В объятиях злого рока (СИ) - "Julia Candore"

— Выкладывай, что ты еще видела странного, — строго сказал он.

— Да в общем-то, ничего… — задумалась я.

Странности Гликерии не в счет. Мало ли какие у человека на личном фронте смуты и потрясения, после вчерашней-то процессии в обитель правопорядка! Она, может быть, ценности переоценивает. Заново настраивает моральные ориентиры.

Мне почему-то в голову не пришло рассказать о непостижимых существах, как я прозвала теневых зверушек в башне, где можно забыться. Нет, я не собиралась скрытничать. Они попросту вылетели из памяти. Не память, а вышедший из строя фильтр!

Судя по каменной неподвижности лицевых мускулов, Тай Фуна мой ответ не устроил. Неладное мистер Дознаватель, конечно, почуял. Но где копнуть поглубже, пока что понятия не имел.

В нашу ленивую, сонную и самую малость напряженную жизнь уже стучалось новое утро. Оно бушевало за дверями спальни… как стая ошалевших енотов. Грязные отпечатки лап, лужицы с весьма специфичным запахом, не менее ароматные следы жизнедеятельности в виде живописных кучек. Сплошной стресс.

— У-Ворюга! — заорала я на весь коридор. — Ты тру-у-у-уп!

Мы оставили его в замке, надеясь, что замок в состоянии за ним проследить и хорошенько всыпать, если енот пустится во все тяжкие. Но, как выяснилось, мятежный зверюга и дворец иллюзий прониклись друг к другу взаимной симпатией и буквально спелись. Теперь они сообща вытворяли гадости с гнусной целью потрясти меня до основания.

Енот одурел от безнаказанности. Он носился по замку мохнатой торпедой, словно его преследовали не то призраки, не то волонтеры из службы по отлову бродячих животных. Буянил за десятерых, а съестное истреблял так рьяно, словно его год держали на низкокалорийной диете. От заначки в буфете остались одни крошки.

Невидимые молчаливые прислужники сообразили завтрак на четыре персоны, но и его У-Ворюга благополучно уничтожил. Пришлось беднягам готовить заново.

— Если так будет продолжаться, — сказала Мира, затравленно озираясь, — духи дворца иллюзий, чего доброго, устроят забастовку. Надо что-то предпринять.

Понятное дело: такое нельзя спускать с рук. Но идеальный метод для расправы с зубастым жуликом на голодный желудок было не придумать.

— Давайте для начала поедим, — с кривой улыбочкой предложила я. — Все в сборе?

Как бы ни так!

К завтраку Гликерия не вышла. Она даже не потрудилась забрать свои покупки из лавки — оттуда к нам ни свет ни заря притопал посыльный с тележкой, доверху нагруженной сумками. А хозяйка вышеозначенных сумок сослалась на недомогание, заперлась в химической башенке — и хоть ты выкуривай ее оттуда!

После завтрака я тщетно ломилась в башенку, уговаривала выйти поболтать по душам (ха-ха, уж тогда мне бы наверняка удалось вытрясти из нее душу!). Каюсь, я была чересчур напориста. И наверное, немного груба. Так или иначе, Гликерия закрылась изнутри и молчала по ту сторону портала с упрямством героя сопротивления.

Мои аргументы в пользу живого общения иссякли. В арсенале всё еще имелись угрозы и запугивания, но этим добром рыжую чудачку вряд ли проймешь. Я вынужденно сложила оружие и с позором отступила в центр эбонитовой "короны", где по-прежнему высился пустой указатель.

Отработка. Лекции. Мой персональный индикатор бешено мигал на отметке "Опаздываешь, прогульщица!".

— Прости, дискотечная башенка. Я спешу. Танцы до упаду подождут.

В дискотечную башенку меня тянуло, как магнитом. И было совершенно очевидно: в следующий раз не утерплю.

В академии Светочей Прогресса на наши с Мирой хрупкие плечи великодушно взвалили работёнку потяжелее. Пока мы драили полы в центральном холле и начищали морды бронзовых львов на перилах парадной лестницы, мои мысли раз за разом возвращались к списку срочных дел. Дело номер один: найти управу на шкодливого енота. И дело номер два: вывести на откровенный разговор рыжую ранимую натуру и выпытать у нее наконец: какого дохлого спрута?!

Кроме морд и полов, нам пришлось повозиться с экспонатами глубоководных хищников в зоологическом музее. Ну, знаете, таких гигантских саблезубых махин с прочнейшим костным скелетом, которые съедают всё на своем пути, не разбирая, аквалангист перед ними или чрезвычайно опасный ядовитый моллюск. Это ректор уже из кожи вон лез, придумывая, как бы нас нагрузить. Скелеты у монстров, видите ли, запылились. Пойдите, разберитесь. Вот вам антистатические метелки. Называются пипидастры, чтоб их спрут побрал. И не смейтесь, кому говорят!

Потом мы сидели на лекциях. Скука, доложу я вам, смертная. Если уж начистоту, знания куда проще извлекать из учебников или тех же конспектов, которые Тай Фун обещал для нас раздобыть. Из профессорских голов — гораздо сложнее. Во-первых, эти головы бубнят. Во-вторых, частенько полагают, что в аудитории собрались сплошь бездари и раздолбаи, поэтому и без того нудное повествование приобретает отрицательный заряд. Приправа из негативных профессорских эмоций еще больше подрывает студенческий энтузиазм. И в один прекрасный момент добрая половина потока понимает: "Да, всё верно: мы бездари и раздолбаи. И вообще сволочи беспросветные. Так нам и надо."

— Скорей бы практика! — вздыхала Мира, подперев щёку рукой.

О, как же я была с ней солидарна! Сколько там до конца месяца? Пару недель? Всего две недели — и отработке конец, а мы — свободные и окрыленные — предстанем перед выбором куратора для практических занятий. Счастье есть.

С горем пополам пережив "Улётную химию" и "Введение в классификацию биоматерий", мы, как пришибленные, вывалились из аудитории и задались насущным вопросом: где бы перекусить?

Близился вечер, и мое гипертрофированное шестое чувство вещало, что грядет нечто масштабное и торжественное и что вскоре нам станут доступны все гастрономические наслаждения Вселенной. Ну ладно, насчет Вселенной я погорячилась. Курортного городка, как минимум. Уже что-то.

— Слушай, нас же Фараон пригласил! — осенило Миру. — На совещание по поводу кражи краденого.

И точно: злачное местечко с говорящим названием "Круши-Ломай-Бар". Ну вот, опять память сбоит. Стареем. Как бы старческий маразм не начался.

Город расцветал вывесками и уличными огнями. На фоне предзакатного неба зрелище потрясающее. Немудрено, что на нас с Мирой из-за первого же поворота набросились лирические переживания. Вокруг творилась праздничная кутерьма. Лавки пестрели бижутерией, шейными платками и дешевыми побрякушками. Какой-то старик в берете, с лицом, похожим на грецкий орех, играл на аккордеоне песни своей молодости. Справа по курсу доморощенный философ в засаленном пиджаке толкал с помоста утонченный монолог о бренности бытия.

"Круши-Ломай-Бар" вздымался к небесам прямо в конце улочки. Высокий, угловатый. Ни вкуса, ни меры. Так обычно о людях говорят. Казалось, ткни его пальцем — и он рассыплется, как карточный домик.

— Пригнись! — Это наш телохранитель Тай Фун подоспел. Весь в черном, вылизанный, пахнущий лесом и вереском больше обычного. Спасать он, разумеется, бросился меня. Мира как-нибудь перебьется.

Ветхую фанерную дверь нелепого сооружения выбили прежде, чем мы поднялись на крыльцо. Вместе с дверью из этого балагана вылетел какой-то молодчик, красный и веселый. Перебрал.

Еще пара не вполне трезвых субъектов вылетела чуть погодя. И в пустом проёме нарисовался Фараон. Довольный — не передать. Во рту — потухшая сигара, в хитрющем глазу — монокль. На макушке — дань моде, коричневый цилиндр с очками-консервами. Ноги скрещены, руки — в карманах жилета, локти растопырены. Словом, типичный хлыщ.

— Хэй, ребятки! — проговорил Фараон, не вынимая сигары. — А я вас заждался! Вы там на работе своей еще не сгорели? — задорно крикнул он. — Когда сгорите, дайте знать! Мне для одного дельца позарез нужно несколько горсток пепла!

Фальшивый студент-первокурсник лихо развернулся на каблуках и, призывно махнув тростью, пропал в задымленном нутре "Круши-Ломай-Бара". Нам дали зеленый свет.