Наследство - Владимир Топорков

К подножью балки сползли и застыли земляные наплывы. Плодородную почву стащила вода с полей. Пожалуй, самый большой урон пашне приносит водная и ветровая эрозия, это каждый хлебороб знает. Но и здесь его земляки палец о палец не ударили, чтобы противопоставить стихии человеческую волю. А ведь самый простой земляной вал мог бы сослужить добрую службу.

Бобров побывал ещё на нескольких полях и там увидел такую же неприглядную картину. А на Россошном даже кулаки зачесались – элементарное правило попирают его земляки, пашут вдоль склонов. Значит, и здесь появится овраг.

Бобров вернулся с полей, злой, в висках стучало от увиденного, и, не заходя в свой кабинет, пошёл к Дунаеву. Неизвестно, что он наговорил бы ему под горячую руку, окажись тот в кабинете. Но председателя не было, а секретарша Света, густо намалёванная девица, с любопытством уставилась на главного агронома:

– Случилось что-нибудь, Евгений Иванович? – спросила она.

– Ага, случилось, – буркнул Бобров.

– Председатель на ферму поехал, сказал, что будет через полтора часа.

Он с сожалением взглянул на часы. Но делать было нечего, пора и о себе подумать. Он сходил в колхозную столовую и за обедом немного успокоился, ещё раз в голове прокрутил ситуацию. В предстоящую весну многого сделать не удастся, но кое-что можно наметить и осуществить. И прежде всего возродить лесные полосы. Тут надо Ларису на помощь пригласить со школьниками. Бобров на миг представил, как весёлой стайкой зашагает ребятня по полям, какой будет это праздник для них. Многое можно сделать и по строительству защитных валов. Несложное дело, только обида на сердце, почему Дунаев этим раньше не занялся.

Евгений Иванович возвращался из столовой, когда его обогнал Дунаев. Заляпанный грязью «уазик» завизжал тормозами, и Егор Васильевич, в резиновых сапогах, плаще-накидке, высунулся из кабины, поманил Боброва рукой.

– А я тебя ищу – с ног сбился. Лицо председателя, озабоченное, чуть припухшее, дрожит.

– Да я не пропадал вроде, – засмеялся Евгений Иванович. – С утра в поле уехал…

– Нашёл время, – Егор Васильевич пошёл к машине, – там в поле сейчас нечего глядеть. Тоска одна…

– Да нет, не скажи, кое-что я рассмотрел, – сказал Бобров, усаживаясь на заднее сиденье, – могу и тебе…

Дунаев не дал закончить фразу, крикнул:

– Ты полегче там, а то кишмиш устроишь.

Несколько ящиков, закрытых промасленной бумагой, лежали на сиденье и полу, и Евгений Иванович догадался – наверняка озабоченность Дунаева вызвана приездом Безукладова. Ведь говорил он ему раньше об этом.

– Евгений Иванович, давай на будущее договоримся, когда куда уезжаешь – предупреждай. А то, в самом деле, нехорошо получается…

– Безукладов приезжает?

– Угадал. Ружьё где у тебя?

– На квартире…

– Ну тогда туда поскачем…

Заревел натужно «уазик», разбрасывая грязь. Дунаев сосредоточенно прилип к рулю.

Боброву показалось ненужным заводить сейчас разговор об увиденном. Обстоятельной беседы не получится, а скоропалительный разговор Дунаева может не заинтересовать. Тот человек увлекающийся, так что из-за предстоящей охоты на его идеи он может и рукой махнуть. «Ладно, – подумал Бобров, – отложим разговор на лучшее время».

В посёлке Егор лихо подкатил к квартире Боброва, приказал:

– Две минуты на сборы Женя! Больше времени нет. И так опаздываем. А точность – вежливость королей.

Уже после, когда Бобров, захватив ружьё и патронташ, сел в машину, Дунаев просил как будто между прочим:

– Говорят, у тебя, квартирантка новая появилась?

– О чём ты?

– Да вроде не знаешь, о тётке Стеше Грошевой.

– А почему спрашиваешь?

– Просто интерес проявляю.

Егор лихо гнал машину, и она выскочила за райцентр, прогремела по мосту, устремилась к лесу. Вся пойма была залита водой, водная лавина скрыла луговину, придавила ольховые кусты. Редкие льдины торжественно проплывали по середине реки, сверкая зеленью изломанных боков.

– Значит, интерес есть? – спросил Бобров. – А почему раньше не было? Ведь я говорил с тобой.

– Я, Женя, – Дунаев повернулся, в упор посмотрел на Боброва, – про интерес не случайно упомянул. В интересах твоего же благополучия…

– А при чём тут моё благополучие?

– Чудак ты, – привычно хохотнул Дунаев. – Ведь мы в деревне живём, здесь каждый человек на виду. Вот ты старуху пригрел, а мне уж информация – новый колхозный агроном благотворительностью занимается, привечает всяких…

– А что тут плохого? – Бобров почувствовал, что сейчас взорвётся, наговорит дерзостей.

– На каждый роток не накинешь платок, Женя. – Дунаев говорил вроде миролюбиво. – Недолюбливают её, тётку Стешу, в колхозе, блажной считают…

– Кто считает, уж не Кузьмин ли?

– При чём тут Кузьмин. Хотя и Кузьмин имеет право. Он работник исправный, хоть и не без греха…

– Грех-то его известный. За бутылку мать родную продаст… Машина с асфальта повернула влево, по просеке запрыгала по кореньям, и Бобров понял: к Струительному озеру повернул Дунаев. Удачное место для охоты, что и говорить. Среди леса километров на семь тянется озеро, берега утопают летом в бурной зелени травы и кустарника. Лучшего места для гнездования птицы нет в округе, и на озере, как на птичьем базаре, стоит неумолимый гомон. Вспомнилось Боброву, как раза три в детстве приходили они сюда со Степаном, шкодили, разоряя птичьи гнёзда, пока не узнала об этом Софья Ивановна. Тогда Женька часа два отстоял в углу в тёмном чулане, и на душе было уныло.

– А кто мне технику в боевой готовности держит? – возвращаясь к разговору, спросил Дунаев. – Кузьмин, вот кто! Он себя не пощадит, разобьётся, а любую железяку найдёт. Иногда даже удивительно: в соседних колхозах техника стоит, а у нас вся как часы. Кого заслуга. Кузьмина.

– А может быть, Егор Васильевич, его не хвалить надо, а наоборот, кнутом стегать?

– Это почему?

– Я часто задумываюсь, почему у нас процветают доставалы всякие… Честному человеку от них ещё трудней живётся.

– Не зевай, – на то ярмарка, – хохотнул Егор.

– Вот и я говорю, честные люди от этих проныр страдают. А мы их поощряем…

Дунаев ещё раз резко повернул руль влево, несколько минут гнал между высоченными соснами, а потом тормознул перед металлическими крашенными охрой воротами.

– Ты на нашей базе бывал? – подмигнув, спросил Дунаев.

– Какой базе? – удивился Бобров. Никакой ограды ворот раньше перед Струительным озером не было. Зимой жители Осинового Куста ездили сюда за дровами, осенью собирали сухую хвою – «колушки» – для топлива.

– Сейчас модно называть такие сооружения гостевыми домиками. – Егор засигналил, за оградой залаяли собаки, скрипнули ворота, и Бобров обомлел – открывал им Кузьмин. В зелёном прорезиненном плаще, яловых сапогах, полувоенной фуражке, казался он богатырского роста, спокойным, важным. Светлыми глазами Кузьмин пристально, в упор глядел на Егора, чуть не по-военному стукнул каблуками.

– Как дела, Михаил Степанович? – спросил Егор.

– Всё в порядке, Егор Васильевич! Баня натоплена, подсадные в кошёлке!

– Не приехал Сергей Прокофьевич?

– С минуты на минуту ждём!

Егор газанул, и машина плавно покатилась, зашуршала водой на асфальте, а через несколько метров открылась перед взором «база», как назвал её Дунаев. Деревянный рубленный в «лапу» дом на высоком фундаменте, чем-то напоминающий сказочный терем, стоял между сосен, за ним просторный, под лак отделанный особняк, наверное, баня, а дальше, на самом берегу, ещё несколько деревянных построек летнего типа. В центре площадки возвышался двухэтажный корпус. Постройки играли красками, как ярмарочные павильоны.

Егор подкатил к дому, энергично вышел из машины, крикнул Евгению Ивановичу:

– Давай разгружаться!

Из дома выскочил шофёр, заспешил на помощь. Втроём они перетаскали ящики, свёртки, пакеты. Наконец Егор, смахнув пот со лба, опустился в кресло, а Бобров замер у двери, осмотрелся. В доме всё поражало роскошью и масштабностью – и огромные, яркие туркменские ковры на полу в просторном холле, и мягкие диваны с высокими спинками, с рябой канареечной обивкой вдоль стен, и хрустальные бра над ними… В углу, облицованный старинными изразцами, красовался камин, где полыхали сосновые дрова; нежный смоляной дух витал в помещении.

– Проходи, проходи, Женя, – крикнул Егор и привычно хохотнул: – Ну что, понравилось?

– Не то слово!

– То-то, – Егор заскрипел пружинами дивана, заворочался, довольный.

С улицы донёсся гул машины, визжание тормозов, и Егор, махнув рукой, стремительно сорвался с кресла – так охотничья собака срывается на выстрел, выскочил на улицу. Евгений Иванович подошёл к окну и увидел, как на крутые деревянные порожки медленно поднимался Безукладов, высокий подтянутый мужчина. Был он в кожаной куртке, подпоясанной широким ремнём, высоких болотных сапогах, мягкой вязаной шапочке с причудливыми буквами. Егор поднимался рядом, что-то оживлённо рассказывал.