Чумная экспедиция - Далия Трускиновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он тут же справился с зародившейся было улыбкой. Сводне и полагается подпускать шуточки-прибауточки. Надо же - только в Москве и довелось услышать про себя: ядреный кавалер. Но так ведь оно и есть.
Архаров хмыкнул, укладывая меткое словечко в память. А Марфа, сделав этот прикидочный выстрел, занялась другими гостями.
– Милости прошу, сударики мои! - звала она к столу. - Девицы стосковались, пироги в печи перестояли!
– Пироги - это мне! - потребовал Матвей. - Да и вот что - девки-то чистые?
– Экий ты грубый, - заметила Марфа. - А как им чистыми не быть? Девицы ко мне прямиком из Франции прибыли, из города Берлина. Живут тихо, уж разве что какой хороший гость пожалует, дворянского звания, так я им позволяю беседой развлечь. Грязи набраться негде! Вот, извольте радоваться, Лизета!
Парашка встала перед Матвеем и сделала реверанс.
– Благородных родителей чадо! Графских кровей! Родители померли, родня сироту обобрала, я приютила. Вот Жанета, вот Фаншета, вот Лизета…
Она показала на Малашку, у которой только глазищи торчали над кружевным краем веера.
– Ты, тетенька, говори да не заговаривайся, - усмехнулся Архаров.
Марфа опять взглянула на него - и на миг Архарову показалось, будто перед ним противник со шпагой, взглядом мерящий расстояние.
Но противник тут же отступил, опуская клинок. И это Архарову понравилось - баба не глупа, видит, на кого можно наскакивать со своими шалостями, а на кого - нет.
– А они у меня все Лизеты! - Марфа рассмеялась. - Да садись ты, сударь, в ногах правды нет. Девки, тащите пироги!
– Надо же, кругом мор, а вы веселитесь, - сказал Бредихин. - Нет чтоб о душе подумать…
– Вот тоже проповедник нашелся! Нам теперь один закон - чума! - с почти настоящей беззаботностью выпалила Марфа. - Да и кормиться как-то надо.
– Чего ж раньше смерти помирать? - поддержал ее Архаров.
– Верно, сударь мой, молвить изволил. Недаром ты мне сразу полюбился, - объявила Марфа.
– Кто, я? - Архаров несколько ошалел от этого признания.
– Ты, сударик,- подтвердила Марфа. - Я вам что скажу. Девкам и старухам - тем подавай красавчиков. Молодым женкам - тем горячих. А коли баба не молода, да и не стара, то ей подавай норовистого. Красавчик красы лишится, горячий - остынет, а вот норов никуда не денется, с норовистым надолго разбираться хватит!
Архаров онемел от столь верного определения своей натуры.
Противник нанес-таки удар. Играючи, балуясь - и все же это было вторжение в архаровские пределы, чего он не любил.
Матвей расхохотался.
– Нашлась, Николашка, и на тебя управа! Раскусили, раскусили! - закричал он.
– Я чаял, до твоего венчания не доживу. А теперь хоть понятно стало, какая невеста на тебя польстится, - добавил Бредихин. - Что, раскрасавицы, я за норовистого не сойду?
– Ты, сударь, видать, из горячих, - льстиво сказала Парашка. - Садись к столу, вон туда, к Лизете, она у нас горячих любит.
– Постой, - удержал его Матвей, которому не понравилось, как Лизета-Малашка закрывает лицо.
Матвей подошел к ней, отвел веер, взял за подбородок, внимательно всмотрелся в лицо. Кожа чистая, гладкая, такой белила ни к чему. Зацепив пальцем, приподнял губу. Малашка от ужаса зажмурилась. Но и изнутри губ все было чисто. Матвей взял ее за руку, ощупал пальцы, локти - ничего не припухло.
– Садись, - позволил. - Тут вроде ничего, без подарочков…
– Грешно тебе, сударь, так-то, - сказала Парашка, принимая у Глашки блюдо с горячими и жирными пирогами. - Нас Марфа Ивановна как родных блюдет. Коли что - в тычки бы выставила. Мы только с благородным званием дело имеем.
– А знаете, как одна умная баба сказала? - спросил Архаров. - С попом - свято, с дворянином - честно, а с чувашином и грех - да лучше всех!
Он для визитов к девкам завел несколько таких присказок, даже с матерными словечками. Они позволяли начать ту краткую беседу, без которой заваливать девку в постель было вовсе уж неприлично.
Стали знакомиться, рассаживаться за столом, и Архаров приметил, как Марфа что-то этакое шепнула Глашке.
Он навострил ухо.
– В вашей комнате спит, - тихонько отвечала Глашка.
– Вперемежку, вперемежку! - командовал Бредихин. - Дама - кавалер, дама - кавалер!
– Я не кавалер, меня к пирогам! - требовал Матвей.
– Как же не кавалер? Это ты еще не разомлел! - бойко отвечала Марфа. - Пироги у нас простые, с кашей, с капустой, с рыбкой, да вот кувшинец с брусничной водой, да яблоки моченые, да, коли угодно, Глашка квашеной капустки с погреба принесет, да вот вам водка померанцевая, сама настаивала…
Архаров протянул руку, поймал Левушку, привлек к себе - ухом к губам.
– Ты, Тучков, вот что… - прошептал Архаров. - Пока я блядям буду зубы заговаривать, ты тут пошарься по закоулкам, авось чего приметишь. Тут у сводни много кто прятаться может. Пошел…
И Левушка, кивнув, за спиной Архарова тихонько выскользнул в дверь.
Коли по правде - он чувствовал себя неловко среди этих хватающих его, по локоть обнаженных, рук, которых у четырех девиц и одной сводни, как ему показалось, было поболее двух десятков.
Ему в Санкт-Петербурге доводилось бывать у своден - только там как-то устраивалось без лишнего шума, скоро и просто. Потом завелась некая вдовушка мещанского звания, охотно его принимавшая. Но вдовушка собралась замуж и временно сделалась недоступна. Потому Левушка и утешался образами неземных Глафир, играющих на арфах. Что его душе, кстати, было и ближе…
Поэтому поручение Архарова его даже обрадовало.
Левушка оказался в узких сенях, откуда наверх вела лестница. К счастью, он успел прихватить с собой свечу. Заслоняя ладонью огонек, он поднялся по лестнице. Там, наверху, обнаружил дверь направо и дверь налево.
Левушка достал уксусный платок, сквозь него нажал ручку правой двери, заглянул - там была совсем крошечная каморка, где лишь кровать и помещалась. Он нагнулся, приподнял покрывало - под кроватью никого не было. На стене громоздилась куча повешенных на гвоздь платьев, укрытая простыней. Левушка пошарил в ней - скрытого злоумышленника не обнаружил.
Оставалась левая дверь.
Левушка встал перед ней, прислушался - тихо. Сквозь платок нажал на ручку - отворилась…
Войдя, он прямо ахнул:
– Ишь ты! Гнездышко!
Комнатка оказалась мала, заставлена мебелью, и вся розовая. Даже попугай в клетке соответствовал своей расцветкой. Хотя он был жемчужно-серым, даже без хохолка, однако хвост с изнанки красный, приятного оттенка, и наброшенный сбоку на клетку полосатый платок - тех же тонов.
Особенно вдохновляла пышная взбитая постель, рядом с которой на стуле висели розовые бабьи одежки. А под одеялом рисовались человеческие формы…
– И птенчик! - обрадовался Левушка. - Ишь ты! Спит пташечка…
Он шагнул было к постели, протянул руку - и отступил. Уж больно было неловко.
Именно эта неопределенность положения вдруг оказалась до крайности соблазнительна. И это даже смутило подпоручика Тучкова.
Честно исполняя поручение Архарова, Левушка пошарил по комнатке, заглянул за оконные занавески, потрогал зачем-то пальцем землю в цветочных горшках. Показал язык большому задумчивому попугаю и опять подошел к пышной постели.
– Ду… - и от волнения у него сел голос. Левушка прокашлялся и начал заново.
– Душенька!…
Никакого шевеления под одеялом не обнаружилось. Тогда Левушка коснулся рукой места, где предполагал ощутить плечико. Душенька поерзала, не желая просыпаться. Левушка, уже частично теряя голову, решительно потянул за одеяло.
Душенька с ворчаньем повернулась - и на Левушку уставилась хотя и красивая, с огромными томными глазами, хотя и чернобровая, хотя и в обрамлении густых всклокоченных темных кудрей, однако усатая и небритая рожа.
– Архаров! - заорал Левушка, выхватывая шпагу.
– Свят-свят-свят! - заорал, выпрастывая босые ноги из-под одеяла, усатый молодец.
– Тревога! Аларм! - еще громче завопил Левушка и, к радости своей, услышал внизу топот. Теперь главное было - не дать злоумышленнику скрыться.
Усатый молодец попыталося было встать, но Левушка сделал шпажный выпад, и молодец, не желая получить в живот три дюйма стали, завалился обратно на постель.
– Караул, убивают! - взвыл он. Тут же Левушка приставил ему к горлу шпагу.
– Ты кто таков? - спросил он яростно.
Тут попугай решил, что без его вмешательства получается как-то скучновато. И с особой попугайской пронзительностью выкрикнул:
– Давай хрен свежий, хоть медвежий!
– Живу я здесь! Сожитель! - одновременно с попугаем объявил про себя молодец.
В дверях гнездышка появился готовый ко всему Архаров.
– Какой такой сожитель? Какого черта от людей прячешься? А ну, пошли вниз - разбираться!
Левушка отвел шпагу - и, стоило молодцу сесть прямо, Архаров твердой рукой ухватил его за шиворот.
– Да что вы, ваши милости?! - взвыл молодец.
– Уху ели, али так охренели? - добавил язвительный попугай, уже вдогонку.