Тонкая работа - Сара Уотерс

— Как вы добры, Сью! Вы не устали? Мистер Риверс говорит, еще четверть мили — и все.

Мистер Риверс всегда так говорил. Он не спеша вел ее по парку, объясняя, что ищет уголок поживописнее, а сам все увереннее прижимал ее к себе, все жарче нашептывал, — а я тащилась следом со всем их барахлом.

Конечно, без меня они бы вообще никуда не выбрались. Предполагалось, что я слежу за тем, чтобы Джентльмен вел себя как подобает.

Я и следила. А также следила за ней. Иногда она смотрела на него, но чаще — себе под ноги, и то цветок какой приметит, то листик, то птичку — и радуется... И когда такое случалось, он оглядывался на меня и улыбался мне хитрой улыбкой, но, когда она взглядывала на него, лицо его снова становилось невозмутимым.

Глядя на них, всякий бы сказал, что он любит ее.

Глядя на них, всякий сказал бы, что она его любит.

Но еще сказал бы, что она боится — боится своего чувства. Поэтому он должен был соблюдать осторожность, действовать не спеша. Он ни разу не дотронулся до нее, разве что подставлял локоток на прогулке да направлял ее руку, когда она рисовала. Он склонялся над ней — посмотреть, как она подбирает краски, его дыхание смешивалось с ее дыханием, и прядь его волос касалась ее теки... Но, придвинься он ближе, она бы отдернулась.

Перчаток она не снимала.

Наконец он выбрал удачное место у реки, и она начала писать пейзаж, каждый день пририсовывая все новые камышинки. По вечерам она спускалась в гостиную — почитать вслух ему и мистеру Лилли. Перед сном капризничала, порой капала в чашку снотворные капли, порой вздрагивала во сне.

Когда это случалось, я обнимала ее за плечи, и она замирала.

Я успокаивала ее — ради Джентльмена. Потом нужно будет поддерживать ее во взвинченном состоянии, но пока что моя задача — успокаивать ее, красиво одевать, ухаживать за ней. Я мыла ей волосы уксусом и расчесывала до блеска. Джентльмен входил в ее комнату, смотрел на нее, кланялся, а потом говорил: «Мисс Лилли, с каждым днем вы все прекраснее!» — и я понимала, что это чистая правда. Но понимала и то, что этот комплимент предназначался не столько ей — потому что она ничего не сделала, — сколько мне, потому что я все это сотворила.

О подобных мелочах я сама догадывалась. Говорить в открытую он не мог, зато устраивал настоящую пантомиму, поводя глазами, улыбаясь заговорщицки. Мы ждали, когда удастся побеседовать с глазу на глаз, но случая все не представлялось, и я уже почти отчаялась, как вдруг Мод, в своей невинности, сама нам эту встречу и устроила.

Просто как-то утром она увидела его в окно. Она стояла, прижавшись лбом к оконному стеклу, глядела во двор и вдруг произнесла:

— Вон мистер Риверс гуляет по лужайке.

Я подошла к ней посмотреть — действительно, он расхаживал по травке и курил сигарету. Было очень рано, солнце едва поднялось, и по лужайке тянулись длиннющие тени.

— Правда, он высокий? — спросила я, искоса поглядывая на Мод.

Та кивнула. От ее дыхания стекло запотело, и она протерла его перчаткой. Потом вскрикнула: «Ой!», как будто с ним что случилось — упал, например.

— Ой! Кажется, у него сигарета погасла. Бедный мистер Риверс!

Он внимательно смотрел на черный кончик своей сигареты, даже подул на нее. Потом похлопал по брючным карманам: искал спичку. Мод еще раз для верности протерла стекло.

— А теперь, — сказала она, — он не может зажечь ее! У него спичек нет? Не может быть! А ведь уже било полчаса, минут двадцать назад. Ему скоро к дядюшке идти. Нет, у него нет спичек — в карманах нет...

Она посмотрела на меня, заламывая руки, как будто у нее сердце разрывалось от горя. Я сказала:

— От этого не умирают, мисс.

— Но бедный мистер Риверс, — не унималась она. — О, Сью, если вы поторопитесь, вы можете отнести ему спичку. Смотрите, он прячет сигарету. Как он, должно быть, страдает!

У нас спичек не водилось. Маргарет всегда носила их с собой в переднике. Когда я напомнила об этом Мод, она сказала:

— Тогда возьмите свечу! Что угодно возьмите! Хоть уголек из камина. Ой, а можно побыстрее? Только прошу, не говорите ему, что я вас послала!

И можете себе представить? Я послушалась. Сбежала вниз на два лестничных пролета, зажав в руке каминные щипцы с горящей головешкой — для того лишь, чтобы кому-то было чем прикурить! Можете себе представить, чтобы я это сделала? Ну да, ведь я теперь служанка, не имею права отказываться. Джентльмен увидел, что я иду к нему по траве, разглядел, что я несу, и рассмеялся.

Я сказала:

— Все нормально. Она послала меня передать вам это, чтобы вы зажгли сигарету. Сделайте вид, что вам приятно, она за вами наблюдает. Но если хотите, можете и о нас поговорить.

Он даже головы не повернул в мою сторону, только поднял глаза к ее окну.

— Хорошая девочка, — хмыкнул он.

— Слишком хорошая для вас, как я понимаю.

Он улыбнулся. Но так, как господа улыбаются слугам: снисходительно. Я представила, как Мод глядит на нас сверху вниз, туманя взволнованным дыханием холодное стекло.

Он спокойно поинтересовался:

— Как наши дела, Сью?

— Неплохо, — ответила я.

— Думаешь, она любит меня?

— Думаю, да. Любит.

Он достал серебряный портсигар и вынул новую сигарету.

— Но сама она тебе об этом не говорила?

— Это и не обязательно.

И наклонился над головешкой.

— Она тебе вполне доверяет?

— Вынуждена. Больше у нее никого нет.

Он затянулся, выпустил дым. В холодном воздухе повисли синие пятна дыма.

— Она наша, — сказал он.

Отступив на шаг, он выразительно посмотрел на меня, и я поняла: выронила уголек на траву, и он нагнулся, чтобы помочь мне его поднять.

— Что еще? — спросил он.

Быстрой скороговоркой я поведала ему про снотворные капли и про то, что она боится своих снов. Он слушал с улыбкой, неловко хватал щипцами кусок угля, так что тот все время срывался, потом наконец ухватил, поднял и передал щипцы мне, жестом показав, что нужно держать их крепче.

— Капли и сны — это здорово, — тихо сказал он. — Это нам потом пригодится, позже. А сейчас ты знаешь, в чем твоя задача? Не спускать с нее глаз. Войти к ней в доверие. Она — наш маленький драгоценный камушек, Сьюки. Скоро я вытащу ее из оправы и обменяю на деньги. А держать нужно вот так. — Он вдруг заговорил громче: из парадного вышел мистер Пей — заметил, видно, открытую дверь и выглянул посмотреть, что случилось. — Вот так, чтобы уголек не упал и, не дай бог, не прожег ковер мисс Лилли...

Я сделала реверанс, и он пошел прочь, а потом, когда мистер Пей встал погреться на солнышке и, сняв парик, поскреб макушку, шепнул мне на прощание:

— На тебя дома делали ставки. Миссис Саксби поставила пять фунтов на твой успех. Мне велено поцеловать тебя — за нее.

Изобразив губами беззвучный поцелуй, он сунул в рот сигарету и опять принялся пускать синий дым. Потом поклонился. Пряди волос упали на воротник. Поднял холеную белую руку, чтобы заправить прядь за ухо.

Я заметила, что мистер Пей с крыльца пристально смотрит на него — еще пристальней, чем смотрели мальчишки из Боро, — словно прикидывал, что лучше: посмеяться над ним или дать пинка. Но Джентльмен притворился, что не замечает. Он подставил лицо солнышку и встал так, чтобы Мод из своего укрытия могла его получше разглядеть.

...С тех пор каждое утро она вставала у окна и смотрела, как он прохаживается внизу и курит. Она упиралась лбом в стекло, и, когда отходила, над бровью оставалась отметина — ярко-розовый кружок на белой коже. Такие пятна бывают на щеках от лихорадки. И еще я заметила, что с каждым днем пятно становится все краснее.

Теперь она следила за Джентльменом, а я за ними обоими, и все втроем ждали, когда же лихорадка отступит.

Мне казалось, что это займет две недели, ну, может, три. Но две недели прошли, а мы все еще топтались на месте. Потом еще две, но все оставалось по-прежнему. Она умела ждать, и дом продолжал жить по-заведенному. Она лишь чуть сдвинула свою дорожку поближе к нему, а он чуть подправил свою, поближе к ней, — но только и всего. И мы с ним ждали, когда представление разладится.

Я должна была завоевать ее доверие, чтобы потом помочь ей бежать. Тысячу раз я закидывала удочку — например, заговаривала о том, какой добрый джентльмен мистер Риверс, как он красив, и какие изысканные у него манеры, и как он, похоже, нравится ее дядюшке, да и ей самой, и как она сама, похоже, нравится ему, и если бы какая юная дама подумывала о замужестве, то мистер Риверс — чем не пара? В общем, я тысячи раз обиняками пыталась вывести ее на откровенный разговор, но она словно не слышала моих намеков и, похоже, не собиралась изливать передо мной душу. Природа тем временем снова насупилась, а потом вдруг стало теплее. Наступил март. Его сменил апрель. К маю все картинки мистера Лилли будут оправлены, и Джентльмену придется покинуть этот дом. А она все еще не сказала своего слова, и он ослабил напор, чтобы не спугнуть неверным движением.