Точка падения - Юрий Бурнусов

— Черт… — Я даже засмеялся. В самом деле, про бюреров-то мы и забыли, а исполнительный Пауль так и волок их на себе, не задавая лишних вопросов. Но теперь подустал, бедолага, и решил уточнить, все ли у нас правильно в проекте.

— Привал пять минут! — скомандовал я. Подозвал знаками профессора, втроем мы отошли чуть подальше. Пауль раскутал клетку, а я, признаться, взволновался: а ну как там все три бабы? Закон подлости, и не такое случается. И назад ведь уже не попрешься.

Но нет, баб оказалось две. Обе жутко отвратные, одна с виду постарше, вся в гноящихся бородавках. Мужик сидел расслабленно: вроде не подох, но и на нас внимания не обращал, а бабы принялись плеваться и сразу попали в Петракова-Доброголовина.

Профессор отскочил подальше и с отвращением утерся рукавом.

— Зачем нам три?

— Вот и я о том.

— Ну так пристрелите одного, — развел руками профессор.

— Которого?

— Вот эту, что в меня плюнула, — мстительно сказал Петраков-Доброголовин.

— Доверяю эту честь вам. — Я пощелкал пальцем по профессорскому модернизированному «стечкину» в кобуре.

Доктор биологических наук не стал сопротивляться. Он вытащил пистолет, прицелился в старуху, продолжавшую прицельно, но без особого успеха, плеваться, и выстрелил. Попал с первого раза, надо сказать; разнес башку. Мужик встрепенулся, искоса посмотрел на нас, но не особенно впечатлился. Вполне возможно, это была его теща. Баба же мерзко квакнула и стала обозревать бренные останки спутницы.

— Выкиньте, — сказал с отвращением Паулю профессор.

— На хрена? — удивился тот. — Не мороси.

— То есть?

— Они ж ее сожрут. Жрать же им надо чего-то.

— Погоди, так зачем ты спрашивал тогда, почему троих несем?! — не понял и я.

Пауль ухмыльнулся:

— Ну, я подумал, что двоих просили, а мы трех зачем-то несем. Мне-то в принципе не тяжело. Там прибор, наверно, как-то их облегчает даже чуток.

— Вполне вероятно, — оживился профессор. — То есть он как перенаправляет телекинетическую энергию бюреров, и получается что-то наподобие разнополюсовых магнитов… Это же выходит что…

— Стоп, — прервал я профессора. — Потом будете диссертацию писать. Вы вот что скажите: вы бы нам за трех заплатили больше, чем за двух?

— Договор был о двоих, — покачал головой профессор.

— Тогда пускай жрут, — сказал я, тем более бюреры уже начали с оглядкой этим заниматься. Пауль опять завернул клетку в брезент, и мы вернулись к отряду.

— Чего стреляли? — поинтересовался генерал. Дед держался молодцом, не то что его более молодые товарищи по несчастью; сейчас он сидел под сосенкой и отдыхал, неодобрительно глядя на танцовщиков-гомосеков, которые тревожно щебетали неподалеку. Я из вредности поручил им тащить носилки с раненым и, надо сказать, они это делали исправно, потому что при всех минусах парни были крепкие. Именно один из них и треснул Бернштейна, кстати сказать.

Сам Бернштейн выглядел совершенно разбитым. То ли волновался насчет грядущих затрат (тем более сумму мы так и не уточнили), то ли за свое драгоценное здоровье.

— Мутант там был, — коротко сказал я деду, не погрешив против истины, и добавил, обращаясь к мамашам: — За детьми смотрите! Я же говорил — на деревьях кто угодно может сидеть!

— А я думал, толстого вашего шлепнули, — с долей разочарования сказал генерал. — Не нравится он мне.

— Ученый потому что.

— Тем более. Помню, я еще срочную когда служил, так мы поймали на Кавказе одного такого ученого. Типа он с гуманитарной миссией там шастал. На самом деле, конечно, другим занимался… Так вот, взяли мы колючую проволоку…

— Извините, товарищ генерал, потом как-нибудь доскажете, — не очень культурно оборвал я Дубова и повысил голос: — Так, встаем! Привал закончен, подъем!

Пассажиры, ворча и перешептываясь, принялись подниматься. Аспирин и Соболь держались чуток в стороне, но на зачатки бунта это не походило — во-первых, моя молниеносная идея с деньгами Бернштейна, несомненно, работала, во-вторых, не те были они люди. Соболь, правда, обиделся, когда я попросил его отдать одно из ружей снайперу, но успокоился, когда тот углядел в кустах кабана и без лишних слов завалил. Кабан был глупый, молодой и скорее всего удрал бы сам от нас без памяти, но в целом направленность действий снайпера мне нравилась. Соболю тоже.

Капитану Заяц я отдал свой пистолет. Ерунда, конечно, пистолет в Зоне — оружие всегда сомнительное, но если она и в самом деле оперативный работник… Шмальнет хотя бы ради сигнала. Баба в любом случае бойкая.

Хорошо, что нам попадалось крайне мало аномалий. «Жадинки» я чуял, пару «трамплинов» мы обошли, «жарку» завидели совсем уж издалека… даже болты раскидывать пока не приходилось. Но и забот хватало и без болтов с аномалиями.

Я лишний раз вспоминал светлые времена, когда мы шли в Зону. Как я недоумевал — что ж все так хорошо у нас складывается, даже если учитывать историю с розовой мерзостью в брошенном танке и сломанную ногу Бармаглота. О Бармаглоте и его нынешней судьбе я, старался не думать, зачем забивать голову без толку — придем к месту схрона, там все и увидим.

А сейчас все шло наперекосяк. То есть если бы мы двигались обычным составом, больших проблем не возникло бы — да, мутная местность, но на то и щука в пруду, чтобы карась не дремал. Однако с нами шли люди, совершенно несведущие и окружающей обстановке, и все вокруг представляло для них опасность.

От липкой паутины приходилось уворачиваться на каждом шагу. От движения она не разлеталась в стороны, как положено нормальной паутине, а, наоборот, словно бросалась навстречу. Приходилось двигаться плавно, как в балете. Она, конечно, не страшная, паутина эта. Даже если вляпаешься в нее. Коже от нее ничего не будет — серый налет только, и тот отмоется через пару дней. А вот если на одежду попадает — то это насовсем. Некоторым ничего, даже нравилось — этакие причудливые рисунки. Но мало ли? Может, эти рисунки спустя пять лет тебе аукнутся. Пока с ними ничего не происходило, правда. Сталкеры даже поначалу куртки с этими паутинными разводами сдавать пытались как хабар. Потом перестали — невыгодно выходило. Да и ученые к ним быстро интерес потеряли: вроде как состав этих разводов паутинных выяснили — ничего особенного, в промышленности давно примерно таким же пользуются. Вот народ и плюнул на это; но некоторые юнцы даже гордились — мол, Зона тату нанесла. Ну, молодцы, паутина эта не в самых ходовых местах встречалась, так что было чем гордиться. Те, кто поопытнее, тоже спокойно к паутине относились.

Дальше стало хуже. Промозгло стало, холодно. Под ногами мерзко чавкало, с деревьев уже не паутина свисала, а «сопли» довольно противного вида. Такие нам уже попадались в начале пути — хотя, может, это вовсе и не само по себе, а просто после местных дождичков паутина такой становится? Черт ее знает.

Утешительно только то, что «сопли» висят неподвижно, не так трудно их миновать. Молодой поросли вот не повезло — «сопли» целиком опутывали деревца с макушки до корней. Похоже это было на какие-то гигантские сморчки сизого цвета. Еще немного — и начнешь себя ощущать ничтожным муравьем из старинного мультика: «Мне бы домой, мне бы домой…».

Воняли эти сморчки, кстати, так, что в глазах начало слезиться. Совсем не грибами. Ужас был в том, что дальше этих сморчков становилось все больше, а в некоторых местах они все соединялись между собой теми же «соплями». Еще немного — и из этой гнили не выберешься.

Я, как мог, орал пассажирам, чтобы ничего не трогали и ни во что не влезли. Справедливости ради, никто никуда пока и не влез. Читали, видать, книжки, смотрели фильмы, документальные и художественные, потому боялись. Больше всего я волновался за детей — мало ли, схватят что-нибудь из любопытства. Но детям, наверное, оказалось достаточно вынужденной посадки, и настроения шалить и изучать окружающий мир у них не имелось.

Я уже запомнил их имена: Ирочка плюс Боря и Сережа. Ирочкина мамаша нам уже крови попортила возле самолета, но после вела себя довольно смирно. Безропотно добыла себе одежду. Истерик после посещения самолета, полного трупов, не закатывала… Что, впрочем, странно — она же так туда рвалась, убивалась по мужу вроде, надеялась, что жив. А убедившись — успокоилась и забыла тут же? Не есть понятно. Может, шок, конечно. Что-то я о таком слышал, типа посттравматический шок — человек вроде как блокирует произошедшее несчастье в голове и ведет себя так, словно ничего не случилось. Ну да ладно, доберется живой до цивилизации — пусть там сама с врачами разбирается. По мне, лучше пока совсем ничего не помнит.

Ирочка шла, держась за руку матери, видно было, что она еле стояла на ногах. Ничего, пусть еще немного пройдется пешком, меньше хлопот будет, когда устанет — уснет на руках, к примеру.