Секрет покойника - Том Харпер

Эбби была здесь не одна, но людей на мосту в этот час все равно оказалось мало. Несколько клерков, которые возвращались домой с работы, да пара подростков, шагавших впереди ее и смеявшихся чему-то своему. Прямо на глазах у Эбби юноша и девушка опустились на колени возле перил на краю моста. Парень достал из кармана навесной замок и, зацепив дужку, закрыл. Затем что-то сказал, и спутница его поцеловала. Наконец оба встали, и юноша, обняв подругу за плечи, бросил через плечо ключ в реку.

Движимая любопытством, Эбби подошла ближе к тому месту, где они только что стояли. Здесь к перилам были прищелкнуты сотни самых разных замков. На некоторых черным фломастером нарисованы сердечки и написаны какие-то слова. Признания в любви и страсти, обещания вечной верности.

Эбби оглянулась: хотелось убедиться, что за ней никто не следит.

В следующий миг на нее нахлынула волна одиночества. Она посмотрела на стену замков, стальным барьером вставшую на ее пути. Вот люди, которые выразили таким способом свою любовь, и она, одинокая женщина, стоящая здесь потому, что анонимное текстовое послание пригнало ее сюда.

Марк прав, мрачно подумала Эбби. Ей точно нужно показаться психиатру.

С этими мыслями она зашагала назад, на другой берег реки, на полпути поймав себя на том, что все еще цепляется за надежду, что кто-то прикоснется к ее руке, утешит, как потерявшегося ребенка, вложит в руки долгожданный ключ. Идиотка. На мосту никого не было. Даже пара влюбленных подростков, и те куда-то ушли. Эбби ускорила шаг, спеша туда, где есть люди, где можно сесть в трамвай и вернуться в город.

Сойдя с моста, она заметила у тротуара черный седан «Альфа-Ромео» с работающим мотором. С пассажирского сиденья торопливо вылез какой-то мужчина.

— Эбигейл Кормак? — спросил он с сильным акцентом, явно не итальянским. На нем была черная водолазка, черные джинсы, черная длиннополая кожаная куртка и черные перчатки. — Мне нужно поговорить с вами о Майкле Ласкарисе.

Майкл. Это имя подействовало как наркотик. Забыв об осторожности, Эбби словно загипнотизированная шагнула к машине. Человек улыбнулся, сверкнув золотыми коронками, и мотнул головой, приглашая ее сесть в машину, словно кошку в клетку. За поясом у него торчала черная рукоятка пистолета.

В следующий миг до нее дошло: как глупо я угодила в ловушку. «Могу помочь». Прочтя эти слова в текстовом сообщении, она поверила в них, потому что была в отчаянии. Но люди, действительно желающие помочь, не посылают загадочных текстов, на которые невозможно ответить, не выманивают вас в чужие края, вынуждая проехать пол-Европы в поисках неведомых сокровищ.

Может, удастся сбежать? Увы, она стояла слишком близко к машине и опоздала на доли секунды. Незнакомец нагнал в два счета. Рука в черной перчатке обхватила ее, крепко прижав обе руки к телу. Вторая взяла сзади горло в замок. В следующее мгновение человек в черном затащил Эбби в машину.

— Будешь сопротивляться, убьем! — прямо в ухо произнес чей-то голос.

Глава 14

Италия, лето и осень 312 года.

Тридцать пять лет назад…

И тогда их осталось четверо.

Галерий умер в прошлом году. Это была недостойная смерть, Константин объявил о ней не сразу. Его кишки прогнили изнутри. В гениталиях возникла такая опухоль, что казалось — по слухам, — будто он пребывает в постоянном возбуждении. В теле поселились черви, и те, кто ему прислуживал, были вынуждены накладывать ему на раны куски сырого мяса, чтобы вытянуть их наружу.

Христиане были довольны. Но Константину еще предстояло выиграть ряд сражений. Брачный союз с Фаустой не принес ни детей, ни мира с ее родственниками-узурпаторами. В прошлом году старый Максимиан попытался настроить против новоявленного зятя армию. Константин благородно простил своего тестя. Тот же на это благородство ответил попыткой заколоть его во сне, однако коварный замысел не удался. В конце концов терпение Константина иссякло, и он предложил Максимиану выпить яд.

Максенций, непризнанный и нераскаявшийся шурин Константина, все еще занимает Рим и всю Италию. Со смертью Галерия Константин сможет позволить себе заняться югом.

Жрецы-гаруспики сказали, что нам не следует отправляться туда. Они совершили все необходимые ритуалы: надлежащим образом умертвили жертвенных животных, рассекли внутренние органы, опробовали их на вкус. Кишки животных сказали, что для военного похода время плохое. Константин изрек: что знают убитые животные о войне? Большую часть армии Максенций держал на северо-восточной границе, в Вероне, ожидая нападения с Балкан. Удар с северо-запада будет для него полной неожиданностью и застанет врасплох.

— Покажите мне, где в кишках говорится об этом, — шутит Константин.

— Мой брат всегда следует советам прорицателей, — замечает Фауста. Трудно понять ее слова — то ли это упрек, то ли предложение.

Со дня ее свадьбы прошло пять лет. За эти годы сочная свежесть юности заметно увяла, уподобившись оставленному на солнце финику. Когда ее отец пытался убить Константина, именно Фауста пришла в опочивальню мужа и предупредила о том, что над его жизнью нависла смертельная опасность. Сейчас мы готовимся напасть на ее брата, и ее глаза, окаймленные длинными ресницами, как всегда, ясны и невинны.

Чудо, что ты смог отравить старика, думаю я. У всей их семьи в жилах течет яд.

И поэтому мы переходим через Альпы, как это шесть веков назад сделал Ганнибал. Константин оказался лучшим прорицателем, чем его жрецы. В Сегузио, вратах Италии, мы поджигаем город с находящимся в нем гарнизоном. Это послужило уроком гарнизону Турина: тамошние солдаты не стали ждать, когда их окружат. Константин угадывает их намерение, охватывает с флангов, после чего наносит удар по их центру, прижимая к стенам своей кавалерией. Удар столь мощный и сильный, что человеческая масса выдавливает ворота.

Как победить Константина? Граждане Милана этого не знают. Они открывают городские ворота и сдаются. В Вероне жители сражаются мужественнее и почти прорывают наши позиции. Константин вынужден лично броситься в самую гущу боя, мечом прокладывая себе дорогу. Рядом с его головой пролетает копье. На какой-то миг исход битвы оказывается под вопросом, так же как и весь ход истории.

Копье проносится мимо. Мы выигрываем сражение. Путь на Рим свободен.

Это благословенное время. Сентябрь сменяется октябрем, солнце яркими лучами золотит на деревьях листву. Небо голубое, воздух свеж. Мы ясно видим окружающий мир. Вырвавшись на свободу из оков ритуальной придворной лести, Константин вновь становится прежним собой. Сейчас, когда я думаю о нем, в моем сознании возникает тот его образ, который я хотел бы сохранить в своем сердце.

Вот он, в забрызганных грязью сапогах, шутит со стражей. В свете лампы склоняется над картой. Обрушивает лавину вопросов на генералов. Гарцует на белом коне во главе походной колонны, что змеится вдоль дороги. Старый мир вокруг нас может корчиться и издыхать, но мы знаем, что уверенной поступью движемся к новому миру, миру который мы создадим своими руками.

— Рим — это ничто, — однажды ночью после ужина заявляет Константин, отдыхая на ложе в своей палатке. За время похода он изрядно похудел. Нежного жирка на щеках и подбородке как не бывало. — Назови мне хотя бы одного императора за последние пятьдесят лет, который бы продержался там у власти более месяца.

Я потягиваю из чаши вино и улыбаюсь. Мы оба знаем, что он говорит правду и в то же время далек от нее. Рим расположен слишком далеко от границ, чтобы быть удобной столицей, мы же всю жизнь вынуждены отбиваться от варваров то в Ни-комедии, то в Трире, то в Йорке. Приливы истории отхлынули, оставив Рим лежать на ее обочине подобно выброшенному на берег киту. Рим такой же раздутый, обрюзгший и пока еще живой, правда, исключительно за счет былой славы. И все же он по-прежнему — царь городов, сердце нашей цивилизации, неиссякаемый источник имперских мечтаний. Обладать им — значит обрести власть большую, нежели иметь в своем распоряжении крепости и армии с обозами.

— У тебя есть другие замыслы? — поддразниваю я его.

— Мы захватим Рим. — Константин уверен в этом. Его уверенность заразительна, ему ничего не стоит убедить окружающих в том, что для него нет ничего невозможного. Однако в этом походе это ощущается явственнее, чем обычно. Это подобно тому, как если взрезать кокон и увидеть внутри бабочку. Когда-нибудь я посмотрю на него и пойму, что едва знаю этого человека.

Константин надкусывает яблоко.

— Помнишь дорогу на Аутун? Когда мы воевали с франками три года назад?

Мне требуется мгновение, чтобы вспомнить. Я воскрешаю в памяти те события. Дневной переход. Голубое небо. Легкая дымка. Мы поднимаем головы и замечаем идеальный круг света. В его центре слезинка солнца светится расплавленным золотом. Из его пылающего сердца вырываются четыре луча и образуют крест.