От Фарер до Сибири - Сигерт Патурссон

два-три величественных шага, когда прозвучал выстрел. Но пуля не достигла цели – из-за ошибки в спусковом механизме выстрел произошел случайно. Олень, не теряя собственного достоинства, прискакал на то место, где прятался Войче, посмотрел на него и, прежде чем тот успел перезарядить ружье, отскочил в удивлении в сторону саней, где стояли мы с Высико. Потом он также заметил и нас и грациозно поскакал галопом прочь в тундру. Но уйти ему не удалось: прицельный выстрел из моей двустволки свалил его на землю. Оленя мы тут же разделали, аборигены с большим аппетитом утолили свой голод его теплым, парящимся мясом и кровью. Они налили в выпотрошенный желудок некоторую часть крови животного, которая собралась в грудной полости. После этого мы не торопясь поехали «домой». Но в сумерках мы увидели стадо из семи оленей, которые скакали к склону долины. Остановившись, мы с Войче поспешили к лиственнице на склоне, чтобы встретить оленей, когда они доскачут до места нашего нахождения. Мы еще не добежали до дерева, когда на холме на некотором расстоянии от склона показалась олениха. Она сразу же увидела Высико с нашими оленями и исчезла в мгновение в направлении откоса. Войче призвал меня начать стрелять, но, поскольку расстояние было слишком большим, не было никаких шансов поразить животное, по крайней мере эффективным способом. Тут же олениха показалась снова – чтобы удовлетворить свое любопытство – на том же месте, что и ранее. Судя по ее поведению, она уже была напугана и должна была исчезнуть снова, так же быстро, как и объявилась. Я, следуя совету юрака, вскидываю ружье на плечо и стреляю. Олениха стремительно ускакала прочь – мы увидели, как она со своими сородичами бежала вверх по другой стороне долины, и я, пристыженный, уже собирался пойти назад, когда Войче схватил меня за руку и вымолвил:

– Смотри, олениха падает.

Мы спустились в долину и поднялись по противоположному склону, где вокруг умирающей матери скакал обеспокоенный олененок. Войче хотел его пристрелить, и я дал ему свое ружье. Спустя мгновение олененок лежал рядом со своей матерью. В окровавленный снег, где мы разделывали оленей, было поставлено несколько песцовых капканов, после чего мы в темноте поехали домой с тяжело нагруженными санями.

(19) 31 марта немного грело солнце, однако температура в тени была –30°. В последующие дни начался буран, из-за чего охотничьи вылазки были прекращены. Не было никакой радости бесконечно сидеть в чуме постепенно увеличивающимися днями, голодать и мерзнуть. Огонь мы зажигали только по утрам, чтобы вскипятить чай, и вечером, когда готовили мясо. Всего мы добыли девять оленей, а также несколько песцов, после чего отправились в путь, держа курс на северо-восток.

После длинного и тягостного разговора, сильно затрудненного языковым недопониманием, Войче пообещал отвезти меня в район залива Енисейский, его родные края, а после этого – на полуостров Таймыр, а если возможно, то и к реке Пясина, где должен был жить один русский рыболов.

Снова начавшиеся снежные шторма и сильные морозы задержали наш выезд. Войче тогда решил попросить духов о помощи и принести им в жертву животных. Однако прошло еще несколько дней, прежде чем боги снизошли до выполнения его просьб. Пробыв в пути три дня, мы проехали по берегу Тазовской губы мимо полу- дома-полуземлянки, находившейся в небольшом лесу, преимущественно лиственничном. Наконец-то установилась хорошая погода, лунный свет озарял пейзаж, поэтому мы разбили лагерь только в полночь. Пока женщины и Высико возводили чум, Войче свозил меня обратно к землянке.

Было приятно спуститься через люк в крыше, сделанной из досок и веток, на которые был насыпан слой земли, в прямоугольное помещение, где было очень тепло – гораздо теплей, чем в нашей чуме. Помещение обогревалось огнем, разведенным в углу, где был построен дымоход, через который дым целиком уходил наружу. Прихожая с высоким потолком, где было светло благодаря двум ледяным окнам под крышей, имела глиняный пол площадью четыре квадратных сажени и была относительно свободна от дыма. Мы ожидали встретить жителей землянки спящими. Некоторые из них действительно спали на полу на подстилке из оленьей шкуры или на длинной скамье, стоявшей вдоль двух стен, но другие сидели на табуретках, вырубленных из деревянных поленьев, и бездельничали. В этом подземном жилище проживали 11 человек. Не было ни стульев, ни столов, их роль играли пол и нары. Когда мы появились, спящие люди повставали со своих мест. В ответ на мою просьбу дать что-нибудь попить – я уже мог понимать юракский, а Войче, хорошо знавший тазовский остякский (эти аборигены относились к остякскому роду), переводил – ответил староста жилища, назвавшийся Малофеем, что у них не было ни еды, ни питья. По свежим и полным лицам аборигенов было не похоже, что они голодают уже несколько дней – скорее казалось, что они, наоборот, живут в крайнем изобилии. Может быть, у них только что закончились их запасы. Значит, еды и питья там не было, но было топливо, и горящие щепки громко потрескивали в очаге. Многие из мужчин внутри были раздеты по пояс, тогда как у женщин были только голыми руки.

Помимо двух жен Малофея там были другие молодые женщины. С первого взгляда я заметил необычную красоту и симметричность черт лица одной из них. Кроме того, у нее были глаза шоколадного цвета, темные брови и ресницы, а рот и нос были изумительно пропорциональны по отношению к остальной части лица; даже мочки ушей имели на редкость красивую и правильную форму. После долгих уговоров мне разрешили рассмотреть их под кипой черных как уголь волос. Высокая стройная фигура, которая была лишь немножко полноватой, гармонировала с красивой головой.

Со своими двумя женами Малофей имел множество детишек. Остяки принадлежали к упоминавшемуся выше роду из 200 человек и жили в чумах из бересты, которые ставили на берегах рек, где они рыбачили. Когда весной, в мае и июне, снег таял, они покидали свои подземные жилища, а осенью, с началом снегопадов, возвращались к долгой восьмимесячной жизни в подземелье. По определенным причинам род держит мало оленей, у некоторых их нет вообще. Наоборот, остяки других родов в Тазовском районе, которые постоянно кочуют, часто содержат большие стада оленей.

Зимой оседлые остяки ловят для пропитания зайцев и куропаток. Часть летнего улова рыбы они, как правило, отвозят на лодке на ближайшую русскую станцию, хотя расстояние до станций может быть очень большим. С твердым намерением как-нибудь погостить у Малофея на обратном пути с Таймыра я с Войче вернулся