Черные дыры российской империи - Лев Шильник

Только не надо рассказывать сказки про дубину народного гнева! Это был типичный дворцовый переворот, инспирированный кучкой высокородных заговорщиков и поддержанный всякой сволочью.

Историкам прекрасно известно, что на рассвете 17-го мая Шуйский приказал отомкнуть двери тюрем, выпустить преступников и раздать им топоры и мечи. Стыдно читать в уважаемом академическом издании такие строки: «Во время празднества (имеется в виду бракосочетание Марины и Дмитрия. – Л. Ш) наехавшие в Москву польские паны и солдаты бесчинствовали и грабили жителей. Разнузданное поведение шляхты в русской столице ускорило взрыв народного восстания» («Всемирная история» в 10 томах). Не было никакого взрыва. Была незатейливая, с душком, старая как мир история, выросшая из подковерных интриг.

На трупе царя потом насчитали 22огнестрельных ранения. Напоследок еще одна цитата из Костомарова, замечательно характеризующая московские нравы: «На грудь мертвому Димитрию положили маску, а в рот воткнули дудку. В продолжение двух дней москвичи ругались над его телом, кололи и пачкали всякой дрянью, а в понедельник свезли в “убогий дом” (кладбище для бедных и безродных) и бросили в яму, куда складывали замерзших и опившихся. Но вдруг по Москве стал ходить слух, что мертвый ходит; тогда снова вырыли тело, вывезли за Серпуховские ворота, сожгли, пепел всыпали в пушку и выстрелили в ту сторону, откуда названный Димитрий пришел в Москву».

День завершился польско-немецким погромом. Убили то ли две, то ли три тысячи человек – на святой Руси, как водится, считать не любят. Заодно перебили всех игравших на свадьбе музыкантов. И, разумеется, долго и от души насиловали женщин. А на Московский трон вскарабкался интриган и предатель Василий Шуйский, очень быстро прозванный в народе «царем Васькой».

Кто же он был такой, этот загадочный европеец, нежданно-негаданно очутившийся на престоле государства Российского? Как мы уже говорили, внятного ответа на этот вопрос не существует до сих пор. Но по крайней мере одно можно утверждать совершенно определенно: беглым монахом Гришкой Отрепьевым он не мог быть никак. Мы уже писали, что Н. И. Костомаров в свое время убедительно продемонстрировал несостоятельность этой версии. Во-первых, если бы названный Дмитрий был беглым монахом, он никогда не сумел бы столь блистательно сыграть роль высокородного шляхтича. Хорошо известно, что Дмитрий прекрасно ездил верхом, великолепно танцевал, метко стрелял в цель, с большим искусством владел саблей и безупречно говорил по-польски; современники утверждали, что в его речи был отчетливо слышен не московский выговор. Кроме того, напомним, что при вступлении в Москву в июне 1605 года Самозванец молился в Успенском соборе и прикладывался к образам совсем не так, как это принято на Руси (этому быстро нашли объяснение – царевич много лет провел на чужбине). Если же он действительно был беглым монахом Отрепьевым, скрывшимся из московского Чудова монастыря в 1602 году, как гласит каноническая легенда, запущенная в оборот Годуновым, совершенно невозможно себе представить, чтобы за два неполных года сын захудалого галицкого дворянина Юрий Отрепьев (в иночестве – Григорий) освоил все эти непростые штуки. Мы уже не говорим о том, что православный монах без труда сумел бы приложиться к образам как полагается.

Во-вторых, Дмитрий привел с собой подлинного Григория Отрепьева и показывал его народу. На Москве его все знали великолепно, поскольку он был крестовым дьяком (секретарем) патриарха Иова и вместе с ним наведывался с бумагами в Думу. Все без исключения бояре знали его в лицо. Кроме всего прочего, реальный Григорий Отрепьев был по крайней мере лет на двадцать старше царевича. Наконец, в-третьих, в Загорском монастыре, что на Волыни, хранится книга с собственноручной подписью Отрепьева. Эта подпись не имеет ничего общего с почерком Самозванца.

Все, что мы знаем о Лжедмитрии I, однозначно свидетельствует: этот человек воспитывался в Западной Руси, а отнюдь не в Московии. Был ли он при этом царского рода – дело десятое. Самое главное, что сам он в этом ничуть не сомневался. А без такой, сидящей глубоко в печенках, уверенности играть на протяжении многих лет роль монарха в изгнании – вещь почти что немыслимая. Во всяком случае, недоверчивые и осторожные Вишневецкие поверили ему сразу и бесповоротно. У него все получалось легко и непринужденно. Вспомним ту очаровательную небрежность, с какой он вел себя на Руси. Это немного напоминает поведение Бонапарта после Эльбы. Когда Наполеон с горсткой людей высадился в Южной Франции, им преградил дорогу пехотный батальон правительственных войск. Спутники императора заколебались, но невозмутимый Бонапарт спокойно приблизился вплотную к солдатам, замершим с ружьями наперевес. Процитируем Е. В. Тарле: «“Солдаты пятого полка! – раздалось среди мертвой тишины. – Вы меня узнаете?” —“Да, да, да!” – кричали из рядов. Наполеон расстегнул сюртук и раскрыл грудь. “Кто из вас хочет стрелять в своего императора? Стреляйте!” Очевидцы до конца дней своих не могли забыть тех громовых радостных криков, с которыми солдаты, расстроив фронт, бросились к Наполеону».

В сущности, мы хотим сказать элементарную вещь. Без харизмы, без абсолютной уверенности в себе даже помыслить нельзя вступить в пределы Московского государства с четырехтысячным ополчением. Самозванцы, знающие, что они самозванцы, так себя не ведут. Они всегда играют наверняка, потому что самозванцы, а не самоубийцы. Дмитрий же не колебался ни минуты и не прогадал: городские ворота распахивались перед ним сами собой, а московские войска дружно переходили на его сторону.

Иногда приходится читать, что названного Дмитрия вырастили и выпестовали иезуиты. Дескать, реальный царевич благополучно упокоился в Угличе, а первый Самозванец – не что иное, как проект Ватикана, призванный совершить католическую революцию на Руси. Все бы ничего, да вот только одна незадача. Лжедмитрий хорошо говорил по-польски и сносно – по-немецки, а вот латынью владел из рук вон плохо, делая совершенно анекдотические ошибки (сохранились его автографы на латыни). Трудно себе представить, чтобы отцы-иезуиты, запуская столь многообещающий проект, не удосужились хорошенько выучить мальчика – ведь латынь в то время была языком международного общения. Между прочим, тут имеется еще одна специфическая тонкость, на которую не принято обращать внимания. Если настоящий царевич убит, а его ровесник (кто бы он ни был) воспитывается в убеждении, что именно он и есть подлинный наследник, необходимо ответить на следующий сакраментальный вопрос: царевич Дмитрий погиб (или был убит), когда ему уже исполнилось восемь лет – маловероятно, чтобы человек не помнил, что с ним происходило в восьмилетнем возрасте и без умышленного обмана рассказывал о том, что с ним стряслось.

Одним словом, ответа на вопрос, кем был первый Самозванец в действительности, мы, скорее всего, никогда не узнаем. Почти с одинаковым успехом он может оказаться подлинным царевичем Дмитрием или подставной фигурой, рожденной в ходе хитроумной политической интриги.

Бездарный интриган Василий Шуйский был личностью во всех отношениях жалкой, ничтожной и пакостной, однако вцепившись мертвой паучьей хваткой в Московский трон, сумел просидеть на нем четыре года. За эти четыре года на Руси произошло много событий: восстание Болотникова, поход на Москву Лжедмитрия II, бои со шведскими наемниками и т. д. Когда летом 1610 года осточертевшего всем царя Ваську наконец сковырнули и насильно постригли в монахи, власть захватила группа бояр во главе с Ф. И. Мстиславским. Впоследствии это правительство, состоявшее из семи бояр, получило название Семибоярщины. Боярская Дума обратилась к королю Сигизмунду и заключила с ним договор о призвании на русский престол его сына, королевича Владислава.

Мы не станем в подробностях разбирать историю Тушинского вора, больше известного под именем Лжедмитрия II, перипетии так называемой Семибоярщины и польско-литовской интервенции, а остановимся на несправедливо обойденной вниманием весьма примечательной фигуре Федора Никитича Романова (1554–1633). Авторы учебников, будто сговорившись, уделяют ему в своих сочинениях от силы полторы строки. Между тем Федор Никитич, он же патриарх Филарет, был не только отцом Михаила Федоровича, первого царя из династии Романовых, но и сыграл важную роль едва ли не во всех событиях Смутного времени.

Познакомимся с этим человеком поближе. Мать царя Федора Иоанновича и первая жена Ивана Грозного Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева была родной сестрой Никиты Романовича Захарьина, от которого весь род начал называться Романовыми (в полном согласии со старой русской традицией – Никита Романов сын). Таким образом, Федор Никитич Романов, сын Никиты Романовича, приходился государю Федору Иоанновичу двоюродным братом. При Грозном он особенно заметен не был, а вот при царе Федоре сделал блистательную карьеру: в 1586 году ему пожаловали боярство и он почти сразу же занял должность дворового воеводы и псковского наместника. Федор Никитич получил неплохое образование (выучился даже латинскому языку), прекрасно ездил верхом и был изрядным щеголем. Современник-голландец рассказывает, что если портной, пошив и примерив кому-нибудь платье, хотел похвалить свою работу, то говорил заказчику: теперь ты просто вылитый Федор Никитич. После смерти царя Федора в 1598 году по Москве пронесся слух, что якобы покойный государь прочил в преемники Федора Никитича. Слух, как водится, не подтвердился, а вот Романовы еще до коронации Бориса Годунова затеяли невнятную интригу, вознамерившись посадить на трон вместо Бориса некоего Симеона Бекбулатовича, которого Иван Грозный в свое время пожаловал титулом великого князя и сделал номинальным правителем Русского государства, а в 1576 году даже пожаловал ему в удел Тверь. Иван Васильевич, как мы помним, был вообще большой шутник и затейник. Прямо скажем, история малопонятная, но так или иначе, никаких санкций в отношении Романовых со стороны Бориса не последовало. В течение первых двух лет царствования Бориса они чувствовали себя совершенно спокойно.