Я – Распутин - Алексей Викторович Вязовский

– Насчет того, что деревенский мужик будет нам объяснять трудовое законодательство. Ах, прошу покорно извинить! – Столыпин привстал, сделал издевательский поклон. – Как же я забыл. Не мужик. Дворянин Распутин-Тобольский!

– Я своего мужичества не стыжусь… – я кинул папку с документами на стол. – И от него не отказываюсь. Царь наградил дворянством – ну и ладно. Дают – бери. Бьют – беги.

– Вот-вот! – поддакнул премьер. – За такие инициативы с трудовыми законами не только меня, все правительство промышленники забьют кольями. Не убежим. Только-только начало оживать производство, пошел рост, подати собираются. Даже за границу поставлять начали кое-какую номенклатуру, а не только зерно гнать. И что? Подрезать крылья фабрикантам? В своем ли ты уме, Гриша?

Да… Тяжелый случай. Столыпин-то у нас главный лоббист мироедов. Об этом я и забыл.

– Ну, нет так нет.

Премьер удивился столь быстрой моей сдаче позиций:

– Тогда зачем пришел?

– Поперву показать вот это… – я положил перед Столыпиным фотографии Адира. Получилось очень наглядно. Премьер долго перебирал карточки, несколько даже забрал себе.

– Покажу жене. Измучилась вся.

Я покивал.

– Спасибо тебе… – после долгого молчания произнес премьер. По его лицу пробежала тень. – Ты дал нам надежду.

– Дочери пока не говорите – не надо.

– Сам понимаю. – Столыпин побарабанил пальцами по столу. – Судя по папке, ты не с пустыми руками пришел.

– Партию свою хочу основать, – бухнул я. – Крестьянскую.

Премьер скривился. Оно и ясно. Во Вторую Думу всячески пытаются не пустить крестьян – даже ввели специальный ценз (наличие домохозяйства) и особые «сенатские разъяснения».

– Выборы уже в феврале… – пожал плечами Столыпин. – Никак не успеть. Даже начинать не стоит.

– Стоит, еще как стоит! – настаивал я, проталкивая на стол премьеру устав и программу партии.

– Да есть же партии, которые занимаются крестьянскими вопросами! Зачем еще одна?

И РСДРП, и эсеры… Не говоря уж о народных социалистах, трудовиках!

Сейчас за новую Думу борются, в общем, четыре главных течения. Во-первых: правые монархисты, стоящие за укрепление самодержавия. Это Русское собрание, Союз русского народа, Союз русских людей, Русская монархическая партия. И как же без аристократов – Объединённое дворянство. Во-вторых, это октябристы, принявшие программу Столыпина. Разумеется, кадеты. И наконец, левый блок, объединивший социал-демократов, эсеров и другие социалистические группы.

Устраивается много шумных предвыборных собраний с «диспутами» между будущими депутатами, открываются отделения по всей России, печатаются прокламации.

– Партии есть, а крестьян тама нет. Одни краснобаи из адвокатишек да всякие разночинцы. Живут в своих европах да столицах… да что они могут знать о России?

Я еще ближе подвинул документы к Столыпину, тот, покачав головой, начал их просматривать.

– Дельно написано.

Спустя четверть часа премьер закончил читать, отложил бумаги.

– Крамолы не вижу. Даже не к чему придраться. Название, правда, странное. «Небесная Россия»… – Столыпин взял перо, окунул в чернильницу.

– Ладно, польза от тебя, Григорий, есть… – премьер нашел взглядом фотокарточки, улыбнулся. – Во Вторую Думу ты уже не успеваешь зарегистрироваться. Вреда особого не вижу.

Столыпин начертал в правом углу размашисто: «Рассмотреть».

Отлично! С такой подписью я скручу в бараний рог всех чиновников да столоначальников МВД.

Шпики начали конкретно так напрягать. Следили не только за мной, но и за капитаном, заводили разговоры с «небесниками» – пытались вербовать агентуру в общине. Пора было дать по рукам Ник Нику и Герарди. Больно так дать.

Собрались впятером – я, Стольников, выздоровевший Дрюня и оба покровца.

– Подрезать бы их в темном углу… – сразу поднял ставки Николай Распопов, как только я озвучил проблему. – И под лед. Пропали и пропали!

– Без смертоубийства… – осадил я шурина. – Под лед тоже не пойдет. Там… – я ткнул пальцем в потолок, – должны понять и осознать.

– Можно и без смертоубийства. – Илья Аронов выпростал из рукава кистень.

– Нужен план, чтобы нас не заподозрили, – резюмировал капитан. – Лиговка!

После вечерни в храме Воскресения я вышел наружу, свистнул извозчика.

– На Лиговку гони, – тихо произнес я.

– Не, барин, не поеду, – покачал головой пожилой извозчик с бляхой номер тридцать три. – Ограбят, коня сведут.

– Трешка.

– Эх, барин… Высажу на окраине.

Я оглянулся. К филерам подкатили собственные сани, они встали в хвост за нами. Проехав Фонтанку, мы повернули направо. Дома стали хуже, улицы грязней. Даже свежевыпавший снег не маскировал окружающее свинство.

И чем дальше мы катились по скверной, нечищеной улице, тем паршивее становились строения. Пошли откровенные «трущобы». Питерская «Хитровка» – во всей красе.

Извозчик остановил лошадь, повернулся ко мне:

– Все, дальше не поеду. Страшно.

Я отдал трешку, выбрался из экипажа. Проверил пистолет в кобуре, взмахнул руками. Второй «браунинг» легко скользнул в ладонь. Со стороны это, наверное, выглядело странным. Стоит барин в бобровой шубе и машет руками.

Филеры выскочили из саней, разошлись по обе стороны улицы. Двинулись за мной.

Я вспоминал план, который начертил мне капитан. Ага, здесь вроде бы налево.

Публика встречалась весьма подозрительная – все без исключения пялились на меня.

Шатающийся мужик развязно крикнул вслед:

– Эй, бобер, шапка не жмет?

Я проигнорировал нахала, свернул в первый переулок. Судя по плану, мне нужен был второй справа. Два филера отправились следом, третий остался на улице. Пейзаж не изменился – разбитые фонари, полуразвалившиеся дома с пустыми окнами.

Вдруг из подворотни вынырнул звероподобный, косматый мужик, вытащил нож.

– А ну, дядя, давай лопатник. – Меня обдало водочным запахом.

Черт, как не вовремя! Я дернул рукой, «браунинг» влетел в ладонь. Ткнул дулом в пах грабителя.

– Ща яйца отстрелю. Всосал?!

Мужик посмотрел вниз, с трудом сглотнул.

– Убрал нож и кивай.

Я приблизился ближе, заметив краем глаза, что филеры остановились рядом, начал громко проповедовать:

– Да будет тебе известно, брат, что Иисус Христос был распят посреди разбойников. Их было два: один покаялся и отправился в рай с Богом, другой – нет, сейчас в аду воет от ужаса. Ты хочешь спастись?

Грабитель что-то промычал утвердительно, старательно смотря вниз.

– Повторяй. Посреди двух разбойников мерило праведное обрелось – крест Твой, Господи.

Эту проповедь я слышал совсем недавно в церкви. Кое-что запомнил.

Мужик начал, запинаясь, повторять.

– Одному, низводимому во ад через тяготу хуления, а другому – к облегчению грехов и к познанию богословия. Христе Боже, слава Тебе!

Я перекрестил разбойника свободной рукой, прошептал:

– Вставай на колени.

Тот, помявшись, бухнулся в снег. По своей инициативе перекрестился.

– Иди, брат, и не греши более.

Я отпустил «браунинг», он незаметно скользнул по руке в рукав. Не оглядываясь, быстро пошел по переулку, зная, что шпики все слышали и видели и сейчас догоняют меня. Резко завернув за угол, я отскочил за дровяной сарай у мусорной кучи. Успел даже хлопнуть по плечу шурина, что стоял, курил папироску в компании Дрюни и Аронова.

Филеры вылетели следом и тут же натолкнулись на мою боевую команду.

– А шо эта у нас тут за фраера, шастают… – сразу начал напирать Николай. – Давай, выворачивай карманы, сымай клифты!

Один из шпиков полез за пазуху, видимо за пистолетом. Распопов просто, без затей ткнул ему папиросой в глаз. Раздался жуткий вопль.