Я — посланник - Маркус Зузак

Отец Томас слушает очень внимательно: локти на столе, подбородок лежит на сплетенных пальцах.

Спустя время он понимает, что я толком-то ничего больше сказать не могу. Тогда священник очень спокойным и четким голосом произносит:

— Не волнуйся. Очень скоро ты поймешь, в чем твое предназначение. У меня есть ощущение, что в прошлом с тобой это уже случалось.

— Случалось, — подтверждаю я.

— Единственное, я хочу, чтобы ты помнил об одной важной вещи, — говорит он. И я вижу, что отец Томас не хочет выглядеть как проповедник на высокой кафедре. — Главное, Эд, чтобы у тебя была вера.

Я пытаюсь отыскать веру на дне кофейной кружки, но ее там почему-то нет.

Отец Томас провожает меня до конца улицы. По дороге нам встречается знакомая троица жаждущих сигарет, денег и чужих курток балбесов. Священник подзывает их поближе и наставительно сообщает:

— Так, ребята. Я хочу вас познакомить с Эдом Кеннеди. Эд, это Джо, Грэм и Джошуа.

Мы обмениваемся рукопожатиями.

— А это, парни, Эд Кеннеди.

— Приятно познакомиться, Эд.

— Привет, Эд.

— Как дела, Эд?

— А теперь, ребята, вы должны запомнить одну важную вещь. — Голос отца Томаса становится очень строгим. — Эд — мой близкий друг. Поэтому вы не должны стрелять у него деньги и сигареты. Куртку тоже не пытайтесь отнять. — Тут священник подмигивает мне: — Нет, и вправду, Джо, зачем она тебе? Ты только посмотри, это же черт знает что, а не куртка.

Джо активно трясет головой, соглашаясь:

— Точно, святой отец. Черт знает что.

— Отлично. Ну что, теперь у нас полное взаимопонимание?

Парни всем видом демонстрируют, что да, полнейшее.

— Ну и прекрасно.

И мы с отцом Томасом важно шествуем к перекрестку.

Дойдя до угла, пожимаем друг другу руки и прощаемся. Священник уже почти скрылся из виду, как я вспоминаю про его брата. И бегу обратно с криком:

— Эй, святой отец!

Он слышит и резко оборачивается.

— Чуть не забыл!

Я не добегаю до него метров пятнадцати.

— Ваш брат!

Отец Томас прислушивается.

— Он попросил передать, что сребролюбие еще не поглотило его душу.

В глазах священника вспыхивает радость, — но к ней примешивается капля сожаления.

— Да, Тони… — произносит он тихо и стеснительно. Его слова подкрадываются ко мне как-то бочком. — Давненько мы с ним не виделись. Как он, кстати?

— Да нормально, — отвечаю я с непонятной уверенностью.

Однако интуиция подсказывает: «Эд, это единственно правильный ответ».

Мы так и стоим друг против друга и неловко переминаемся с ноги на ногу посреди замусоренной улицы.

— Я вас не очень расстроил, святой отец? — на всякий случай интересуюсь я.

— Да нет, Эд, — отвечает отец Томас. — Все в порядке. Спасибо, что передал привет.

Он поворачивается и идет прочь, а я, в первый раз за все время, вижу в нем не священника.

Даже не мужчину определенного возраста.

В этот миг я вижу обычного смертного, который плетется домой по Генри-стрит.

А теперь полный контраст.

Мы сидим у Марва дома, по телику идут «Спасатели Малибу». Звук выключен — все равно нам плевать на сюжет и реплики героев.

Играет любимая группа Марва — «Ramones».

— А можно я что-нибудь другое поставлю? — интересуется Ричи.

— Валяй, Прайора можешь поставить, например, — лениво отвечает Марв.

До чего мы дошли — даже Джими Хендрикса называем Ричардом Прайором.

Начинается «Purple Haze», и Марв вдруг вспоминает:

— А Одри-то где?

— Да здесь я, — отвечает ее голос.

Одри заходит в комнату.

— Слушайте, а чем так воняет? — вдруг спрашивает Ричи и морщится. — Знакомое амбре, кстати…

Марву вонища тоже что-то живо напоминает, и он обвиняюще тычет пальцем в меня:

— Ты что, Швейцара сюда привел?

— Ну, он такой расстроенный был, когда я собрался уходить, я и…

— Что «и»? На фига мне сдалась твоя псина?

Швейцар сидит у открытой двери и внимательно наблюдает за разговором.

Воспользовавшись паузой в диалоге, он принимается облаивать Марва.

Кстати, больше Швейцар ни на кого не гавкает. Только на него.

— Видишь — я ему не нравлюсь, — недовольно замечает мой друг.

— Гав! Гав! Гав! — выражает свое отношение пес.

— А все потому, что ты на него косо смотришь и всякие гадости говоришь! Между прочим, он все понимает!

Мы бы спорили еще долго, но Одри уже раздала карты.

— Господа? — вежливо кашлянув, приглашает она к игре.

Все садятся, я беру свои карты.

На третьем круге мне сдают трефового туза.

«Отец О’Райли», — думаю я.

— Марв, что ты в воскресенье делаешь?

— В смысле, что я делаю в воскресенье?

— А как ты думаешь, в каком смысле я спрашиваю?

— Ты что, совсем больной? Эд спрашивает, занят ты или нет, — вмешивается Ричи.

Теперь Марв обиженно тычет пальцем в Ричи. Присутствие Швейцара явно провоцирует в нем агрессию.

— А ты, Прайор, не встревай. — Марв переводит перст указующий на Одри: — И ты тоже!

Одри в полном шоке:

— А я-то, черт побери, что тебе сделала?

Я снова влезаю в разговор.

— В общем, я не только Марва хотел спросить. Вы мне все трое нужны, — многозначительно говорю я, положив карты рубашкой вверх и оглядывая компанию. — Хочу попросить вас помочь в одном деле.

— Это в каком же? — интересуется Марв.

Мои друзья настораживаются.

Ждут объяснений.

— В общем, я тут подумал… А не пойти ли нам всем вместе, — начинаю частить я, — в церковь.

— Что?!

— А что такого? — оказываю я мужественное сопротивление.

Марв явно не может оправиться от потрясения:

— На фига нам идти в церковь?

— Ну, короче, есть тут один священник…

— Он что, из Честера?[9]

— Нет…

— А что за Честер? — спрашивает Ричи, но ответа, конечно, не получает.

В принципе, ему тоже не особо интересно, так что вопрос снимается сам собой.

Наконец слово берет Одри. Она, как всегда, высказывается очень здраво:

— И все-таки, с какой целью мы туда пойдем?

Думаю, Одри сообразила, что тут не обошлось без трефового туза.

— Ну, этот священник… он нормальный дядька такой. И я подумал, отчего бы не сходить. Просто развеемся…

— А он? Тоже пойдет в церковь? — Марв снова тычет в Швейцара.

— Естественно, нет!

Спасение приходит от Ричи. Он, конечно, законченный бездельник, целыми днями пропадает в букмекерской конторе, да и татуировка у него, скажем прямо, кривовато сделана. Но у Ричи есть одно положительное качество: что ни предложишь — он со всем соглашается. И Ричи, как всегда, очень приветливо и по-дружески говорит:

— Да никаких проблем. Я пойду с тобой в церковь. — И добавляет: — Но чисто просто так? Только посмотреть, развеяться?

— Ага, — подтверждаю я.

— Ладно, и я пойду, — подает голос Одри.

Дело за Марвом. Он, бедняга, оказался в крайне щекотливом положении. Идти в церковь Марв, конечно, не хочет. Но понимает, что отказаться тоже нельзя — некрасиво. Поерзав, он наконец вздыхает и цедит:

— Боже, я в это поверить не могу. Церковь, блин… Ну ладно, ладно, пойду. — И сердито хмыкает: — Подумать только: в воскресенье — в церковь! — И осуждающе качает головой: — Что в мире творится?.. Г-господи ты боже мой…

Я поднимаю со стола свои карты:

— Именно, Марв. Господи ты боже мой.

Поздно вечером звонит телефон. Но теперь меня так просто не запугаешь!

— Алло?

— Привет, Эд.

Ф-фух, это мама. Я с облегчением выдыхаю и внутренне готовлюсь к неминуемому артобстрелу. Давненько она не звонила, — сейчас выплеснет на меня двухнедельный, а то и месячный запас желчи.

— Как дела, мам?

— Ты Кэт уже звонил? У нее сегодня день рождения, между прочим.

На всякий случай напоминаю: Кэт — это моя сестра.

— Черт, мам, забыл.

— Да, черт тебя задери, ты, естественно, забыл. Жопу оторви от стула и брякни сестричке, чертов поганец.

— Хорошо, я вот только…

Она бросает трубку.

Безжизненные механические гудки на линии.

Очередной убитый мамой телефонный разговор.

Я промахнулся, не спросив номер телефона Кэт, — на случай, если у себя не найду. Нехорошее предчувствие подсказывает, что я его потерял. И действительно: в ящиках на бумажках его нет, в щелку на кухне не завалился, в телефонной книге отсутствует.

«Только не это!»

Увы. Да, вы правильно поняли.

Мне придется звонить моей Грозной Маме.

Набираю номер.

— Алло?

— Мам, это я.

— Ну а сейчас-то чего? — красноречиво вздыхает она: мол, как же ты меня достал.

— А какой у Кэт номер?

В общем, вы поняли. У моей мамы предсказуемая реакция.