Чёрный Легион: Омнибус - Аарон Дембски-Боуден

Биение ее сердца замедлилось. Глаза закрылись. Она упала на палубу — марионетка с обрезанными нитями и исхудавшими конечностями — и я с облегчением неторопливо опустил руку.

Искусственный сон не продлился бы долгое время. Мне необходимо было утолить ее жажду. Она нуждалась в боли, питалась страданием. Чтобы она продолжала жить, другие должны были истекать кровью. Ничто другое не прекращало истекание ее души в пустоту.

Воистину, не существует более жалкой, проклятой Богами расы, чем эльдар.

— Я хочу, чтобы ее покормили, когда она проснется, — произнес я вслух. Гира глядела на меня немигающим взглядом. Она никогда не моргала. — Я велю рубрикаторам притащить тридцать рабов на уровень входа в святилище и оставить их там в оковах.

Это шторм. Неистовый круговорот в могиле рождения Младшего Бога.

Я бросил взгляд вверх, на пластинчатую защиту, скрывавшую из вида пустоту. Я слышал ее — вопли потерянных душ, сопровождавшие продвижение корабля к пункту назначения. А также чувствовал ее, ощущал, поскольку есть опасности, которые невозможно игнорировать. Шторм, в котором мы шли, был чем-то из мифических кошмаров. Бог, погубивший ее расу, высасывал из нее жизнь, взывая к душе, которую Ему задолжали.

Ты рискнул идти через варп, — с нажимом передала Гира. Здесь? Сейчас? В этом шторме?

Я посмотрел на волчицу, которая крадучись кружила возле меня. Существо превосходило по размеру большинство настоящих волков, а также отличалось от них бесчисленным количеством прочих деталей. Оно могло бы целиком проглотить ребенка.

Я едва ли стал бы открывать Гнездо, рискуя, что она сбежит, — ответил я. Больше ни разу. Чтобы прекратить прошлую бойню, понадобилось три дня. Почему ты здесь? Что это за тайная близость между вами?

Ты настолько слеп к потребностям тех немногих, кто тебе предан?

Дело явно так и обстояло.

Так просвети меня.

Я — единственное живое существо на борту этого корабля, чья боль никогда не поддержит ее. Когда ее мучит жажда, моя близость не подпитывает ее страдание. А она — единственная из смертных, кого мне запрещено уничтожить. Когда мне хочется есть, рядом с ней отсутствует соблазн.

Я задался вопросом, в какой мере эта фраза принадлежала волку в сердце Гиры, а не демону в ее голове. Это звучало практически так, словно зверь говорит о товарище по стае.

Она почувствовала мое любопытство через нашу связь, и резко со щелчком сомкнула челюсти, ощерившись.

Не смейся надо мной. Твоя кровь будет очень приятна на вкус, колдун.

А вот этого вкуса, моя любимая волчица, тебе никогда не узнать.

Ореол

Я уже привык к скрипу пера Тота по пергаменту. Это стало фоновым шорохом в том, что сейчас представляет из себя моя жизнь, совсем как когда-то давным-давно им был непрерывный гул громадных двигателей «Тлалока».

После «Тлалока» был «Мстительный дух». А после него — «Крукал`Рай», известный Империуму под именем «Планетоубийцы». Каждый из них обладал собственной песнью механизмов, которая в какой-то мере становилась успокаивающим звуком. Скоро мы доберемся до той части моей летописи, когда мы ступили на палубы «Мстительного духа». Это приятные воспоминания. Времена единства. Времена братства.

Прошлой ночью ко мне приходили мои пленители. Они явились с вопросами, вне всякого сомнения, порожденными теми воспоминаниями, которые я уже им передал. Первое, с чего они начали — изложение длинного перечня имен и титулов, приписываемых мне — моим деяниям, бойням, учиненным армиями, которые маршировали под моим знаменем. Они говорили несколькими тожественными голосами. Суд вершили мужчина, женщина, юноша, старик. Единственное, что их объединяло — абсолютная искренность интонаций.

Они безостановочно зачитывали сотни титулов. Сотни. Сколько прошло веков с тех пор, как кто-либо в Империуме произносил вслух мое подлинное имя?

Отрезвляющая мысль.

Мои пленители перечисляли титулы, и большую часть из них я в той или иной форме уже слыхал раньше. Это были проклятия, которые выкрикивали небу мои враги в руинах городов, сожженных моими воинами. Имена, которые безоружные невинные произносили в молитвах, заговорах и благословениях, надеясь, что я никогда не возникну из тьмы, будто какое-то мифическое чудовище.

Некоторые из этих имен были образны до мелодраматизма и неизмеримо пышны, другие же знали только в одном городе или на единственной планете. Многие — и они вызвали у меня улыбку — были присвоены за зверства, совершенные армиями моих братьев по приказу моих братьев. Почти дюжина перечисленных расправ произошла на планетах, где я никогда не бывал. О трех опустошенных мирах мне вообще не доводилось слышать.

Последовали вопросы, задаваемые с размеренно интонацией людей, привыкших получать ответы. Эти мужчины и женщины сотни лет своей жизни приучали себя к ереси, окружая собственные души броней пренебрежения. Они презирали меня, однако не боялись. Разумеется, в этом состояло еще одно проявление их невежества. Они не боялись меня, поскольку не знали по-настоящему, с чем имеют дело.

Они задавали свои вопросы, но я умолк, размышляя о сотнях имен, которыми они меня наделили. Было бы приятно видеть их, соотнести лица с голосами. Еще лучше было бы почувствовать их, потянуться к ним моим тайным зрением. Но при всей наивности и невежестве они не были глупцами. Они знали, как удерживать меня в плену.

— Все эти имена, — произнес я, спокойно выдохнув.

Мои инквизиторы замолчали. Единственный звук, перекрывавший их тихое дыхание, издавало перо Тота, постоянно продолжающее скрести.

— Империум построен на поклонении неведению. Я говорю так без намерения оскорбить. Неведение поддерживает стабильность, а стабильность сохраняет Империуму жизнь. Насколько безмятежным стало бы людское стадо численностью в бессчетные триллионы, узнай оно, что находится по ту сторону пелены реальности? Насколько покорны они бы были, если бы знали хотя бы тень правды? Неведение — это необходимое зло для империи.

Они не стали спорить. Мои хозяева слишком умны, чтобы утруждать себя ложью.

— Вы утратили так много знаний, что я едва в силах понять, где заканчивается ваше невежество и начинается невинность. Опять же, я не желаю оскорбить. Просто таково положение дел. Вы дали мне сотни имен и перечислили сотни войн. Большинство — мои. Многие — нет.

— Вы называете меня Архиеретиком Ангелус Порфира. Но я никогда не видел этого мира, ни разу. Называете Зарафистоном так, будто ваша информированность должна вызвать у меня благоговение, однако Зарафистон — это не имя, данное при рождении. Это титул, впоследствии сросшийся с личностью. И вы именуете меня Игетмором, но Игетмор — это даже не имя. Это выражение из забытого языка мертвого мира. Оно означает «ткач» или «пронзатель» варпа. И, как оказалось, я не единственный воин, носивший этот титул. Похоже, что этим именем сознательно и по собственной прихоти наделяют любого, за кем в данный момент охотится Империум. Начинаете понимать, что я имею в виду?

— Какого языка? — спросила одна из женщин. — С какого мира?

— Корневое наречие хтонийское. Я говорю на нескольких его диалектах. Сама планета называлась Хтония. Я кратко упоминал о ней, рассказывая о наследии Фалька.

— Еще до твоих воспоминаний мы знали о Нечестивой Хтонии, сгинувшей за эти десять тысяч лет.

В том, как она произнесла название планеты, было нечто особенное. В ее голосе слышалась такая непоколебимость, такая абсолютная уверенность, что она схватила ключи от царства. Сколько закрытых архивов пришлось расшифровать этому инквизитору, чтобы вырезать оттуда этот крошечный кусочек запретного знания? Насколько отчаянно пытался Империум вычистить все записи о Предавших Легионах?

И все же, насмешка над их невежеством означала бы непонимание масштабов Империума и его десятитысячелетней приверженности притворству, будто прошлого никогда не было.

— Ты затягиваешь, — укорил меня один из мужчин. — Расскажи нам, как Сыны Гора получили свое новое название. Расскажи, как они стали Черным Легионом.

Сперва мне было нечего ответить. Я не был уверен, что вопрос задан искренне.

— Я сказал, что расскажу, как погибли Сыны Гора и родился Черный Легион. Я никогда не говорил, что первое стало вторым.

Однако он еще не закончил. Ему тоже было что процитировать из священных текстов.

— Так написано Гадателем Дианфоном: «И так, изгнанные со Святой Терры и навеки воцарившиеся в преисподней, Сыны Гора, вероломный Шестнадцатый, стали Черным Легионом».

А-а. Все вдруг стало понятно.