Точка падения - Юрий Бурнусов

Инстинктивно пригнувшись, чтобы свистящие лопасти не снесли голову, Альтобелли залез в воняющее маслом и резиной нутро вертолета, сел на скамью и прикинул, куда их выбросят.

Только сейчас он вспомнил о том, как загадочно выглядел во время их последней встречи черномазый Упырь.

Нужно было проверить, куда он делся.

А если он в Зоне?!

Но тут запищала рация, и Альтобелли услышал голос капитана Колхауна:

— Скоро открываем окно. Постарайтесь успеть, лейтенант. Слушайте время прохода и приблизительные координаты падения самолета…

Глава пятнадцатая

Точка падения

Это был огромный аэробус — старая машина, которые давно уже не использовались серьезными европейскими авиакомпаниями, но вовсю — украинскими. Откуда он тут взялся? Самолеты над Зоной не летали вообще — себе дороже, иная аномалия стукнет и на десяти километрах, никогда не знаешь, чего от них ожидать… Поэтому все воздушные трассы над территорией Зоны упразднили. И вот — пассажирский самолет…

Хотя было видно, что летит он как-то дергано, нелепо, оставляя за собой хвост черного дыма. Видимо, в воздушное пространство Зоны аэробус вошел поневоле — что-то с управлением, к примеру…

— Смотрите — самолет! — сказал Аспирин.

Мы стояли и таращились в небо, пока огромная машина не легла на вершины деревьев и со страшным треском не обрушилась в лес. Взрыва не было, садился аэробус полого, а значит, там вполне мог кто-нибудь выжить.

— Быстро туда! — заорал я.

— А как же… — вякнул профессор, но я не стал его слушать, да и никто не стал. Самолет в Зоне — это ЧП. Это люди. Возможно, пять сотен людей. Это женщины и дети, черт бы их побрал. И на моем месте любой, даже многие из Тёмных, бросились бы их спасать. Есть вещи, которые неподконтрольны даже нашим внутренним законам и правилам. У пассажиров нет спецодежды, обуви, оружия. У них ничего нет, даже надежды. А если авиалайнер шлепнулся в мощный гравиконцентрат. У них вообще ничего нет. Их самих и то нет… Но это можно узнать только на месте.

Поэтому мы все пошли в направлении падения аэробуса — курс на ладонь правее водонапорной башни. И вышли к нему довольно скоро, через часок-полтора, миновав парочку довольно банальных ловушек вроде хищно потрескивающей «мясорубки», которую первым заметил, как ни странно, профессор Петраков-Доброголовин.

— Но наше задание… Как же мы… — бормотал он, топая вслед за мной. Многому научился жиртрест — шел исправно, след в след. Но ума не прибавил. Он мне снова перестал нравиться.

— Закрой рот, — сказал я ему.

— Зачем нам эти люди?! Мы ведь усложняем… — успел брякнуть он, и я ударил прикладом назад. Попал в грудину. Петраков-Доброголовин заперхал, задохнулся и быстро понял, что спорит с Упырем в таких ситуациях не стоит. Хемуль его совсем пристрелил бы, но Хемуль — он сумасшедший, а я пока нормальный. Пока. Или мне так кажется.

Самолет величаво лежал среди исковерканных деревьев. Что то в нем искрило, что-то — горело, но в целом нельзя было сказать, что машина так уж сильно пострадала. Я однажды был на месте падения армейского транспортного самолета, так там мясо лопатами выскребали из погнутых кусков фюзеляжа.

Где же люди? Мне, если честно, лезть внутрь совсем не светило, и похоже, мои товарищи были того же мнения. Мы осторожно обогнули корпус и увидели, что дверь открыта и из неё свисает полусдувшийся аварийный трап веселенькой жевто-блакитной расцветки.

Рядом с трапом никого не было. Мы замерли и прислушались. Неподалеку за деревьями явственно слышался какой шум. Я решительно двинулся в ту сторону, остальные молча по тянулись за мной.

Пассажиры аэробуса толклись на полянке, нас пока не замечая. Кто-то сидел на корточках, обхватив голову, и легонько раскачивался. Кто-то просто сидел на земле, прислонившись к дереву. Два или три человека лежали, над ними суетились женщины, одна из которых была в летной форме. Видать, стюардесса. Какая-то девица лет двадцати пяти, с пышной гривой золотисты волос, истерично рыдая, рвалась обратно в самолет. Её еле удерживала вторая стюардесса. На стюардессе и на самой лица не было, но она пыталась вразумить истеричку:

— Туда нельзя, понимаете? В любой момент баки с горючим могут взорваться. Да поймите же вы наконец, туда нельзя!

Девица явно не слышала ни слова, она молотила по плечу стюардессы одной рукой, а второй тащила за собой ребенка — маленькую девочку лет пяти-семи. Девочка отчаянно ревела.

Навскидку здесь было человек двадцать пять-тридцать. Немного для такого крупного самолета. Но и немало, если учесть обстоятельства. Ох как немало. Я даже слегка опешил. Трупы, очевидно, остались внутри лайнера. И верно: кому нужно возиться с мертвыми телами, если вокруг полно еще живых тел. До меня снова донесся голос стюардессы, которая, уже срываясь, крикнула:

— Да нет там никого живого, поймите же!

В этот момент Соболь широким шагом пересек поляну и влепил истеричке пощечину. Та сразу заткнулась и уставилась на него ошалевшими глазами.

— Ложись, дура. Сейчас будет взрыв, — спокойно сказал Соболь, — и ребенка своим телом прикрой. Или ты не мать ей?

— Мать… — просипела девица, — а вы… вы кто такой?!

И отступила, притянув к себе девочку, которая уже не в силах была реветь, а только непрерывно всхлипывала, вздрагивая всем телом.

Тут-то только на нас и обратили внимание. Кто-то радостно завопил, женщины заплакали, не иначе как от счастья. Еще бы — люди в спецкостюмах, с оружием. Кто, как не долгожданные спасатели?!

— Американцы! Американцы! — закричал кто-то. Понятное дело, негр с автоматом — кто ж еще, как не американец. Тем более на территории Украины.

Я их сразу обломал, сказавши:

— Господа и товарищи, не радуйтесь. Мы не американцы. И мы не спасатели.

— Как же так? — спросила стюардесса с тихим отчаянием. — Понимаете, нам необходима помощь…

— Мы не спасатели, — терпеливо повторил я. — И все мы находимся на территории так называемой Зоны, и еще не факт, что вам повезло. Смерть от декомпрессии куда лучше смерти от «мясорубки» или «карусели»…

— Я не понял, — сказал тощий субъект в дорогом с виду костюме. — Мы где? Что за карусели и мясорубки?

— Зона, — устало объяснил я. — Это такое место, где лучше не появляться без огромного багажа определенных знаний. А лучше вообще никогда не появляться.

— Кажется, понял, — сказал тощий. — А карусели…

— Это такие аномалии. Смертельно опасные.

В этот момент отступавшая в сторонку истеричная блондинка отпустила девочку и вдруг рванула в сторону самолета. Но Соболь был начеку. Он спокойно поднял ружье и выстрелил в воздух почти над ухом блондинки. Та ничком рухнула на траву. Пассажиры сбились в кучу и уставились на нас с ужасом. Какая-то тетка прижала к себе дочку блондинки.

— Никто. Никуда. Не двигается, — сказал я с нажимом.

В толпе прозвучал шепоток: «Террористы». Я с интересом посмотрел на этих испуганных людей и с некоторой долей жалости подумал, что еще неизвестно, что в их ситуации было бы лучше… То спасатели, то — террористы. Хочется подогнать все под привычные рамки, ясное дело. В Зону верить не решаются.

Я обратился к тощему, поскольку раньше вел разговор с ним:

— Что у вас случилось?

— Авария, — сказал тощий. — Вон у стюардессы спросите, может, она объяснит подробнее.

— Ладно, после разберемся. А теперь вопрос на засыпку: кто из вас самый богатый?

Пассажиры переглянулись. Вперед вышел низенький бородатый человек семитской внешности.

— Видимо, я, — сказал он с крайне виноватым видом.

— И чьих вы будете? — осведомился я, припомнив кинематографические курсы.

— Как это — чьих?! — возмутился бородатенький. — Я — исполнительный директор ООО «Трансеврогаз» Марк Бернштейн!

— Отлично, — сказал я. — Вы хотите жить?

— Да, — кратко ответил бородатенький.

— Стало быть, вы оплачиваете мои услуги по спасению вас отсюда. Вас и всех этих людей. — Я обвел рукой притихших пассажиров.

— Всех?! — возмутился бородатенький. — Но я их даже не знаю! Я не намерен…

Тут же он заткнулся, потому что стоявший рядом молодой человек стукнул его по морде. Ну, не то чтобы прямо стукнул — скорее, пощечину дал. Сопротивляться Бернштейн не решился.

— Мародеры! — выкрикнул чей-то голос, вроде женский. — Террористы!

Я усмехнулся про себя. Ладно, так даже проще. Хотя нет, видя в нас угрозу, начнут при первой же возможности драпать в сторону, угодят тут же в неприятности. В смертельные неприятности… Я задумался. Как же вам доказать, дуралеи, что ваши дела хуже некуда?… На краю поляны я уже давно усмотрел на кусте «жгучий пух», Соболь углядел его тоже. Собственно, блондинка как раз бежала прямиком на него. Так что дура должна Соболю как минимум если не за спасение жизни, то за спасение смазливой мордахи уж точно. Эх, надо было ей дать вляпаться, тогда все бы сразу поняли на живом-то примере… Тут взгляд мой упал на продолжавшую тихо и горько плакать девочку, и я отогнал дурные мысли. Сделал Соболю знак — он поднял дуру, но от себя не отпустил, крепко держал за руку. Так. А где наш дорогой профессор? Я оглянулся и поманил его пальцем.