ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА - Александр Шелудяков

И женщина с красивыми глазами, которые голод упрятал в пепельные впадины, рассказала, как их привезли в Улангай на барже, которую притащил пароход-шайтан с дымной трубой. Им не дали ружей. Нет у них и рыбацких лодок и сетей. А сами они ничего не умеют делать. И еще она рассказала, что продукты у них кончаются и что им придется умереть с голоду, если паузок с мукой застрянет в пути.

Орлан приказал тогда мне уйти. Он хотел один говорить с русской женщиной. Орлана увела Даша в Улангай. Он нес сыну женщины лекарства-траву медвежий корень и сушеную малину. Орлан нес людям в Улангай муку.

На другой день к нам прискакал верхом на русском олене-коне большой начальник. У начальника на широком ремне висело маленькое ружье в кожаном сапоге. Русский начальник сказал Орлану, что если эвенки будут помогать бежать из ссылки спецпереселенцам, то он их арестует и посадит в тюрьму. И еще он сказал, что запрещает вести обмен и торговлю с высланными, потому что они враги. Орлан тогда сказал начальнику: «Один эвенк берет в жены русскую женщину. Разрешит начальник ей уехать?» Начальник спросил: «Кто эвенк, кто женщина?» Вождь сказал: «Орлан – эвенк, Даша – русская женщина». Начальник жирно ругался. Бил рукой по своему маленькому ружью в кожаном сапоге: «За решетку упрячу, если попытаешься увезти ссыльную бабу…»

Орлан тоже рассердился. Он не испугался широкого ремня с маленьким ружьем: «С голоду разрешаешь умереть Даше?»

«Каждый получает паек…» – говорил большой начальник.

Орлан был настоящий вождь племени! Вечером Даша с маленьким сыном Андрюшей села в обласок Орлана, но тут охранники с винтовками прибежали на берег. Они приказали вернуться Орлану. Грозили стрелять в него и в Дашу, если обласок не вернется. Орлан вернулся. Его посадили в каталажку.

Ночью я взяла охотничий лук и стрелы. У ружья громкий язык. Стрелы бьют молчком. Улангай спал. Собак у русских не было. Около избушки с Железной решеткой на окне ходил охранник. В руках держал винтовку. Я вскинула лук… Но не выпустила лосиную стрелу. Стала говорить с охранником, просила, чтобы он отпустил Орлана.

«Эвенк не виноват. Орлану нужна красивая жена. Вождь племени Кедра не зверь. Его нельзя держать в карамо с железной решеткой. Отпускай Орлана! Мы откочуем без Даши…» – это сказала я человеку.

В ту ночь все племя вместе с вождем и Дашей откочевало в далекую тундру. Даша стала женой Орлана. У свадебного костра вождь сказал: «Люди моего племени! У женщины одно сердце. В сердце Даши было имя другого мужчины. Пусть оно остается. Орлан берет имя человека, у которого оборвалась земная тропа». Так Орлан стал Василием.

Мы ушли туда, где солнце не знает закона и смотрит на землю сколько ему захочется. Там было очень много песцов. Кержаки нам давали за пушнину муку, порох и дробь. Они тоже жили в стороне от больших дорог и троп.

Даша учила наших детей писать буквы на берестяных листках. Учила читать по книгам, которые привез бородатый кержак за тридцать голубых песцов. Ее сыну Андрею суждено было стать вождем нашего племени, когда состарится Василий.

Восемь лет мы жили вдали от родных мест. Потом Даша сказала: «Надо возвращаться на Юган. Детей нужно учить в школе. Больных нужно лечить в больнице. Пушнину нужно сдавать самим. Деньги и товар тоже получать самим. Кержаки обманывают».

Мы вернулись на Юган. Построили деревню Мучпар. Русский начальник дал документ в Медвежьем Мысе Даше и ее сыну. Он назвал Дашу Шамановой, а Андрея сыном Василия. Жил бы Василий и сейчас. Но однажды он хотел добить раненого лося ножом, пожалел пулю… Похоронили Орлана-Василия в Мучпаре по русскому обычаю. Так просила Даша…

– А что случилось с матерью Андрея? – спросила Лена у эвенкийки.

– Ее могила рядом с могилой Орлана. Она умерла на руках Юганы.

– Это произошло уже после того, как Андрей уехал служить в армию, – пояснил Илья. – Тосковала она очень…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Во многих колхозах побывали Костя с дедом Чарымовым. Неудача вышла с закупкой лошадей. Всего десяток коняг вместо двухсот, как рассчитывали, продали им колхозы. Дед Чарымов советовал Косте вернуться в Улангай:

– Все одно домой будем шлепать не солоно хлебавши.

Разные перебрал варианты Костя, как запасти корма для зверофермы, но ни один дельным не признал. И тогда решил идти напрямик.

– Нет, дедушка, ехать домой еще рано, – возразил Костя, когда они, походив по магазинам районного центра, хотели податься на пристань. – Отправимся к самому секретарю райкома.

– Пожалуй, верно, – подумав, согласился старик. – Алексей Дормидонтович мужик молодой, но толковый, расчухает нашу беду по совести.

Но не просто оказалось попасть в кабинет секретаря райкома партии. В первый день губастая чернявая секретарша не пустила Костю: «У Алексея Дормидонтовича товарищ из области». На второй день пришел Костя с дедом Чарымовым утром, но опять получил отказ от вредной женщины: «Идет бюро. Весь день товарищ Скатов будет занят».

– Эш ты, язва… Столовская еда дороговата. Деньков пяток пошмыргаем, в Улангай без штанов прибудем, – огорчился дед Чарымов.

Услышала секретарша это, пожала сдобными плечами, зыркнула на старика властным глазом. Взбунтовался дед Чарымов.

– Костя, какую нам с тобой хреновину временить? Руки мозолим, ноги бьем за артельный интерес. Так? Вроде дальше этого кабинета топать некуда… Давай свою кепчонку, и скипидарь. Выпрут за дверь – обойди, да в окно лезь. Скандалить зачнут, грубить по-разному, тоже бей по столу кулачишшем и рычи… Московским министром припугни.

– Верно, дедун! Иду в лобовую атаку, – поддержал тот Чарымова.

Уловив момент, когда секретарша увлеклась пишущей машинкой, Костя без стука вошел в кабинет. Секретарша подняла голову, увидала в руках старика выгоревшую Костину кепку, сообразила: парень нырнул в кабинет. Выпорхнула из-за столика, метнулась к дверям, чтобы выдернуть нарушителя и отчитать за нахальство, но дед Чарымов прижался спиной к двери и не подпустил настырную бабенку. «Очень даже удобно, Косте отступление отрежу и язву туда не пущу. Пусть потом судят-рядят», – решил дед.

– Дедушка, буду звонить в милицию, – сурово погрозив пальцем, сказала секретарша.

– Пока твоя милиция чих-пых, Костя там переговор сотворит, – старик сделал невинное лицо, перекрестился. Но секретарша неожиданно вернулась на свое место.

– Все равно сейчас выйдет. Не примут его… – уверенно и спокойно заявила она.

Однако Костя все-таки «сотворил переговор».

– Я знаю, у вас идет бюро, решаются важные вопросы, но ведь и я пришел не с пустячным делом. Нужно решить судьбу артели, судьбу целой деревни. Останется ли Улангай заброшенным, как Мучпар и десятки других сел Югана, или превратится в крупнейшее звероводческое хозяйство, вам решать…

Костя говорил сбивчиво, взволнованно, торопился все высказать. Члены бюро с любопытством смотрели то на парня, нарушившего порядок, то на старого секретаря райкома, который не указал на дверь смельчаку, а даже предложил сесть рядом с собой.

– Значит, вы зверовод…

– Константин Волнорезов. Да…

– Извините меня, товарищи, – обратился Алексей Дормидонтович к членам бюро, – минут на десять прервем обсуждение очередного вопроса.

Костя, сообразив, что его выслушают, немного успокоился, осмотрелся. За длинным столом сидели члены бюро. Некоторых Костя знал: начальника милиции, военкома, двух председателей крупных обских колхозов, редактора районной газеты «Северная правда».

С секретарем райкома встретиться ему пришлось впервые. Лицо вроде доброе. Седой. На вид еще молод. Не больше сорока.

– Вот… – Секретарь отыскал в столе какую-то бумагу. – Это письмо председателя улангаевской артели. В нем все обстоятельно изложено. Ваши беды мне хорошо известны, товарищ Волнорезов, – улыбнулся он Косте.

– Алексей Дормидонтович, от этого соболи и лисы сытыми не будут, – рубанул Костя грубовато. – Банк денег не дал. В артели больше тысячи соболей и около восьмисот лисиц. На будущий год поголовье учетверится. Корм зверькам нужно заготовить по весне. Около двухсот лошадей нужно… Мы пытались закупить в колхозах выбракованных лошадей, – пояснил он. – Но есть приказ: лошадей сдавать только в «Заготскот». Если поможете нам сейчас закупить хотя бы сотню лошадей, за лето они отгуляются на лугах…

– А другого выхода вы не искали?

– Есть и другие возможности, – сразу ответил Костя. – Я побывал на бойне. Пригляделся. Массовый забой начинается в первые заморозки. Кровь, внутренности и другие отходы в дело не идут. Представляете, сколько пропадает добра. За зиму через бойню проходит не одна тысяча крупного рогатого скота. Наша артель может покупать отходы у «Заготскота». Сбой, забракованные ветработниками туши животных. Это значит, мы сохраним сотни лосей. Это значит, одна наша артель даст тысячи первосортных соболиных шкурок…