без сознания всего несколько минут.

— Замечательно. Нельзя, чтобы об этом кто-либо знал, даже сыновья не должны знать.

Он посмотрел на Сулеймана и сказал:

— Когда ты выйдешь за порог, то обо всём забудешь…

Тот покорно кивнул головой, а Агамийя спросила:

— Ты в порядке?

— Всё в порядке.

— У травника обязательно найдётся какой-нибудь рецепт, что будет тебе полезен.

Он раздражённо заявил:

— Он — один из наших врагов.

— Тогда цирюльник — он тоже может быть полезен, и к тому же он из наших сторонников.

— Я же сказал, что никто не должен знать. У меня всё в порядке.

Тогда Сулейман встревоженно спросил отца:

— Однако почему тогда случилось то, что случилоcь?

Тот ответил с притворной уверенностью в себе:

— Это всё из-за напряжённой деятельности после того, как я переел.

Сознание к нему полностью вернулось, как и уверенность в себе. Он встал и прошёлся по маленькой комнатке. Не лучше ли ему было провести несколько ночей без сна на маленькой площади перед обителью, как делал его отец Ашур? Однако его сразил неодолимый сон.

49

Ближе к вечеру он отправился на площадь. Солнце стягивало свои лучи-хвосты с крыш домов и минаретов. Он прошёл мимо Атриса, который поил своего осла из корыта, и молодой человек поприветствовал его, как приветствует ученик уважаемого учителя. Около фонтана в нише он вдруг столкнулся с шейхом переулка Саидом Аль-Факи, и остановился перекинуться с ним парой слов. Из своего укрытия позади корпуса фонтана до него донеслись слова Атриса, который говорил кому-то:

— Наш мастер Шамс Ад-Дин какой-то сам не свой…

Собеседник с сожалением сказал:

— Возможно, он болен…

Разделяя сожаление собеседника, Атрис ответил:

— Или может быть, он уже стар…

Шамс Ад-Дина смела волна ярости. Он вышел из своего укрытия и вернулся к Атрису, закричав на него:

— Безмозглый идиот!

И поднял его высоко перед собой, а затем бросил прямо в корыто. Толпа прохожих рассеялась, оставив ослов перед корытом, а те шарахнулись в сторону от всплеска воды вслед за падением туда тела Атриса.

Теперь уже не имело смысла идти на площадь: в стремительном, слепом порыве он бросился в бар, проскользнув через двери словно молния. Голоса пьяных посетителей стихли, а глаза уставились на него в изумлённом ожидании. Он же принялся глядеть на них с непонятным вызовом, пока они, пошатываясь, не поднялись, выражая почтительность.

В голове его пронеслись поистине дьявольские мысли, а меж тем к нему поспешил Усман Ад-Дарзи. Он очнулся наконец от своего безумия, и исчезли его безрассудные замыслы, он осознал своё глупое поведение. Больше он не собирался вести себя вызывающе или совершать ещё какую-либо глупость. Когда представится случай, он воспользуется им, а испытанию он подвергнется в своё время.

Он покинул бар, не сказав ни слова, и не сделав ничего, оставив всех в полном недоумении.

50

Дни следовали за днями. Показался жизненный путь, хоть и вдалеке на горизонте, но неотступно и твёрдо приближавшийся. И ничто не могло замедлить поступь самой судьбы. Он напряг свои мускулы, извлёк наружу свою волю и принялся ждать. Зачем ты держишься за свою силу, если никогда не преклоняется перед ней? Седина расходилась по всей голове, как и морщины вокруг рта и под глазами. Взгляд терял остроту, как и память.

Зато перемены с Агамийей происходили непоследовательно, и с ещё большей скоростью. Аппетит в еде уменьшился, пищеварение ухудшилось. Её преследовали боли неизвестного происхождения в спине и ногах. Она похудела, увяла, а потом и вовсе слегла. Что же обрушилось на эту сильную некогда женщину? Она перепробовала на себе рецепт за рецептом, но во всех не было какого-то одного, существенно важного ингредиента.

Он всё чаще просиживал в кафе, оставив повозку Сулейману, встречался со своими людьми, слушал новости, ежедневно взвешивая свой авторитет, проверяя его влияние на других. Однажды один из его последователей сообщил:

— А в Атуфе новый главарь клана…

Шамс Ад-Дин равнодушно заметил на