Я – Распутин - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хм… И где я его возьму? Надо срочно налаживать производство.
Во-вторых, в пачку с документами и письмами было вложено положительное решение столоначальника МВД о регистрации партии «Небесная Россия». К решению капитан, который занимался оформлением документов, приложил записку, что уже можно открывать банковский счет и встречаться с главой избирательной курии Санкт-Петербурга.
Тут я задумался. Во Вторую Думу мы уже не успевали пройти по спискам городской курии – они утверждены. Но «двоечка» просуществует недолго – до лета. А там на подходе и Третья Дума, в которую надо не только попасть, но и не дать ее закрыть.
Рушить слабенькое государственное устройство только из-за польского вопроса? Ну уж увольте. Пшеки не заслужили такого внимания. Тем более впереди Первая мировая война – несколько лет будет вообще не до польского вопроса. Мобилизовали мужское население – и на фронт. Там демонстрируйте свою воинственность.
Да, Третья Дума закрылась не только из-за вопроса с выборами в Польше – шло противостояние с Госсоветом. Тот в свою очередь воевал со Столыпиным. Все грызли друг друга, и никто не хотел уступить. Николай, как водится, занял позицию «а я тут при чем? Давайте там сами». Оскорбленный спикер Думы – Гучков – в знак протеста отказался от своего звания, и на его место был избран Родзянко. Тот еще интриган – критиковал «болезненный мистицизм» императрицы Александры Фёдоровны, готовил дворцовый переворот. Заговорщиков, конечно, взял бы к ногтю Столыпин, но через пять лет его застрелит в киевском театре анархист Багров. Который (сюрприз!) окажется осведомителем Охранки и попадет на место преступления по пропуску, выданному местными «бурильщиками».
Я тяжело вздохнул. В этот серпентарий с кобрами мне совсем скоро придется глубоко нырнуть. Удастся ли вынырнуть?
Прошло полчаса, а мы все еще тащились в пробке. Ржали лошади, переругивались извозчики. Сверху сыпался мокрый питерский снег.
* * *Обстановочка в газете была так себе, вроде работают, а вроде и нет. Витал над всеми дух неопределенности – а ну как не откроют после третьего-то запрещения?
Художник вяло чиркал на листочке бумаги, кружок репортеров оживленно обсуждал в углу, куда податься, этим же заняты были и два фельетониста. Писал только один репортер – быстро так, красиво. Прям каллиграф.
– День добрый, господа хорошие, – я скинул шубу у входа и решительно прошел в зал.
– Добрый, вы, надо полагать, господин Распутин? – отозвался старший среди присутствующих, благообразный старичок с седым венчиком волос и длинным носом. Прям Буратино в старости.
Однако шустрые тут газетчики, уже в курсе. Краем уха уловил шепотки – «новый фаворит царя», «дворянство дали», неплохо, неплохо, так и до всероссийской славы дойдем. А там и до мировой рукой подать.
– Распутин, Григорий Ефимович. О чем пишете? – поинтересовался я у «каллиграфа», чтобы как-то завязать разговор.
– В «Метрополе» открылся двухзальный электротеатр «Опера-Кинемо»… – вздохнул мечтательно репортер. – Новое слово в синематографе. Вот, руку набиваю.
– Господин Распутин, – «Буратино» подошел ближе, – а чем, собственно, можем быть полезны? Только учтите, газета под запрещением, объявлений не принимаем.
– А мне объявлений и не надо. Мне вся газета нужна.
– Это как же? Статья на все полосы? – недоуменно спросил высокий репортер в клетчатом пиджаке, сразу напомнивший мне Коровьева, только пенсне не хватает.
– Поднимай выше, вся газета нужна, целиком. Пойдете ко мне работать? – повысил я голос и оглядел всех разом. – Деньгами не обижу, будет не меньше. А коли сумеем на широкую ногу поставить, так и больше.
– А вы, надо полагать, опытный в издательстве человек? – ехидненько спросил фельетонист помоложе, с карандашом за ухом. – А то ведь угробить газету дело нехитрое.
– Она у вас и так уже угробленная, – усмехнулся я. – Не боись, справлюсь. Да и вам-то что за дело, печатай, что говорят, да жалованье получай.
– Направление газеты какое предполагаете?
– Христианско-демократическое.
– Это как? – озадаченно спросил «Буратино».
– А вы, собственно, кто будете? – поинтересовался я у старичка.
– Я Перцов. Петр Петрович. Издатель и главный редактор газеты. Ныне закрытой. – «Буратино» тяжело вздохнул.
– Так откроем заново, – задорно подмигнул я. – Иду к Столыпиным днями – попрошу уважить.
Репортеры оживились, Перцов нахмурился.
– Ну а все-таки! Каково направление, ежели мы согласимся с вами работать?
– А вот какое. Что-то от октябристов, что-то от кадетов, что-то от православных. Но никакого черносотенства! Несть для нас ни эллина, ни иудея.
При последних словах пара лиц разгладились. Ну да, соплеменники Адира, неудивительно.
Полчаса еще уговаривал и отвечал на вопросы, но почти все согласились. Трое или четверо только в отказ пошли, видимо, уже присмотрели себе новые места и решили не рисковать. Объяснил, где типография будет, велел связаться с капитаном, коли будут вопросы по хозяйству. Оставил задаток. Повезло еще с тем, что у редакции было собственное издательское оборудование – пресс, наборный стол, резаки и прочее. Все это потребует дополнительных расходов на выкуп, но дело того стоило.
Заодно дал команду найти помещение и снять от имени партии «Небесная Россия», показал полицейское разрешение. Это произвело впечатление. Теперь бы еще выкроить минуту и набросать основы редакционной политики…
* * *Всероссийская слава действительно близко, судя по тому, что на Царскосельском вокзале мое появление произвело некоторую заминку. Не фурор, конечно, но все-таки. Два господина в хороших шубах постарались сесть со мной рядом, удалось только одному, с острой хорьковой мордочкой. Да и шуба на нем тоже хорьковая, вот прикол будет, если и фамилия у него Хорьков.
Крысеныш поначалу бросал на меня взгляды исподтишка, потом, удовлетворившись увиденным, начал малозначительный разговор и ловко свел его к коммерческим операциям, я даже дремать перестал. А ничего так, вполне мог бы кое-кого из всех этих коучей-тренеров НЛП – горячих продаж за пояс заткнуть, соседи вон как ведутся. Или они подсадные? Впрочем, мне-то что до того, я тут только зритель.
– Верное дело! – вещал хорек. – Надежные люди сообщили, ожидается подряд на бязевое белье. Если стакнуться и выкупить склады по Питеру, то на рубль вложенный два с полтиной получить можно, только нужно кое-кого подмазать. А если еще кто сможет слово за нашу коммерцию замолвить, там, наверху – тогда и до трех рублей можно. Ну и благодетеля не обидеть, конечно.
И так хитро на меня поглядывает. Ага, только шнурки поглажу.
– Удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, – цитатой из Библии ответил я, – нежели богатому войти в Царствие Божие.
Хорек резко расстроился. Соседи начали злорадно улыбаться.
В Царском Селе вышел на перрон, потянулся и только шагнул к выходу – жандарм. Козырнул:
– Григорий Ефимович, господин Распутин?
– Чего тебе, служивый?
– Велено вас сыскать, а сыскав – представить, прошу за мной.
– Куда это? – удивился я не самому вниманию правоохранительных органов, а неожиданной вежливости в обращении.
– Во дворец, санки дожидаются.
Оп-пачки. Я теперь
