Шпионские истории - Анатолий Терещенко

Было практически доказано, что к немцам попал один важный мобилизационный документ, составленный военным министром. Дело в том, что перед Первой мировой войной Сухомлинов в феврале 1914 года для доклада царю составил совершенно секретный Перечень мероприятий военного ведомства. О содержании этого документа могли знать только четыре человека в Российской империи — царь, военный министр, начальник Главного управления генерального штаба и председатель совета министров.

Но он оказался достоянием противника…

Поначалу Распутин и царица делали все возможное, чтобы дело замять. Сухомлинов отказывался от выдвинутых против него обвинений, а в равелине для Сухомлинова были созданы тепличные условия. Ему даже разрешили ежедневно встречаться с женой. А дальше придворная камарилья сделала все, чтобы его освободить. Царь в письме к министру юстиции начертал:

«Ознакомившись с данными предварительного следствия верховной комиссии, нахожу, что не имеется оснований для обвинения, а посему дело прекратить.

Несколько слов о поведении супруги Сухомлинова в период его нахождения под арестом. Екатерине в это время было всего тридцать три года — дама «кровь с молоком». Она понимает, что надо заручиться протекцией друга семьи царя — Распутина. Сыскари следили за ней и зафиксировали более тридцати визитов к старцу на Гороховскую улицу. «Дворовый лекарь» цесаревича Алексея заявлял, что он, кроме «мамы» (царевны Александры Федоровны. — Авт.) любит еще двух женщин в Питере: Анну Вырубову и Екатерину Сухомлинову.

В период Февральской революции 1917 года семидесятилетнего Сухомлинова вместе с молодой женой Екатериной судил Суд Временного правительства. Государственной измены в действиях экс-министра слуги Фемиды не нашли, зато факты коррупции подтвердились. Его осудили к бессрочной каторге и лишению всех прав состояния. Правда, каторгу заменили тюремным заключением в камере Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Итак, осужден был только супруг, жену освободили.

Судебный процесс над Сухомлиновыми проходил с 10 августа по 12 сентября 1917 года. После Октябрьской революции большевики перевели узника в тюрьму «Кресты». По амнистии, как достигший 70-летнего возраста 1 мая 1918 года он был освобожден.

Екатерина Викторовна привыкла жить в достатке. Она вскоре нашла нового супруга в лице крепыша-офицера некого Габаева. В условиях военного коммунизма муж решил заниматься спекуляций крупными партиями сахара. Эти деяния в эпоху гражданской войны квалифицировались крайне жестко и рассматривались как особо опасные экономические преступления. По решению революционного трибунала весной 1921 года Сухомлинова и Габаев были расстреляны за злостную спекуляцию.

А какова же судьба самого Сухомлинова? Выйдя из тюрьмы, он выехал сначала в Финляндию, а затем оказался в Германии, униженной своим поражением в войне. Нищенствовал, живя на крохотном пособии, и зимой 1926 года скончался: замерзшего старика нашли на скамейке берлинского парка Тиргартен.

«Медовая ловушка» Ренненкампфа

Как говорится, диагноз стране ставят женщины: чем сильнее их влияние на мужчин при власти, тем меньше у этой власти шансов. Как писал историк Лев Лурье:

«В начале ХХ века казалось: императорская Россия будет существовать вечно. Даже 46-летний Владимир Ленин в январе 1917 года говорил молодым швейцарским социал-демократам: революция, конечно, произойдет, но не на глазах моего поколения. И вдруг все рассыпалось мгновенно и, как оказалось, окончательно. С расстояния времени виден один из признаков угасания старого режима — ослабление воли правящей элиты. Серебряный век стал для России временем нерешительных мужчин и роковых женщин».

Нечто подобное случилось и с Советским Союзом, когда у власти стоял нерешительный президент СССР Михаил Горбачев и его роковая женщина — Раиса Максимовна. Никто не ожидал столь стремительного падения вчерашней сверхдержавы. И вот что удивительно: народ не вышел на «общероссийский майдан», чтобы защитить страну от развала. Даже тогда, когда результаты мартовского 1991 года референдума говорили о молчаливом согласии почти 80 % советских граждан продолжать жить в единой стране, часть правящей элиты во главе с Ельциным пошла по пути откровенного предательства. Он объявил «российскую суверенность», после чего началась цепная реакция распада единой страны.

Но в этой главе речь пойдет о женщине — польской блондинке Марии Сорель, которая помогала германской разведке, возглавляемой полковником Вальтером Николаи, ставить диагноз России, воюющей с Германской и Австро-Венгерской империями. По сравнению с общеизвестной германской шпионкой Матой Хари, тоже выпестованной в гнезде Николаи, Мария Сорель была на голову выше своей коллеги по шпионскому ремеслу. Она действовала на территории Польши, где стояли российские войска, и применяла свою тактику общения с русским офицерством для выведывания важных, порой даже стратегических секретов. Одним словом, сестринская доброта молодой симпатичной девушки заставляла русских развязывать языки. Общеизвестно, что лучшие шпионы, как правило, не похожи на шпионов и этим они опасны вдвойне.

В книге Валентина Пикуля «Честь имею» Мария Сорель нарисована односторонне, как «офицерская подстилка», которой в «заслугу» ставились чуть ли не все неудачи Русской армии. Он ее называет по-разному, но все в одном только ключе: «Гильза Патроновна», «голая женщина», «красивая б…», «шлюха», «молодая красивая сучка», «любвиобильная Мария», «сочная дева», «королева шпионажа» и так далее. Конечно же, эти эпитеты были только одной стороной правды.

Другая сторона этой самой правды заключалась в том, что в этой красивой, белотелой женщине были еще правильно работающие мозги, иначе бы ее не подцепили спецслужбы Германии.

Как писал один из американских специалистов тайных войн:

«…не стоит доверять, в первую очередь, «сочувствующим», которые по непонятной причине так интересуются вашими проблемами. Они могут напомнить вам отца, мать или девушку, оставшуюся дома, но, несмотря на это, вам все равно следует быть осторожными и не вступать в разговоры».

Такой «сочувствующей», создавшей новую технику шпионажа, была Мария для истосковавшимся по элементарным земным радостям — семьи и дому, русских военнослужащих. Она для них была и сестрой, и женой, и матерью, одним словом, символом семейных связей, которых так им недоставало как в мирное время, так и на фронте. С нею они на доверительной основе обсуждали как житейские, так и военные проблемы. А тех, кто покидал гарнизоны и убывал к новому месту службы, в том числе и на фронт, она просила не забывать ее и писать обо всем, что они пожелают.