Ожерелье - Мэтт Уиттен

Сьюзен подхватила свой чемодан и направилась в «Недвижимость Тамарак».

Когда она подошла к витрине агентства, ее снова пробрала дрожь. Перед ней была огромная фотография, на которой был запечатлен улыбающийся Дэнни. Сейчас ему было уже пятьдесят семь лет, но он все еще был красив, его волосы не тронула седина, на фото он был в окружении двух женщин-риелторов. Дэнни выглядел так, словно ни грамма не прибавил с тех пор, как она видела его в последний раз. Сама Сьюзен поправилась на десять килограммов.

Под фото была подпись: «“Недвижимость Тамарак” поддерживает Спортивную лигу полиции». В руках работники сферы недвижимости держали огромный чек на пять тысяч долларов, выписанный полицейским. Сьюзен стояла и смотрела на Дэнни — такого, каким он был сейчас. Его улыбка была такой открытой и дружелюбной. Она пыталась найти на его лице следы той травмы, что он перенес двадцать лет назад, но ничего не увидела.

Потом она вспомнила, как ему удавалось всегда скрывать свои истинные чувства за улыбкой. Порой бывало, что они ужинали вместе и она думала, что они ведут совершенно дружескую и спокойную беседу, а затем он вдруг взрывался из-за чего-то, что мучило его весь день до этого.

Она коснулась лица Дэнни на фотографии. Каково будет увидеть его снова?

Я правильно сделала, что пришла, подумала она. Мне необходимо сделать это.

Она протерла очки салфеткой, расправила плечи и вошла внутрь.

Глава восемнадцатая. 16–21 апреля, двадцать лет назад

Они не смогли устроить похороны, потому что ФБР никак не выдавало тело. Но в дом продолжали рекой течь люди со словами поддержки или вкусными пирогами.

Сьюзен понятия не имела, чем себя занять. Она не могла сосредоточиться ни на чем дольше чем на пару минут. Она шла в свою спальню за чем-нибудь и забывала, за чем. Она включала плиту, и через десять минут подгорала кастрюля и включалась пожарная сигнализация.

В течение первой недели она звонила агенту Паппасу по пять раз в день минимум. Пока он был настроен оптимистично, но Сьюзен начала опасаться, что они никогда не поймают убийцу Эми. ФБР продолжало подозревать Фрэнка, но у них не было достаточно доказательств, чтобы снова арестовать его.

Паппас задавал ей разные вопросы: «Были ли негативные эпизоды с клиентами Молли?», «Знаете ли вы кого-нибудь в Гранвилле?», «Были ли у вас проблемы с другими родителями в школе, где училась Эми?».

Однажды утром агент Паппас спросил:

— Вам известен кто-нибудь, кто любит проводить время на природе, в лагере у крытых навесов в лесу?

Сьюзен озадачил этот вопрос, но агент объяснил, что они обнаружили отпечатки пальцев Эми на пустой бутылке из-под содовой в пристройке в тридцати пяти метрах от места нахождения тела. ФБР предположило, что там на Эми напали и она попыталась отбиться от нападавшего бутылкой с содовой. Затем она попыталась убежать. ФБР обнаружило два набора отпечатков обуви, обуви Эми и взрослого человека.

Сьюзен разговаривала по телефону на кухне, рядом был Дэнни, слышавший все, о чем ей доложили. От услышанного она пришла в возбуждение:

— Если у вас есть отпечатки обуви, то вы можете выяснить, какая обувь была на нем!

— Боюсь, для этого отпечатки слишком размыты.

Дэнни взял телефон у Сьюзен.

— Но, по крайней мере, вы знаете размер его обуви, ведь так?

— Все, что нам известно, — это то, что размер где-то между 40-м и 41-м, — ответил Паппас, и последняя надежда Сьюзен на этот счет испарилась.

Паппас продолжил:

— Мы начинаем собирать воедино детали преступления. Мы думаем, что Эми споткнулась и ударилась лбом об острый камень в пятнадцати метрах от крытого навеса. Отсюда рана. Затем убийца задушил ее, вероятно прямо у камня, и оттащил тело в лес. Он пытался скрыть это, по крайней мере на какое-то время.

Перед глазами Сьюзен пронеслись чудовищные кадры: Эми отбивается от нападающего одной бутылкой с содовой. Вот она бежит по лесу, оглядывается через плечо, кричит, потом спотыкается, падает, лежит на земле. Кровь из глубокого пореза на лбу стекает по лицу и шее, заливая бусинки ожерелья. Она поднимает свои маленькие ручки, чтобы защититься от убийцы.

После того как Паппас поведал ей о подробностях убийства дочери, она не могла отделаться от этих образов у себя в голове. Ей становилось все труднее оставаться одной. Нужны были люди рядом, чтобы отвлечь ее.

Пребывание с Дэнни не помогало, потому что боль в его глазах заставляла ее еще острее чувствовать свою собственную. С Ленорой оставаться было тяжелее, поскольку Сьюзен параллельно пыталась справиться с чувствами вины и гнева по отношению к матери.

Поначалу визиты друзей и соседей помогали, за исключением того, что никто не знал, что говорить, совсем не знал. Они повторяли одни и те же слова снова и снова: «Я даже не представляю, что ты сейчас чувствуешь» и «Эми сейчас в месте лучшем, чем наш грешный мир». Сьюзен начала думать о том, что это все просто глупые клише, от этого ей становилось еще хуже.

Однажды кто-то из прихожан церкви сказал ей: «Господь не дает человеку больше, чем тот может вынести», и Сьюзен начала кричать ему, какой же он идиот. Они были дома не одни, вокруг были еще люди, но ей было наплевать.

— Ты считаешь, что Господь не дает тебе больше, чем ты можешь вынести? — кричала она. — Ты на хрен в своем уме?

Дэнни справлялся со своим горем в одиночку, на рыбалке. Когда ему было плохо, он всегда должен был побыть один. Кроме того, она знала, что сейчас ему не хочется быть с ней по той же причине, по которой и ей было трудно находиться рядом с ним.

Ленора ежедневно приходила к дочери домой, но большую часть времени она проводила в гостиной в обнимку с бутылкой, в то время как Сьюзен находилась на кухне. Наконец в среду, через три дня после того, как нашли Эми, Сьюзен позвонила Молли и спросила, может ли она выйти на работу.

— Ты уверена, что готова, дорогая?

— Мне это очень нужно.

Она пришла к обеденной смене. Но как только кто-то заказал картошку фри, Сьюзен разрыдалась, вспомнив, как сильно Эми любила это блюдо. Молли отвела ее в комнатку для персонала, положила на диван, на котором она могла плакать столько, сколько ей было нужно, не переживая о том, что она может побеспокоить посетителей закусочной.

Этот диванчик оказался для нее местом спасения. В течение двух дней она лежала там, прислушиваясь к звукам, доносящимся из закусочной, и знала, что,