Возвращение великого воеводы - Алексей Фомин

– Слушай, государь, а давай мы местных каменщиков привлечем да укрепления свои еще усилим. Валы с частоколом – это хорошо, но еще лучше было бы имеющиеся башни камнем обложить и еще хотя бы пару построить. Как там дальше дела у нашего царя пойдут, неизвестно. – (К этому времени Дмитрий, обложивший Еросалим, уже трижды предпринимал попытку штурма, и все безуспешно). – А мы тут сидим, как прыщ на заднице. Не дай бог, войско из Греции к Михаилу на помощь подойдет. Мы у них первыми на дороге и окажемся.

День ото дня военный лагерь, постепенно обрастая укреплениями и постройками, все более походил на город. Через две недели вернулся Безуглый с отрядом.

– Ого, как вы тут развернулись, – искренне удивился он, глядя на обросший укреплениями лагерь на берегу залива.

– Так не бездельничать же людям, тебя ожидаючи, – огрызнулся Адаш. – Чуть мохом от безделья не покрылись. Великий князь требует: «Сожгите к чертям собачьим всю Тивериаду»[10]. А мы ему отвечаем: «Не можем, государь. Нам дьяк Безуглый запретил. У него какой-то чрезвычайно хитрый план есть, как войну выиграть и Еросалим взять. Только он его никому не рассказывает».

– Теперь можно и рассказать. – Безуглый довольно улыбнулся. – Хотя дело сделано всего лишь наполовину. А может быть, даже на четверть. Короче говоря, проехали мы всю Тивериаду и дальше до самого Лакедемона[11]. Гостил я у тивериадского деспота. Это управитель провинции.

– Ишь гостил он… – Адаш хмыкнул. – А мы тут, как черви, в земле копались…

– Ты рассказывай, Гаврила Иванович, – поддержал Безуглого Сашка. – В чем суть дела-то?

– А суть в том, что вся тивериадская знать готова от Михаила[12] отказаться, а Дмитрия ромейским базилевсом признать и присягнуть ему на верность.

– Иди ты… – не поверил Адаш.

– Да. Так точно, – вполне серьезно подтвердил Безуглый. – Готовы они тут собраться и присягу свою Дмитрию принести. А стоить это нам будет… – Безуглый извлек из-за пазухи бумагу. – Тридцать тысяч семьсот восемьдесят шесть золотых. Из них шесть тысяч деспоту Никифору. – Он протянул лист Сашке.

Тот замахал на него руками:

– Оставь у себя, Гаврила Иванович. Кто ж учтет лучше тебя? Но… Что это нам даст? Как войну остановит?

– Ну как же… По эту сторону Босфора народ присягнет Дмитрию… А я еще и на ту сторону съезжу, к туркам. Да их еще сманю, чтоб они признали Дмитрия своим непосредственным повелителем. Над кем же будет властвовать Михаил? Над одной крепостью Еросалим? Так мы позаботимся, чтобы там народ правду узнал. Так что Михаилу некуда деваться будет. Придет и в ножки поклонится.

– Но греки лживы, сребролюбивы и лицемерны, – засомневался Адаш. – Не обманут ли?

– А кто не сребролюбив? Не давай обмануть себя, вот тебя и не обманут. Мы пошлем тивериадскую знать собирать отряд в две с половиной тысячи конников. А задатка у них собой будет только четверть суммы. Остальное отдадим после присяги. А я тем временем с отрядом в две с половиной тысячи отправлюсь на ту сторону Босфора – с турками договариваться.

– А что… Мне этот план нравится! – Сашка даже расхохотался от избытка эмоций. – Интересная война у нас получится! Только…

– Что только? – в один голос воскликнули Адаш с Безуглым.

– Только ты, Гаврила Иванович, когда к туркам поедешь, бери деньги сразу с собой, чтобы время зря не терять.

VIII

За повседневными заботами и хлопотами главная Сашкина задача – найти Некомата-Рыбаса и его «рыбасоидов», не то чтобы уж совсем была им позабыта, но как-то была оттеснена на обочину сознания, дожидаясь очередного яркого напоминания о себе, вроде того покушения в Кафе, организованного Балдуччи. «Рыбасоиды» – ребята серьезные. И думать, что использование мафиози Пескаторе для достижения цели – это предел их умственных возможностей, было бы непростительной ошибкой. Они обязательно предпримут еще попытку и, скорее всего, не одну. «Раз уж решил выступать в роли «живца», никуда не денешься. Жди и не теряй бдительности, – думал Сашка. – Странно только, что прошло уже столько времени, а они не предпринимают никаких активных действий». Смутная тревога, несмотря на внешне спокойную, мирную жизнь, уже который день терзала его.

Начала съезжаться тивериадская аристократия. Для шатра деспота Тивериады Сашка забронировал место внутри укрепленного лагеря. Остальные разбивали свои шатры за пределами укреплений. Народу съехалось неожиданно много. Приезжали семьями с чадами и домочадцами, с многочисленными слугами и прислугой, а один, то ли действительно тупой, то ли прикидывающийся таковым, землевладелец, притащил с собой чуть ли не сотню своих крестьян. Сам он поселился в красно-белом полосатом шатре, а его крестьяне понаставили вокруг него несколько десятков шалашей, скомбинированных из срубленных веток и какой-то дерюги. Наверное, парень рассчитывал получить денежку еще и за них, но здесь он явно просчитался. У Безуглого все было подсчитано, записано и согласовано с деспотом Тивериады Никифором, и платить ни на один золотой больше он не собирался.

Сам Гаврила Иванович уже вернулся с азиатской стороны Босфора, достигнув результата еще более впечатляющего, чем в Тивериаде. Первый же из туркских племенных вождей, с которым познакомился отставной дьяк, узнав о его миссии, разослал гонцов и в течение нескольких дней собрал совет всех племенных старейшин. Предложение Безуглого пришлось им по нраву, и теперь, через два дня после принятия присяги у греков, Дмитрию предстояло принять присягу и от турок.

Теперь, когда его предположения не только приобрели под собой реальную почву, но и почти уже стали реальностью, Гаврила Иванович смог рассказать о том, что его натолкнуло на столь смелую и неординарную мысль.

– Понимаете, – вещал Безуглый, обращаясь к великому воеводе и Адашу, – я обратил внимание на одну странность в донесениях своих разведчиков. Все они начинались не с обычных слов воина о противнике и тому подобном, а примерно так: «Ох, Гаврила Иванович, ну и нищета здесь. Весь запас хлеба, что с собой брал, местным детишкам скормил. Такая земля благодатная, а народ живет хуже зверей лесных». Голодно здесь, одним словом. Да и тивериадская знать живет не намного лучше простолюдинов. Царский же двор в Царьграде всегда был пышен и богат необычайно. Тем, кому довелось увидеть воочию это великолепие, обычно слов не хватало, чтобы описать увиденное. На содержание свое и своего двора ромейские базилевсы денег никогда не жалели. Думаю, нынешний – не исключение. Вот мне в голову и пришла мыслишка; ежели в поле недород, и торговля захирела, и ремесла увяли – одним словом, тяжелые времена наступили, а повелитель твой не разделяет с тобой трудности, а лишь обдирает тебя, как липку, то как ты будешь относиться к своему повелителю? Будешь ли ты его защищать, рискуя своим имуществом, здоровьем, а то и самой жизнью, когда враг стоит у ворот? Мы вот все стереглись тут флота ромейского да дополнительных войск из Греции, спешащих на помощь своему базилевсу. Так вот… Флот весь у Родоса и других островов на приколе стоит, а команды разбежались, потому как им за службу который год не плачено. А кое-кто из моряков, поговаривают, и вовсе пиратствовать отправился. Войско же… Одним словом, все, что есть у базилевса, все сейчас в крепости. И вся власть его за крепостной стеной фактически заканчивается.

Сашка, Адаш и Безуглый прятались от жары в тени огромного, раскидистого тутовника, потягивая белое вино, разбавленное, по местному обычаю, более чем наполовину холодной родниковой водой. Два бурдюка; один с вином, а второй с водой, лежали тут же на траве, рядом с ними, и когда кто-то осушал свою чашу до дна, то передавал ее Адашу для того, чтобы тот вновь наполнил ее. Жара сегодня стояла небывалая. Даже в море, которое нагрелось, казалось, еще больше воздуха, не было спасения. Выпитая жидкость лишь ненадолго утоляла жажду, мгновенно проступая потом и тут же испаряясь. Ожидали приезда деспота Никифора, чтобы тут же послать за Дмитрием. Тот поначалу настаивал, чтобы греки принесли ему присягу прямо в осадном лагере, под стенами неприступного Еросалима, чтобы лишний раз досадить упрямому Михаилу, но Сашка вместе с Боброком убедили его, что лучше столь ответственное политическое действо проводить в более спокойной обстановке.

Осада Еросалима меж тем продолжалась. После первых пяти безуспешных штурмов Дмитрий с подачи старшины распорядился вести сразу три подкопа под стены. Но казаки – не великие охотники рыть норы в земле, словно кроты слепые. Для такой работы надо было брать в войско тысяч десять валахов[13]. Вот тогда бы был толк. А так – подкопы велись в час по чайной ложке.

Безуглый сделал добрый глоток из своей чаши и продолжил рассказ: