Диверсанты - Евгений Андреянович Ивин

– Фанерой![34] – не вполне уверенно предположил Лузгин.

– Слабо. Для этого не обязательно связываться с таким человеком, как Шкет или ты. Верно?

– Верно! Можно любого доходягу[35] или восьмерку[36] взять. Он же платил. Мог бы и очкарика[37] нанять.

– Все это так. Ты вот прошлый раз упомянул, что он в Москве живет и знает пять иностранных языков. Что ты мог бы добавить?

– Ничего, начальник, это мне Шкет лил[38]. Так и сказал: «Из Москвы приехал, крупный специалист, пять языков знает, по фанере работает».

– Так и сказал: «Крупный специалист, по иконам работает?»

– Именно так и сказал! А больше ничего не знаю. Если что вспомню – попрошусь на свиданку. Найди этого мокряка, начальник! За Шкета я бы ему глотку сам перегрыз!

– Ты сиди там, где сидишь, пока срок не выйдет, а уж мы как-нибудь за это время найдем убийцу. Эх, Александр, бросил бы ты эту собачью, воровскую жизнь. Губишь ты себя.

– Брошу, брошу. Вот выскочу на свободу и завяжу!

Выйдя из здания тюрьмы, Рыбалко пошел пешком, ему надо было подумать. Лузгин подтвердил его предположения, что убийца не входит в число обычных уголовных преступников. Но от этого мотив убийства Шкета для него стал еще более загадочным и отдаленным. Чувствовал, есть какая-то веская причина, но никаких реальных идей в голову не приходило. Сейчас, во всяком случае, Рыбалко считал, что возможная разгадка лежит в том городе на Волге, где был убит три года назад некий гражданин Паршин. Там, может быть, ключ к разгадке мотива убийства Гаврилина.

В день отъезда Рыбалко в командировку пришло сообщение из Сочи. В нем говорилось, что кассир магазина, в котором Шкет менял серебро на бумажные деньги, опознала на фотографии Гаврилина. Эта новость не была для капитана сенсационной. Он был полностью уверен, что именно Шкет был тогда в магазине. Рыбалко не имел возможности провести опознание по фотографии, так как кассир уезжала из Сочи, но портрет, который она нарисовала следователю, не вызывал сомнений, что это был Шкет. Показания кассира дали лишнее подтверждение его присутствия в Сочи и внесли ясность, что Шкет совершил преступление накануне встречи с Мацепурой. Добыча его была невелика, и, видимо, поэтому он нацелился на Мацепуру, вошел к нему в доверие. Данные, которыми располагало следствие, показывают, что Мацепура не мог быть ранее знаком с Гаврилиным. Восьмидесятилетний старик, участник революции, отец двух сыновей вряд ли имел с какой-нибудь стороны отношение к преступному миру. Мог ли быть знаком Мацепура с убийцей? Мог! Такое не исключалось. Если еще предположить, что убийца не из преступного мира. А почему, собственно, он мог быть с ним знаком? Наличие треугольника: Старик – Шкет – убийца логично, но нереально. Шкет мог знать старика раньше или получил его адрес в колонии от какого-нибудь сочинца. Не лишним будет проверить, не было ли кого в колонии из Сочи, когда там находился Шкет. Хорошо, проверил, нашел сочинского престпуника. Да, он давал адрес старика Шкету. Ну а дальше? Насколько это приближает к убийце? Ни на йоту! Шкет мертв, старик мертв! Убийца как был в тени, так и остался. Надо не с этой стороны. По части Шкета все отработано. Хотя нет. Не все! Ведь убийство Шкета могло быть местью за погибшего в ресторане парня. Может быть, именно здесь начинается версия. Вполне реально. Надо посмотреть то дело, поискать там зацепку. У того парня, кажется, была только мать. А если какой-нибудь брат, дядя, хороший друг? Эта мысль пришла Рыбалко уже на аэродроме. Он прошел в телефонную будку и набрал номер. Ответил ему Коваль. Капитан поделился с ним новой версией. Коваль молчал несколько секунд, потом сказал:

– Ты езжай, куда решили, смотри Паршина. По этой версии я переговорю с Волнянским и поручу ребятам поработать. Если версия стоящая, я тебе скажу. Держи меня в курсе дел. Привет! – И Коваль, не дожидаясь больше никаких вопросов, положил трубку, верный своему правилу: думай два часа, говори одну минуту.

Город на Волге встретил Рыбалко теплом и солнцем. Здесь совсем не чувствовалось приближение осени. Деревья на улицах сияли изумрудом, астры на клумбах лениво покачивали головками. На уличных лотках торговали темно-зелеными и полосатыми арбузами-гигантами. Желтые горы дынь окружали продавцов. Ящики ярко-красных помидоров стояли прямо на улицах у импровизированных прилавков. Капитан все это подмечал краем сознания, занятый одной мыслью: что ждет его в этом городе? В некотором роде он испытывал перед местными товарищами неловкость: убийство совершено в их городе, они все еще не нашли убийцу. И вот приезжает какой-то капитан, просит дело, изучает его и… думает, что найдет убийцу! Умник! А впрочем, почему должна быть неловкость? Одно дело все делают. Главная цель – найти убийцу, чтобы он понес заслуженную кару, а кто найдет – это уже не важно. Думал ли Рыбалко тогда, когда смотрел бюллетень оперативной информации о неопознанном трупе, что это дело станет как снежный ком обрастать, распухать и из локального превращаться в масштабное? Не случайно Коваль отключил его от новой версии. Видно, у него больше веры в дело Паршина, убитого три года назад из пистолета «парабеллум».

* * *

Море, отражающее солнечное серебро, Гаврилин увидел сразу и близко. Он разволновался и, как был с портфелем, пошел к самой воде. Шкет торопливо разделся и, стыдясь своего белого, не тронутого еще горячим солнцем тела, побежал в воду, вихляясь на отполированных голышах, усыпавших весь берег. Вода была нежно-теплая и ласковая, и Дмитрий вдруг почувствовал такую радость, что сердце его трепетно забилось. Такого он еще никогда не испытывал и подумал, что человек, наверное, испытывает такое состояние, когда он влюблен.

Дмитрий нежился и наслаждался этой благодатью, нырял глубоко, пока не закололо в ушах, плавал кролем, брассом, вспоминал все, что знал из тех лет, отделенных пятью годами тюремного заключения. Так для него выглядела настоящая свобода: он мог купаться и лежать на пляже сколько хотел, хоть до самого заката солнца. Мог сидеть здесь весь вечер, всю ночь, и никто не наказал бы его за нарушение режима. Здесь не было ни конвойных, ни зеков, ни начальников, здесь не давлел властный голос того, кого он окрестил Щеголем. Здесь была свобода и право распоряжаться собой по собственному усмотрению. Дмитрий вылез из воды, выбрал место поровней, подставил ласковым лучам солнца свое тело и закрыл глаза. И вспомнились ему, как это часто