Наследство - Владимир Топорков

– Заживёт как на собаке.

– Вот правильно, правильно, Егор Васильевич. Погубить ваш друг надумал нас, как есть погубить. Сейчас проверки пойдут, обнюхивания. А ведь Егор Васильевич авторитетный товарищ…

– Где Сергей Прокофьевич? – прохрипел Дунаев.

– Там, на берегу остался, – заторопился Кузьмин, – утушек стреляет. Как есть в неведении.

Егор поднялся с полка, упёрся взглядом в Боброва:

– Вот что, Женя, ты сейчас к нему поедешь! И чтоб ни гу-гу! Не нужно ему знать о моей оплошности!

Егор опять повалился на полок, застонал.

– Правильно, всё правильно, – сорокой верещал Кузьмин, – истинный крест, правильно. Самое главное – от проверок подальше…

– Да что ты скрипишь, Михаил Степаныч! Заладил одно – проверка, проверка… Что делать, если человек в беду попал…

– Не велика беда, Женя, не велика… Сами разберёмся. Ты уж езжай, езжай к Сергею Прокофьевичу, только добычей не хвастайся, уточек убитых не показывай, сними с пояска.

– Почему? – спросил Бобров.

– Ревнивый он очень, как молодая красавица. Ещё разозлится, что больше его настрелял, и по морде хряснет. Как есть говорю. Были такие случаи, так что не гордись охотничьей удачей. И про Егора Васильевича – ни слова. Я его сейчас в такое место отправлю – ни кот, ни кошка не сыщет…

…Бобров гнал лодку по Струительному, и на душе было тоскливо.

Глава седьмая

Егор Васильевич вышел на работу через неделю. Накрапывал мелкий дождик, и на холмах омытая травка отдавала мягкой зеленью. Такой дождичек весной – как подарок, будто слитки золотые падают с небес. Но даже это не радовало сегодня: на душе была свинцовая тяжесть, и чувствовал себя Егор Васильевич убогим странником, бредущим по дороге.

Испортила ему настроение Лариса, полный ералаш в доме устроила.

Началось это ещё вчера, когда Дунаев вернулся из Зареченска, маленького районного городка на севере области. Тогда после несчастья на охоте, Кузьмин отвёз его туда и правильно придумал, старый чёрт, правильно. Теперь можно признаться – струсил он, Егор Дунаев, беззащитным себя посчитал, мысли голову смяли. Да и было чему испугаться. Первая мысль о здоровье была, говорят, своя рубашка ближе к телу. Не позаботишься о себе – кто тебя вспомнит! А вдруг заражение крови, гангрена, тогда как? Чёртова водка подвела: руки стали как чугунные, скованные, вот и скользнуло ружьё в грязь. Правду говорят, один раз в год оно само стреляет.

Самый большой страх, и в этом тоже можно только себе признаться – за судьбу свою, за судьбу Безукладова. По прокурорским нормам каждый случай ранения огнестрельным оружием должен расследоваться. Значит, понаехало бы следователей на Струительный. И пошли бы суды-пересуды, и не столько о его оплошности – тут факт ясный, как солнечный день, а вот об этой базе, зачем да на какие деньги она сделана. В свидетели потянули бы и Безукладова, разве спрячешь факт его присутствия на охоте? Первым тот же Кузьмин сболтнёт. Любит человек хвастаться знакомствами с высокими людьми, прямо зуд какой-то, и тогда всё тайное станет явным.

Да, большую оплошность допустил Дунаев. А всё так хорошо начиналось! Он даже на этот корявый разговор Боброва с секретарём обкома не обиделся. Манера такая у русских людей – за беседой все проблемы сваливать в кучу, громоздить в неподъёмный воз. Кстати, уступить надо Женьке с этим Плаховым, правильно сказал тогда Сергей Прокофьевич – пусть шею себе ломает, грамотей несчастный. Много любителей дармовую деньгу зашибать, будто нажива в руку лезет, как щука весной в вентерь.

А ещё испугался тогда он Ларисы. Что-то сдвинулось в бабе за последнее время, стала раздражительной, как осенняя муха, уставится на него голубыми глазами, точно буравит насквозь. А то на диване колодой лежит, как айсберг. И душа у неё на айсберг похожа – ледяная, неприступная. Наверняка на настроение её повлияли его отлучки частые, застолья разные, только надо голову на плечах иметь – как в наше время без этого обойтись.

Шёл по скользкой от дождя улице Дунаев и удивился: ловко тогда Кузьмин всё придумал, умный мужик. Они решили перед Безукладовым не хитрить, как вначале думали, рассудили здраво: невыгодно ему эту ситуацию против Дунаева оборачивать, сам же себе и сломает шею. Наоборот, в его положении надо молчать.

Они дождались, пока Женька привёз Безукладова на лодке, и Бобров, наивная душа, даже удивился, когда Дунаев с порога баньки сам сошёл с рукой на перевязи. Безукладов тоже испугался, наверное, сердечко громко застучало при виде такой ситуации, но Кузьмин его успокоил: не надо, дескать, волноваться и торопиться, а сам с шуткой-прибауткой всё это изложил. Надо теперь Егору Васильевичу на недельку отлучиться – слетать в Крым по делам пансионата, посмотреть, как там дела-делишки, хозяйский глаз – ватерпас, он во всяком случае полезен, как нож за голенищем.

Мудрый, чертяка, этот Михаил Степанович! Колхоз «Вперёд» действительно недалеко от Евпатории пансионат строит на паях с другими колхозами района, и первый закопёрщик в этом деле как раз Сергей Прокофьевич. Ловко придумал, бес! Пока будет лечиться Егор, в колхозе пусть думают, что председатель на юг улетел. И в районе тоже…

Кузьмин тогда сказал Безукладову: «Вы уж, Сергей Прокофьевич, отпустите звоночек кому следует, чтоб не разыскивали, а мы постараемся Егора Васильевича за недельку на ноги поставить». И Безукладов ни словом не обмолвился, головой согласно закивал, значит, всё правильно понял: Женька глядел растерянно, он не знал, видимо, как воспринимать эти действия, но Кузьмин и для него определил чёткую программу поведения: «Ты, Евгений Иванович, на себя колхоз принимай, пока Егор Васильевич отсутствовать будет. Веди его линию». Вот так чётко и мудро Кузьмин всё расставил по своим местам в этой сложной ситуации. А потом в Зареченск повёз Егора.

И в Зареченске Кузьмин всё обтяпал – лучше не придумаешь. Оказывается, племянница у него там врачиха, Елена Алексеевна, живёт. Эх, Елена, Елена, сладкая женщина!

Они с Кузьминым приехали часа в два, и Елена Алексеевна ситуацию поняла с полуслова. Они съездили с Кузьминым в больницу за инструментом, и потом Елена сделала несколько уколов, обезболила рану.

Боль отступила сразу, и, когда Елена ковырялась в руке, Егор постанывал, скорее всего, только от страха. Она заставила пальцами пошевелить, и засмеялась тихо, как горлинка лесная:

– Вы счастливый, Егор Васильевич, даже не в рубашке, а в телогрейке родились! Только мякоть повреждена, дробинки вышли насквозь. Три шва наложила, чтобы кожу натянуть. Теперь с неделю надо отлежаться. И желательно под контролем врачей.

– У тебя и отлежится, – сказал тогда Кузьмин, и заметил Егор – она не засмущалась, ответила буднично как-то: «У меня так у меня».

Квартира у Елены двухкомнатная, внутри небогато, но Егора это не волновало – разберёмся, диван в гостиной, кажется, стоит, так что нормально. Немного смущало, как он останется один на один с чужой женщиной. Кузьмин по дороге рассказал ему грустную историю Елены. Муж её, тоже врач, прошлым летом разбился на мотоцикле, и с тех пор живёт она одна.

Как у них всё произошло, Егор и сейчас отчёт не даст! На четвёртую ночь поднялся он, зашмякал босыми ногами по стылому полу, тихо прокрался в её комнату, и Елена не крикнула, не оттолкнула, наоборот, огненными сухими губами впилась в него, как припала в жару к стылой воде… Голова закружилась у Егора, будто от долгой болезни, он замычал, повалился на горячую постель, потонул в забытьи…

Кузьмин приехал в пятницу, и, наверное, сразу, подлец, раскусил, что они с Еленой сладкую, как мёд, свадьбу справили, за столом сидел, улыбался котовской улыбкой. Елена бегала на кухню по-девичьи лёгкая, как воздушный шарик. Собрав закуску на стол, присела, успокоилась, но глядела не на дядю, а впилась в Егора так, что тому дышать стало тяжело. Под столом нашёл её тапочку, придавил, но Елену и это не смутило – только лицо вспыхнуло каким-то ликующим светом, а глаза колодезной свежести давили и давили Егора в упор, как два ружейных ствола…

Они долго просидели за столом. Кузьмин опрокинул несколько рюмок, тыкал вилкой в скользкие солёные огурцы, рассказывал о колхозных делах. Выходило, что там всё нормально, Женька командует с умом, надумал перед севом проверку техники провести по бригадам, и мужики зачесали затылки, забегали порезвее. И ему, Кузьмину, пришлось помотаться изрядно, поэтому раньше не приехал. Бобров его заставил по складам в поисках частей, будь они трижды неладны, блукать с утра до ночи, месить грязь на дворах да всяких кладовщиков и заведующих обхаживать, как красную девку. Рассказывая об этом, Кузьмин зыркал на Елену, потихоньку улыбался, но Елена, святая душа, тонких взглядов этих не улавливала, сидела, смотрела в одну точку.