ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА - Александр Шелудяков

В четырнадцать лет ходил Костя шкипером на рыбовозном паузке. В шестнадцать был капитаном маленького буксирного катера «Окунь», на котором возил продукты в отдаленные остяцкие селения и заимки.

Вспомнился и томский аэроклуб, куда он поступил работать авиатехником после демобилизации. Там без отрыва от работы учился он летать и стал летчиком-спортсменом. Но вскоре аэроклуб был закрыт, часть самолетов списали, а часть передали в другие аэроклубы…

– Волнорезов, так все это было?.. – спросил подсудимого молодой русоволосый судья с блестящим университетским ромбиком на лацкане пиджака.

Костя понимал: сейчас, после того что сказал Саша Гулов, дела не поправить. «Зачем он впутал себя?» – поднимаясь, подумал Костя, и ответил:

– Да, так было.

А председатель артели продолжал:

– Я повторяю: «У-2» был списан и его ожидал утильный склад. Это я направил артельный катер с паузком в Томск специально за самолетом. Это я оформил договор с Константином Волнорезовым на отлов и отбор племенных соболей для артельной зверофермы, а также научную разработку вольного и полувольного соболеводства. Самолет был не в частных руках и служил не для обогащения Волнорезова, не для браконьерства… Только благодаря самолету наша артель имеет больше тысячи отборных соболей на ферме и, кроме того, больше семисот щенят розданы промысловикам-охотникам и рыбакам на выкорм. К соболеводству начинает приобщаться все население Улангая.

Но то, что говорил председатель, Костю уже не интересовало. Он знал, что закон им нарушен, хотя нарушение это сделано не ради личной выгоды…

На второй год после поступления Кости в Иркутский сельскохозяйственный институт на заочное отделение охотоведов закрыли аэроклуб. Заставил инженер Костю возить с шофером грузовика на склад «Вторчермета» списанные моторы и самолеты…

Тогда и появилась мысль, что, может, списанный небесный тихоход еще послужит в умелых руках. Есть дикие юганские края, есть еще земли нехоженые, богатые пушным зверем.

Договорившись с водителем, четыре авиационных двигателя и разобранный самолет завез к себе Костя и упрятал в сарае. Из них-то впоследствии и собрал он один мотор. Обеспечился Костя за счет утильсырья инструментом, лампой для подогрева мотора в зимнее время, двумя парами самолетных лыж и, конечно, запасными частями.

Тогда по всему Союзу были сняты с эксплуатации «ПО-2». На смену повидавшему виды тихоходу пришли новые легкомоторные самолеты.

– Скажите, Волнорезов, – снова задал вопрос судья, – как вам удалось тайно перевезти самолет на остров? Ведь не иголка…

– На артельном паузке… – коротко ответил Костя и представил тот далекий вечер, когда причалился паузок к берегу. Вспомнил он, как посылал Илью к Соне за водкой, как потом крепко угостил команду катера и шкипера паузка… А когда выпивка была в разгаре, нагрянул председатель. Шум поднял. В наказание отстранил всю команду от рейса. Тогда вот Костя с Ильей ночью увели катер с паузком на Соболиный остров… Так все и осталось в тайне.

И снова говорил Александр Гулов:

– Волнорезов не только замечательный соболевод, но и отличный летчик: четыре года летал, можно сказать, на самодельном самолете, рискуя жизнью. И я горжусь этим мужественным человеком…

– Молодец! – раздались крики одобрения в зале.

– Хватит мыкаться по тайге дикарями!

– Охотнику нужны самолеты и мотонарты!

Костя чувствовал в душе успокоение от этих выкриков, чувствовал на себе подбадривающие взгляды промысловиков-охотников: «Не робей! В обиду не дадим»…

Но глубоко в груди таилась тревога. Нет, не за себя… Он думал о Тане, о ее любви. Думал о том, что слишком короткой была их первая и последняя ночь… Осталась любовь недосказанной и недоцелованной.

Но Костю радовало и подбадривало, что он сделал большое дело: доказал на практике преимущество вольного и полувольного соболеводства перед клеточным. Пусть приписывают воровство самолета и незаконный отстрел лосей. Пусть приписывают что угодно… Он свое дело сделал. И промысловики, которые сидят в зале, о многом задумаются.

– Суд удаляется на совещание!..

Костя поднял голову. Проводил взглядом людей, которые уходили за обитую войлоком дверь. Уходили решать его судьбу.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Зашел Александр Гулов в магазин как раз перед закрытием. Папирос купить. Дело было, конечно, не в папиросах. Хотелось ему с глазу на глаз поговорить с продавщицей об Илье. Но торчала у прилавка Андрониха, не уходила. Чуяла бабка: тут кое-что разузнать можно. Однако молчал председатель, ждал. Наконец, воровато куснув взглядом Александра, затолкала бабка в потертую клеенчатую сумку мешочек с сахаром, засеменила к дверям. Проводил ее глазами Гулов и повернулся к прилавку.

– Слушай, Соня, зачем ты хороших людей оговариваешь?.. – начал он спокойно.

– Кого бы это?.. – взвилась на дыбы та.

Накипела на Сонином сердце злоба на председателя. Засудили Костю на три года в исправительный лагерь, так теперь Илья не отходит от Тани. Дров ей напилил на всю зиму, березовых, жарких. Накосил сена для коровы. И на звероферме они всегда рядом, помогают друг дружке. Бунтует Сонина душа от ревности. Провела Соня с Ильей всего-навсего две вороватые ночки. Прячется Илья от Сони, трудно его залучить, а на веревке милого не приведешь в дом. Но считает Соня Илью своим и отдавать его никому не намерена.

– Верни Илье деньги, которые с книжки сняты! – Напирает она на председателя. – Чужими деньгами решил артельные дыры заткнуть. Дружку-то небось за колючую проволоку переводики шлешь из Илюхиных Денег. Не свои выкладываешь!..

– Ты-то чего в чужих карманах считаешь? – мрачно возражает Гулов. Сам он при большой семье своей и артельных заботах никак не мог скопить денег на заветную дюралевую лодку с подвесным десятисильным мотором.

– Костины деньги, если хочешь знать, получит Таня. Илье вернем долг после отчетного года, да и то, если будут лишние. Илья против ничего не имеет. А чего бы тебе целить на Кучумовы доходы?..

– Не суйся в нашу семейную жизнь. Знаю, для чего отправил Илью с Танькой на Соболиный… Знаю…

Гулов усмехнулся и возразил:

– Семьи у вас с Ильей нету. Да и получится ли – вопрос. Прошу тебя, не губи жизнь парню…

– А о моей жизни ты подумал? – вдруг заплакала Соня. – Кто мне поможет?

– Найдешь себе мужика. Баба ты красивая, в соку… – утешительно начал председатель, но Соня перебила его.

– Найдешь… Будь мужики грибами, нашла бы. Кто меня подберет с Илюхиным привеском? Второй месяц брюхатая от него. – Она вытерла халатом глаза и совсем спокойно продолжала: – Саша, ты умный мужик, загляни в мое нутро… Мне тридцать лет. Я жить хочу, как все бабы. Красивая, здоровая… А ничего не получается… Мужики на меня засматриваются, да все по-кобелиному. Противно мне это. И ты такой же! Вот скажу сейчас: пройди в горницу, за эту занавеску – пойдешь ведь, не откажешься…

Гулов смешался. Зарозовели кончики ушей.

– Одно тебе, Соня, скажу. Таня дорогу твою не переходила. Чего ты ненавидишь ее? – перевел он разговор.

– Боюсь, Сашенька, за Илью. Соперница она моя страшная. Я, может быть, за это себя ненавижу. А что поделаешь… На мой роток не накинешь платок… Оставлю Таньку в покое, когда вернешь Илье деньги и мы с ним распишемся, свадьбу сгуляем. Скоро он должен возвратиться из тайги…

– Соня, а если уехать в город? – продолжал Гулов. – Илью ты не любишь. Он тебе и деньги отдаст. Купишь дом, легковую машину, найдешь мужа городского, образованного.

– Вон ты о чем! А еще коммунист…

– Тьфу ты! Баба, она баба и есть!.. – не выдержал председатель, хлопнул дверью и ушел из магазина, дав слово не ввязываться никогда посредником ни в какие любовные истории.

Югана придирчиво осматривала жениха и невесту, перед тем как сказать Кедру-богу важные слова.

– Гляди, Дух великих юганских урманов! Это молодой вождь племени Кедра. За его спиной – тугой охотничий лук. Колчан из выдровой шкуры полон метких стрел. На ремне – нож из крепкой русской стали в берестяных ножнах. На голове молодого Шамана – корона из самых счастливых и самых сильных перьев таежных птиц. Ноги вождя быстрее лосиных. Вышиты бисером узоры на голенищах летних унтов. Ты, Кедр-бог, дай ему свою мудрость…

Югана разговаривала с кедром. Андрей тихо переводил Лене слова старой эвенкийки.

– Сейчас Югана будет воспевать твою красоту.

– Ты, Кедр, знаешь невесту. Я тебе рассказывала о ней. Вот она! Ноги ее не топтали охотничьих троп. Она не умеет поставить чум и сварить в берестяной посуде еду на костре. Она не умеет добывать в тайге пищу для мужа. Не натянуть ей тетиву лука и не пустить стрелу в зверя. Но всему этому ее научит Югана. Смотри, Кедр, какой хороший на ней свадебный эвенкийский наряд. На русской женщине платье бархата утреннего солнца. Белый замшевый пояс шит бисером, что ночное небо звездами. На поясе – нож, кованный парусным цыганом. Красивая голова у невесты, красивей белых перьев лебедя… Югана все сказала.