Прокаженный из приюта Святого Жиля - Эллис Питерс

— Только лишь к Пикарам. Обыкновенная учтивость, не более: самое тяжелое уже позади, но пыль еще не улеглась. Они чуть было не породнились с дядей, так надо дать им поучаствовать и в оплакивании. Ничего ведь не стоит оказывать внимание человеку старше меня и советчику, пока не похоронят моего дядюшку. Надо будет еще послать сообщение моей тетке в женский монастырь в Роксел и одному-двум из моих дальних родственников. Эудо может быть полезен тут как писец: слог у него цветистый.

— Предупреждаю тебя: шериф с Эудо выгонят тебя завтра со всеми нами прочесывать местность, — сказал Гай, лениво вставая, чтобы велеть принести горячей воды для омовения. — Им неймется повесить Йосса.

— У меня, как и у тебя, всегда есть возможность посмотреть в другую сторону, — произнес Симон и отправился выполнять долг вежливости по отношению к человеку, едва не ставшему его родственником и надеявшемуся к этому времени уже иметь на него родственные права.

Ивета лежала в постели. Под рукой у нее стояла наготове чашка с отмеренной дозой макового напитка брата Кадфаэля. Его обещание, что питье принесет сон, согревало душу, будто маленький огонек. Но спать покане хотелось. Было приятно в таком расслабленном состоянии лежать в пустой комнате, хотя больная знала: Мадлен рядом и прибежит, стоит только позвать ее. Все последние недели Ивету так редко оставляли одну. Вечное присутствие надсмотрщиков угнетало ее, словно тень, заслоняющая солнце. Лишь вчера, всего на несколько жалких минут, да и то продолжая присматривать издали, ее послали туда, где ее должны были заметить и начать расспрашивать, — чтобы она могла дать нужные ответы и продемонстрировать требуемое уверенно-спокойное согласие на ненавистный брак. А ведь сами они в это время знали: Йоселин не узник, он на свободе, пусть даже это свобода затравленного зверя.

Но что было, то прошло. Больше ее, Ивету, уже не обмануть. Есть две вещи, которые помогут ей держаться: он не пойман, и она не замужем.

Услышав, как кто-то взялся за ручку двери, Ивета внутренне сжалась и замерла в настороженной неподвижности. Но когда дверь открылась и появилась Агнес, девушка увидела чуть ли не ласковое лицо и услыхала разве что не заботливый голос. Без сомнения, эта личина была надета опекуншей ради входившего следом посетителя. Ивета с изумлением наблюдала за происшедшею с тетушкой переменой.

— Не спишь еще, деточка? Наш добрый друг спрашивает о тебе. Можно ему зайти ненадолго? Ты не слишком устала?

Он, собственно, уже вошел — Симон во всеоружии своей красоты, покорив учтивостью манер дядю и тетку. Блестящие манеры гостя, по-видимому, произвели должное впечатление, ибо Симону позволили остаться наедине с девушкой. Агнес покидала комнату с самой светской улыбкой на устах, выражающей всяческую благожелательность. — Только на несколько минут. Сегодня ей нельзя напрягаться дольше.

Тетка вышла, и, лишь дверь за ней затворилась, с милого, мальчишеского лица Симона как рукой сняло всю его галантность. Он решительно подошел к изголовью постели Иветы, пододвинул себе табурет и сел рядом с ней. Девушка радостно приподнялась на подушках, золотая грива ее волос свободно рассыпалась по плечам, укрытым льняной ночной рубашкой.

— Тише! — предупредил он, приставив палец к губам. — Говорите негромко, вашу дуэнью могли подослать к дверям, чтоб подслушивать. Меня впустили только засвидетельствовать вам кратко свое почтение и узнать, как вы себя чувствуете. Бог свидетель, мне было прискорбно видеть, как вы потрясены. Неужели вам никто не сказал, что он бежал?

Девушка покачала головой, почти не в силах говорить от подступивших рыданий.

— О, Симон, есть ли какие-нибудь новости?

— Никаких! Ни плохих, ни хороших, — коротко сказал он все тем же тихим и спешным шепотом. — Ничего не переменилось. Он все еще на свободе, и дай Бог, и дальше так будет. Я знаю, за ним будут охотиться. Но ведь и я буду, — со значением произнес он и взял ее маленькую ручку, непроизвольно тянувшуюся к нему. — Соберитесь с духом! Они проискали весь день, и никто пока не только не схватил, но и не видел его. Кто знает, может, он давно уже вырвался из кольца и ушел. Он сильный и отважный…

— Чересчур отважный! — горестно сказала Ивета.

— И у него по-прежнему есть друзья, несмотря на все обвинения. Друзья, которые не верят в его виновность!

— О, Симон, вы так ко мне добры!

— Я хотел бы сделать больше добра и вам, и ему. Но оставайтесь спокойны: все, что от вас сейчас требуется, — это терпение и умение ждать. Вы уже избегли одной опасности. Теперь, раз он на свободе, вам некуда торопиться, вы можете подождать.

— Но вы в самом деле верите, что он не воровал? И не убивал? — жадно вопрошала девушка.

— Я знаю, что ничего этого он не делал, — твердо проговорил Симон с той же уверенностью, которую добродушно вменил ему в вину Гай. — Он совершил только один проступок: любил, когда любить было не позволено. О, я знаю! — быстро сказал молодой человек, увидев, как она вздрогнула и слегка отвернулась. — Простите мне, если я веду себя бесцеремонно, но он мой друг и говорил со мною как с другом. Я и впрямь знаю! — Он бросил через плечо беспокойный взгляд и горько улыбнулся, успокаивая ее. — Ваша тетушка начнет сейчас хмуриться. Мне надо идти. Но помните: Йосс не покинут друзьями.

— Буду помнить, — горячо сказала она, — и благодарю вас за это. Вы сможете прийти еще, Симон? Вы не представляете себе, как мне с вами спокойно.

— Приду, — пообещал гость и в спешке наклонился поцеловать ей руку. — А теперь доброй ночи! Спите спокойно и не бойтесь.

Он уже направился к двери, когда Агнес открыла ее, по-прежнему, с благожелательным, но в то же время и настороженным видом. Молодой человек был племянником Юона де Домвиля, и на него распространялось почтение, оказываемое при жизни его дядюшке. Но надзор за Иветой окончательно ослабнет только после того, как удастся выгодно от нее отделаться, обеспечив себе хорошую прибыль.

Дверь закрылась. Ивета могла теперь уснуть: лежавший у нее на сердце камень стал куда меньше весом. Она выпила зелье брата Кадфаэля — сладкое, как мед, и крепкое — и задула свечу.

Когда в комнату прокралась подозрительная Мадлен, Ивета уже спала.

После вечерней службы брат Кадфаэль испросил аудиенции у аббата Радульфуса. Настоятель принял его в покоях, в своем кабинете. Час был подходящим для серьезной беседы: наконец-то миновал полный страстей день, и мирная, столь необходимая людям ночь смыкалась вокруг обители.

— Святой отец, я сказал вам все, что знал об убийстве, кроме лишь одного. Вам известна моя осведомленность во всяких травах. На шляпе, которую я нынче вечером доставил сюда и передал шерифу, я нашел растение, по моим сведениям чрезвычайно редкое даже в Уэльсе, где оно встречается лишь в некоторых местах. Здесь же я раньше вообще не встречал его. Тем не менее Юон де Домвиль в свою последнюю ночь в этом мире посетил место, где растет такое растение. Святой отец, я думаю, сие обстоятельство исключительно важно, и я желал бы найти то место и выяснить, что за дело привело туда барона в канун его свадьбы. Я уверен: оно связано с его смертью, и с тем, кто стал ее причиной.

На ладони монаха лежал завядший букетик из тонких стеблей с нитевидными зелеными листьями и поникшими звездоподобными цветками, все еще на удивление голубыми.

— Покажи мне, — сказал настоятель, недоуменно и внимательно разглядывая букет, — И ты можешь сказать, где такое растет, а где нет?

— Оно растет в немногих, очень немногих местах — там, где мел или известняк выходят на поверхность. В Англии я доныне ни разу не видел подобной травы.

— И ты веришь, что с ее помощью сможешь узнать, где провел ночь убитый?

— Мы знаем тропу, по которой он возвращался. По той же тропе он наверняка и отправился после того, как расстался у ворот со своим приближенным. Я бы желал, если вы дадите добро, пройтись по тропе и попытаться найти это растение. Я верю: жизни людей, не повинных ни в чем, кроме молодости, безрассудства и вспыльчивости, могут всецело зависеть от такой мелочи.

— Подобное уже случалось бессчетное число раз, — произнес настоятель Радульфус — Наша цель — справедливость, а милость в руке Божьей. Ты можешь, брат Кадфаэль, продолжать поиски столько времени, сколько потребуется. Я облекаю тебя доверием.

— Видит Бог; я ценю его, — искренне сказал Кадфаэль. — Я тоже вам доверяю и буду доверять впредь. Что бы я ни нашел, я передам это вам.

— А не шерифу? — с улыбкой спросил Радульфус.

— Разумеется ему. Но через вас, святой отец.

Брат Кадфаэль отправился к себе, лег в постель и проспал, как невинный, покойно укачиваемый младенец, до тех пор, пока колокол не оповестил о заутрене.

Глава седьмая

Когда на следующее утро Кадфаэль вышел из церкви, Прескот уже давно занимался расстановкой сил, стремясь скорее возобновить охоту — на этот раз в северной части Форгейта. Они намеревались прочесать огромный участок протяженностью примерно в три мили — медленно и так тщательно, чтобы даже ласка или заяц не смогли выскользнуть из подобной сети. Шериф был полон решимости надеть на жертву оковы, равно как и твердой уверенности в том, что беглец не успел пока пробраться сквозь наряды охранников, за ночь к тому же усиленные. Пикар прибыл во главе отряда, состоявшего из всех мужчин его дома; каноник Эудо, вероятно, обретался сейчас в доме епископа, выгоняя людей Домвиля на эту подневольную службу. И хотя многие, конечно же, отправлялись на нее без большого желания, все же постепенно люди заражались азартом охоты, и большинство нерадивых загонщиков заулюлюкали бы вовсю, почуй они только свою добычу.