Мандустра - Егор Радов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойдем в «Двустволку», Женя? — спрашиваю я.
— Да, Женя!
— Мне хорошо с тобой!
— Я люблю тебя!
Вот так; обычно мы не спорим, хотя один раз даже подрались, когда не могли согласовать место наших любовных утех; я дал ей тогда пощечину, от которой у меня немедленно покраснела левая скула, а она расцарапала мне грудь, выдрав из нее волосок, что было очень больно. Но я извинился и даже решил доставить ей «оральное удовольствие», как сказано в фильме «Pulp Fiction», но у меня ничего не получилось, поскольку мы с ней все-таки занимаем одно тело и при всем своем желании я не могу выделить ее в отдельный организм, как бы нам этого ни хотелось; а может быть, это и к лучшему: ведь главная мечта человеческих мужчин и женщин на этой планете состоит в бесконечном приближении к абсолютному единству, а у нас эта задача решена изначально и окончательно.
Через несколько часов, которые я потратил на тщательное одевание в шикарное платье, чулки (как же я люблю великолепный кружевной пояс!) и наложение косметики везде, где только можно, я сидел за столиком в любимом ночном заведении и надо мной грохотала изнуряющая тяжелой, истинно фоновой однообразностью, техномузыка. Я подстукивал шпилькой ее вечному такту. Везде тусовались разукрашенные люди; в центре зала дергались, разбившись на пары, натуралы, слева от меня разместилась тихая и немногочисленная компания лесбиянок, а справа шумно пили пиво плечистые педерасты в кожаных куртках и майках советского образца.
Я ласково смотрел на все это характерное ночное действо одобрительным женственным взором и откидывал со лба налаченную прядь. Я весь источал запах гениальных духов и чувствовал их безумно возбуждающий аромат в полную силу, стоило поднять верхнюю губу к ноздрям; у меня нос даже запачкался помадой. Как же я прекрасна!..
И тут я заметил, что мужичок, сидящий рядом с лесбиянками, вперился в меня и буквально не может оторвать взгляд от моих великолепных коленей, призывно выступающих из под-подола.
Он был одет в строгий черный костюм, черные сапоги и черную шляпу; на его верхней губе краской или углем были нарисованы задорные тонкие усики; рот застыл в ироничной усмешке, он потягивал через соломинку коктейль из огромного стакана. Почему он так уставился на меня?.. Бессознательно поднимаю голову и смотрю прямо в его глаза; плечи мои разворачиваются, проявляя грудь, у меня в лифчик вместо сисек засунуты скомканные носки и носовые платки, но в такой тьме это все равно — я выгляжу абсолютной, стопроцентной привлекательнейшей женщиной и могу даже заигрывать с противоположным полом, почему бы нет?..
Женя, что ты делаешь, ведь я — твой единственный любимый, ведь правда? Женя, правда?! Потрогай, какой у меня классный член, какие у меня упругие ягодицы, как точено выглядит мой холеный подбородок, где может отрасти чудеснейшая, густая борода… Я ревную, я бешусь, не смотри туда, не смотри!..
Пошел ты, сколько можно, я — Женя, я — свободная девица, у меня нет члена, на мне женские трусики и лифчик; мое платье шуршит, я ведь могу тебе изменить?
Нет, никогда, ведь ты же не педераст, что ты делаешь, проказница!
Я, конечно, не педераст, я скажу тебе, кто я. Я — лесбиянец, вот я кто; и не мешай мне строить глазки и настраивать свой голосок на высокий девичий грудной тон; что будет, если он захочет пригласить меня на танец?
Пошли отсюда!
Уходи сам, придурок! Надо подкрасить губы.
Ну и уйду! У нас с тобой все кончено.
Я встаю из-за столика, беру сумочку; тут мужичок с угольными усиками тоже встает, пересекает зал и оказывается рядом со мной.
— Потанцуем? — говорит он, указывая рукой на стойку бара. — Меня зовут Женя!
Я прыскаю от смеха, вынимаю из сумочки носовой платок, вытираю себе лоб и замираю в нерешительности. Я жду, что скажет мой собственный Женя, но внутри меня все тихо: блин, неужели он в самом деле ушел?!
— Ха! — смело отвечаю я настроенным на нужную высоту девичьим грудным тоном. — И меня зовут Женя. Ну пошли. Только мне надо…
— Я вас провожу!
Он словно читает мысли, а может быть, хочет как-то унять мою нерешительность, знал бы он, в чем ее причина…
Он приобнимает меня за плечо, другой рукой осторожно касаясь моей талии. Мы входим в неразбериху дрыгающихся в танце людей и тоже начинаем ритмически дергаться, причем его таз буквально ходит ходуном, вверх-вниз, словно он дает мне понять, с каким остервенением и настоящей страстью может заниматься любовью… А где же мой Женя? Женя, откликнись! Молчит, ушел, да и к черту его; зубы мои разжимаются, высунутый язычок облизывает губы — это я ему показываю, как я могла бы делать, и стараюсь двигать задницей вправо-влево, чтобы он обратил на нее пристальное внимание, но, кажется, я ему и так понравилась — что же делать? что же делать?!
Мы оттанцевали с полчаса, я устала. Я посмотрела на свои маленькие аккуратные часики; он опять обнял меня за плечо и зашептал в левое ушко:
— Вы спешите, вам надо уходить, давайте я провожу вас, вы такая красивая, вы — моя богиня!..
— Ты тоже ничего, Женя, — говорю я и сама удивляюсь, что я это говорю, — но не надо, меня ждут, мне надо быстро-быстро…
— Ну и я с вами быстро-быстро…
— Ты такой быстрый?..
Мы хохочем вдвоем; он уже совершенно уверенно обхватывает мою талию, и я понимаю, что мне не вырваться.
— Не надо!..
Блин, что я несу, надо сматываться, и чем скорее, тем лучше. Но мне не уйти просто так, тем более что мой любимый… оставил меня. Ах, была не была!
Мы вышли из «Двустволки» и очутились в мягкой ночной тьме; он шел рядом со мной разлапистой мужской походкой, и мои шпильки победно стучали по асфальту, вызывая гулкое эхо в соседних подворотнях. Мы шли и молчали, а он все время смотрел куда-то в мою шею горячим, соблазняющим, вопросительным взором; мне надоело, и я взяла его под руку.
— Мне в самом деле надо идти…
— Ну я хоть поцелую вас на прощание! Да, да, не спорьте, это — нужно, хотя…
— А что, собственно, хотя?! — изумляюсь я, злобно останавливаясь и глядя в его ставшее вдруг почти по детски растерянным лицо.
— Да… Извините.
Он отходит от меня и стоит напротив, ничего не делая, словно ни на что не решаясь. Наконец он улыбается и тихо говорит:
— Мы с тобой одного пола — ты и я.
Что?!
— Конечно, конечно, — разочарованно отвечаю я ему. — Мы с тобой одного пола — я и ты. — Интересно, он только сейчас меня просек? — Но… Я просто это люблю…
— А я не лесбиянка, — говорит он мне, — хотя иногда… Но сейчас я просто заигралась. Ты — шикарная баба.
Тьфу!
— Да я — мужчина! — кричу я ему, совсем как в кино с Мэрилин Монро, и даже пытаюсь расстегнуть какую-то пуговицу на платье. — И, в отличие от тебя, совершенно не голубой! Я просто, просто…
Тут он начинает бешено ржать, словно накурился марихуаны.
— Ты что, серьезно — мужчина? И — Женя? Я-то ведь — женщина! Я просто так люблю… Женя…
— Врешь, — остолбенело говорю я.
— Нет, это ты врешь!..
И тут, будто по команде, мы отходим в ночную тень и одновременно выставляем вперед свои правые руки и… засовываем их: я ему в штаны, а он мне под платье. Я чувствую полное отсутствие любых выпуклостей в паху, даже напротив, мягкую покатость, волоски, в то время как он резко хватает меня прямо за яйца, отчего я инстинктивно дергаюсь, чуть ли не сгибаясь пополам.
— Женя?! — говорим мы друг другу одновременно, ошарашенные, очумленные, остолбенелые. — Женя?!
— Женя, — говорит она мне красивым мужским баритоном, — ну теперь-то я могу тебя поцеловать?!
Вот так, ночью того великого дня своей жизни я нашел свою судьбу.
Мы женаты шесть лет, и я не перестаю благодарить Высшие Силы, которые нас свели. Мы живем вместе, в моей квартире, а по уик-эндам ходим в любимое кафе «Двустволка», где танцуем и целуемся. Мы так любим друг друга!
Но если вы думаете, что мы перестали надевать наши любимые одежды и представлять самих себя на месте самих же себя, то глубоко заблуждаетесь. Более того, мы окончательно уверились, что произошедшее было не случайно и все надо оставить именно так, как оно и случилось. И хотя у нас двое детей — мальчик и девочка, даже они не знают подоплеки нашей жизни и любви. А впрочем: зачем им знать прошлое, пускай будут счастливы сейчас, в настоящем и в будущем. Ведь все мы — счастливая, дружная семья, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы они не думали никаких глупостей о своих родителях, о своем появлении на свет, в этот мир, и о том, в каком качестве их родители друг с другом познакомились. Я никогда им ничего не скажу, никогда! Пусть растут и спят спокойно — ведь я же их мама.