Сожжение - Мегха Маджумдар

– Кто вы такой, мистер? – спрашиваю я.

И он на это говорит:

– Я адвокат Дживан. Мне нужно подтвердить, что вы придете в суд.

Он протягивает мне бланк.

– Я не умею читать по-английски, – говорю я ему.

– Но она же вас учила? – спрашивает он.

– Учила, – вздыхаю я. – Как она там? Ее хорошо кормят?

Но этот человек предпочитает не отвечать на вопросы, а задавать их. Он говорит:

– Можем мы посидеть и поговорить? Я помогу вам заполнить эту форму. Давайте вон в той чайной?

· Физрук ·

Через два месяца после того, как Бимала Пал без лишнего шума и церемоний стала новым лидером партии Джана Кальян, она дает Физруку задание, которое, если быть честным, его несколько озадачивает.

Воздух по-зимнему холоден. Принадлежащий партии джип отвозит Физрука за восемьдесят километров в деревню под названием Чалнай. По хайвею едут фуры, везущие сезонные овощи – цветную капусту, картошку – и гудящие музыкальными клаксонами. Пешеходы – треугольники шерстяных шалей на двух ногах, то и дело перебегают дорогу, ничего не боясь.

Вблизи деревни джип замедляет ход, его колеса давят зерна, рассыпанные на дороге жителями. Девочка сидит на корточках, наблюдая, как проезжающие машины работают жерновами. У нее за спиной – от края мощеной дороги до горизонта, где виден лес, – тянутся поля стерни.

Государственная школа в Чалнае – строение без дверей рядом с пыльным полем. Внутри сидят с десяток человек, мужчин и женщин – учителя, как понимает Физрук. Сидят на полу, скрестив ноги. Когда входит Физрук, они молчат. У них такой вид, будто они ждут инструкций: что делать, как себя вести, говорить ли, смеяться ли. Физрук соединяет ладони в приветствии.

Задача Физрука – внушить учителям, что дети должны каждый день иметь полчаса для физической активности. Их надо выпускать на свежий воздух, чтобы играли в спортивные игры или бегали наперегонки. Если в школе не хватает спортплощадок, ученикам должно быть разрешено прыгать через скакалку. После двадцатиминутной лекции, во время которой Физрук чувствует себя слегка абсурдно, он раздает учителям партийные брошюры с иллюстрациями, где перегруженные знаниями ученики вешаются или прыгают с крыши. Такое бывает, и это серьезная проблема. Но здесь, перед пустыми лицами учителей, кивающих в ответ на все, что он говорит, Физруку кажется, что миссия его какая-то глупая. Тут же, в конце концов, деревня, полно лесов и полей, где дети могут бегать на свободе.

Ночью, дома, он снимает рубашку и майку, покрасневшую от тамошних почв. Когда умывается, то выковыривает из ушей красную пыль.

– Так зачем на самом деле тебя туда посылали? – спрашивает жена.

Физрук задумывается. У него такое чувство, что это была проверка, испытание. И он не знает, прошел он эту проверку или нет.

· Дживан ·

За главным зданием тюрьмы – длинная канава, поросшая зеленью. Над ней изогнутая водопроводная труба с дюжиной кранов. Здесь я каждое утро стою на коленях, отстирывая вещи Американди.

Тем утром я тоже стою на коленях, стираю, бью камиз и шальвары оземь, смотрю, как расходятся круги пены, и вдруг чувствую, что за моей спиной кто-то есть. Это охранница.

– Твой адвокат явился. Бросай это дело и пошли.

Вот так просто? А то я не знаю, что Американди мне устроит, если я брошу ее вещи нестиранными?

Я их быстро полощу и выжимаю, всю свою силу вкладываю в руки, ручьи текут из одежды. Расправляю, хлопая в воздухе, меня окатывает мелким дождиком, я вешаю выстиранное на веревку у себя в камере. Когда я наконец иду в комнату свиданий, у меня на каждом шаге спина так болит, будто там давно надо все петли смазать.

Никогда не видела, чтобы Гобинд улыбался так широко.

– Лавли появилась, – говорит он, вставая мне навстречу. – Вы правы. Ей сообщили.

– Я знаю, – отвечаю я. – Моя мать ее нашла, а вы не могли.

– Она обещала, что будет свидетелем, – говорит он, будто не слыша. – Это победа!

Через несколько дней в газетах печатают, что Гобинд провел интенсивные поиски, целые дни и ночи разыскивал, но все-таки нашел эту неуловимую хиджру – Лавли.

Когда я упоминаю Физрука, Пурненду приподнимает брови.

– А что такое? – спрашиваю я. – Вы его знаете?

– Это тот человек, которого видели с Бималой Пал? – спрашивает Пурненду. – Новый член партии Джана Кальян?

– Нет-нет, – говорю я. – Он просто у меня физкультуру преподавал, в школе С. Д. Гхоша.

Как-то раз после урока, когда у меня от солнца кружилась голова, Физрук сказал подойти к нему. Интересно, что не так? – подумала я. – Подол истрепался, шнурки грязные?

Он сказал сердитым тоном, но так, словно не хотел меня смутить:

– Ты нормально ешь?

Я попыталась улыбнуться, как будто вопрос был глупый.

– Очень жарко, сэр. Поэтому у меня слабость.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, и я решила, что буду наказана. Когда учителя меня вызывали, обычно этим и кончалось.

Но Физрук отвел меня в учительскую и дал мне коробку для ланча, достав ее из своей сумки. Там лежало несколько кусков рути, свернутых треугольниками, и овощи.

– Сядь и съешь, – сказал он мне.

Я так и сделала. Все мои внутренности бунтовали, требуя еды, и вопили так, что заглушали смущение. Мать всегда нам готовила, но в этом месяце отцу потребовался укол, который стоил всех денег на продукты. На завтрак мне досталось лишь немного соленого риса.

После того случая Физрук за мной присматривал. Подсовывал мне хлеб с джемом или банан. Я, в свою очередь, занималась у него на уроках с энтузиазмом. Бегала на месте – «Колени выше! Выше!» – и энергично прыгала с баскетбольным мячом. Упражнялась с новыми обручами. Бегала, разрезая локтями воздух и работая бедрами, как насосом. Думала о тех случаях, когда оставалась дома присмотреть за отцом, а вот сейчас все мои конечности блестят от пота.

Физрук, сверкая лысиной, окруженной венчиком приглаженных волос, стоял на жаре урок за уроком, держа возле губ свисток. Он мне улыбался и говорил: «Молодец!»

Однажды спросил, интересно ли мне поехать в крикетный лагерь.

Иногда я думала, не потому ли он уделяет мне внимание, что тоже чувствует себя здесь чужим. Он – отец, а остальные учителя – матери. Когда на утренней линейке директриса говорила духоподъемную речь, а микрофон начинал верещать, дамы оглядывались, ища Физрука взглядами. Такое вот было у него место в школе – чуть в стороне от всех прочих.

Потом произошли два события.

Первое – я побывала на дне рождения одноклассницы. Мать Прийи привезла нас домой на автобусе и заплатила за мой проезд. Я стояла на неровных деревянных планках, на этот раз в туфлях, высоко подняв руку к поручню – металлической трубе под потолком. Какая-то дама ела шоколадные вафли, у нее на коленях стояла полная сумка этих