Секрет покойника - Том Харпер

Она вновь посмотрела на каменную плиту, на похожий на крест знак над словами, которые не могла прочитать, и обратилась к Богу, в которого не верила, с мольбой о помощи.

— Символ, — пробормотала она и указала на табличку. — Здесь тот же символ, что и на ожерелье. Я хотела получше его разглядеть.

— И поэтому ты приехала в Рим?

Вопрос Драговича поверг ее в замешательство.

— Но ведь сообщение…

— Какое сообщение? Кто сказал тебе приехать сюда?

Эбби растерянно посмотрела на своего истязателя. По подбородку струйкой стекала кровь, и было непонятно, откуда она сочится, изнутри рта или из раны снаружи.

— Разве не вы?

Драгович едва не ударил ее снова. Она видела, как напряглась его рука, почувствовала, как охранник еще крепче сжал ей волосы. Глаза Драговича пылали едва ли не животной яростью, и Эбби поняла: если он ударит ее еще раз, то уже не остановится и будет избивать до тех пор, пока на ней не останется живого места.

Однако удара не последовало.

— Скажи мне, зачем ты приехала в Рим? — процедил он снова. Было видно, что он еле сдерживается.

— Мне пришло текстовое сообщение. Я не знаю от кого. С цитатой из надписи на арке Константина. Отправитель написал, что может мне помочь.

Драгович что-то сказал охраннику. Рука, сжимавшая ей волосы, ослабила хватку. Эбби снова рухнула на пол. Драгович отошел прочь, но вскоре вернулся. Эбби подняла голову. Главный похититель рылся в ее сумочке, которую кто-то принес из машины. Вытащив телефон, он щелкнул кнопкой и просмотрел сообщения. Написанное на его лице удивление было неподдельным.

— Видите? Разве не вы его послали? — спросила Эбби. Охранник рывком поставил ее на ноги. Последнее, что ей запомнилось, был тяжелый запах лилий и смыкающаяся вокруг нее тьма.

Глава 16

Константинополь, апрель 337 года

Это солдаты, а не дворцовая гвардия. Значки на их плащах изображают борющихся близнецов. Четырнадцатый легион. Близнецы. По правде говоря, им положено находиться за тысячу миль отсюда, на Рейне, ожидать там наступления варваров.

— Полководец Валерий, прошу пройти с нами! — салютует мне центурион.

Меня уже давно никто не называл полководцем.

— Кто хочет меня видеть?

— Старый друг.

Скорее всего, это ложь. Все мои друзья давно отошли в мир иной тем или иным образом. Однако нет смысла сопротивляться. Набрасываю на плечи плащ, на голову надеваю широкополую шляпу и позволяю им увести меня. Мы обходим стороной очевидные места назначения — дворец, казармы схолариев, Влахернскую тюрьму — и вместо этого спускаемся вниз по склону холма к Золотому Рогу. Давно перевалило за полдень. Воскресенье. Город дремлет, как старый пес: рынки пусты, лавки закрыты, печи остыли. Даже кирки и молоты, и те ушли на покой. Весь мир как будто замер, потому что Константин отдал такой приказ. Кто отвергнет бога, который дарит вам день отдыха раз в неделю?

Нас ожидает шлюпка. Она покачивается у причала среди мусора, которым забита бухта. Двенадцать сильных рабов налегают на весла. Я решаю, что они перевезут нас через бухту на другой берег, но вместо этого они выходят в открытые воды Босфора. Бросаю взгляд на дно лодки. Возле носа кучей лежит железная цепь с якорем, судя по его виду, тяжелым. Его веса хватит, чтобы утопить старика вроде меня. Ветер сорвет пену с барашков волн, и никто не увидит, как что-то ушло под воду.

Я плотнее закутываюсь в плащ и разглядываю азиатскую часть города — Хрисополис, золотой город. В последние годы он слегка утратил былой блеск — величие Константинова детища отбрасывает долгую тень на другую сторону пролива, однако некоторые люди до сих пор ценят его красоты. Дома просторны, воздух чист и прозрачен, завистливые взоры, которые зорко следят за каждой пядью Константинополя, бессильны достичь этих мест.

Лодка не заходит в городскую бухту, а плывет вдоль берега к частной каменной пристани. Длинные сады тянутся от воды к красивой вилле на вершине холма. Миндальные деревья в цвету. Над цикламенами и розами деловито жужжат пчелы. На полпути к дому на террасе ждут два человека. Один из них торопливо спускается вниз по лестнице, чтобы приветствовать меня.

— Полководец Валерий, сколько лет!

Требуется какое-то мгновение, чтобы узнать его, однако не потому, что я не могу вспомнить, кто он такой. Я просто не ожидал его здесь увидеть. Передо мной Флавий Урс, магистр армии[12], самый могущественный воин империи после Константина. Я знал его, когда он был трибуном восьмого легиона. Флавий Медведь, называли мы его. На поле боя он носил плащ из медвежьей шкуры и ожерелье из когтей и зубов. Урс невысок ростом, коренаст и широкоплеч. У него мощная, как бочонок, грудь и густая борода, скрывающая большую часть шрамов на его лице. Его отец был варваром-германцем. В хаосе событий до начала правления Диоклетиана он перебрался через Дунай, где поступил на службу в римское войско, чтобы соплеменники не добрались до него. Сын, по-моему, оказался в равной степени ловок.

Урс ведет меня на террасу.

— Я отправил за тобой моих людей, но думаю, что ты не обиделся. Уверен, что ты поймешь меня. — Мы преодолеваем последнюю ступеньку и выходим на широкую террасу. — А вот и еще одно знакомое лицо из былых времен.

Человек, который ожидает нас здесь, моложе меня и Урса, едва ли не раза в два. У него коротко стриженные волосы с челкой и самодовольное лицо патриция. Он явно рад видеть меня, хотя непонятно почему.

Он пожимает мне руку, но не называет своего имени. Ждет, надеясь, что я его вспомню.

— Марк Север? — Это наполовину догадка, наполовину утверждение. Судя по его улыбке, я угадал правильно. — Я не видел тебя с тех пор, как…

— Со времен Хрисопольского похода, — отвечает он. Теперь я окончательно узнал его, и он рад этому. — Я был в твоем штабе.

— А теперь ты в «Близнецах»? — высказываю я догадку. — Сейчас ты должен быть по меньшей мере трибуном.

Он краснеет.

— Я начальник штаба у цезаря Клавдия Константина.

— А, разумеется!

С момента нашего последнего похода прошло ровно двенадцать лет. Тогда это был горячий юный офицер, жаждавший любых приказаний, благодаря которым можно прославиться. Я машу рукой, как будто извиняясь за свой возраст.

— Старческая память… Знал, но забыл. Поздравляю с заслуженным повышением.

Между нами тремя возникает неловкое молчание. Почему Север здесь? Ему полагается быть за тысячу миль отсюда, в Трире.

И почему Урс дал ему приют?

Раб приносит нам на серебряном подносе кубки с вином, приправленным пряностями. Я делаю глоток и устремляю взгляд вдаль, на море. Над городом висит бурая пелена дыма и пыли.

— Это твой дом? — спрашиваю я Урса.

— Он принадлежит одному купцу, который снабжает армию. Время от времени, когда мне требуется уединенное место, он позволяет мне пользоваться его жилищем.

По всей видимости, этот купец неплохо нажился на поставках для армии.

— И ты велел своим людям доставить старика сюда с другого берега для того, чтобы вспомнить былые дни?

— В былые дни, полководец, ты всегда держал руку на пульсе, — отвечает Север.

— Я удалился от дел. У меня есть вилла в горах Мёзии, и через месяц я отправлюсь туда навсегда. Как только император меня отпустит.

Урс издает короткий, похожий на лай смешок.

— Ничего не меняется. Перед каждой битвой, в которой я сражался вместе с тобой, ты говорил, что она последняя. Кстати, я слышал, что ты выполняешь поручение императора. Смотрю, ты по-прежнему остаешься его правой рукой.

Когда я увидел солдат у своих дверей, меньше всего я ожидал этого разговора. Что такого сделал этот епископ, что все — от старого язычника до полководца императорской армии — так серьезно восприняли его судьбу?

— Это пустяк, — заверяю я своего собеседника. — Я не знаю, почему Август так обеспокоен случившимся.

Одно из достоинств моей репутации состоит в том, что люди всегда считают, будто я от них что-то утаиваю, когда ссылаюсь на незнание. Север лукаво улыбается мне.

— Ходят слухи, полководец. Должно быть, ты их слышал.

— Представь себе, не слышал.

— Говорят, что когда нашли этого твоего мертвого епископа, пропал футляр для документов.

С каких это пор он стал моим мертвым епископом?

— Епископ Александр писал для Константина книгу — краткое изложение событий его правления. Те бумаги, которые у него были, предназначались как раз для работы над ней.

Север наклоняется ближе ко мне.

— Нас не интересует прошлое.

Я ему верю. Константин воспитал новое поколение по своему образу и подобию: прошлое им мешает. Боги предков нашли пристанище на чердаках, а старые книги пошли на растопку. Я смотрю на Урса, в надежде увидеть какой-нибудь намек.