Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии - Ярослав Бутаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До 27 февраля было неясно, кто возьмет верх в уличных столкновениях в столице, и многим революционерам казалось, что восстание потерпело крах и правительство победило{84}. Положение стало меняться с началом массового неповиновения воинских частей приказам командования округом. Этот процесс часто неправильно называют «переходом солдат на сторону революции». На самом деле, большинство воинских частей оставались нейтральными по почину своих непосредственных командиров, просто отказавшихся выполнять приказы Хабалова выводить своих подчиненных на улицы для противодействия демонстрантам. В этом можно увидеть если не следствие разветвленного армейского заговора, то по крайней мере проявление офицерской оппозиции режиму. Воинских частей, напрямую присоединявшихся к манифестантам, было меньшинство.
Расчет Николая II в этой давно предвиденной ситуации делался на вызов верных войск с фронта. Этот план начал осуществляться с 27 февраля. Но на его пути встал… начальник царского штаба генерал от инфантерии М.В. Алексеев. Давно показана его роковая роль в дезинформации командующих фронтами относительно происходящих событий и в фактическом саботаже царского распоряжения{85}, даже если он был не инициатором, а лишь исполнителем (как иногда уверяют) чьих-то советов но распространению неточных сведений и замалчиванию царских приказов.
Поезд, на котором Николай II кружным путем (чтобы не задерживать движение эшелонов с фронта, как позже выяснилось — несуществующих) направлялся из Могилева в Царское Село, чтобы возглавить прибывающие войска, 28 февраля в Малой Вишере был остановлен. Царю сообщили, что в Тосно дорога перекрыта некими «революционными войсками». Известие оказалось совершенно ложным, и нет сомнения, что оно было искусственно инспирировано. Государь отправился в Псков к командующему Северным фронтом генералу от инфантерии Н.В. Рузскому по его приглашению, чтобы сделать Псков штабом по подавлению мятежа. Это приглашение оказалось западней.
Между тем вожди Февраля в своих мемуарах не могли скрыть своего страха в те дни перед вступлением с часу на час в столицу верных государю войск с фронта{86}. Когда опасность миновала и царь был надежно изолирован в штабе у Рузского, туда для принятия «безоговорочной капитуляции» выехал главный вдохновитель антидинастических заговоров Л.И. Гучков. Для вящей убедительности, вождь оппозиции взял с собой В.В. Шульгина, известного своими монархическими взглядами. Лично честный, но недалекий Шульгин был уверен, что порядок в России может быть спасен только немедленным отречением царя. Теперь ему предстояло убедить в этом Николая II. Одному Гучкову царь не поверил бы ни за что.
Парализовав любые политические действия царя, сознательно его дезинформируя, военная хунта во главе со штатским Гучковым вынудила у Николая II согласие на отречение. Таким образом, заговор политиканствующих генералов стал одним из важнейших звеньев в механизме устранения монархии.
«Кругом измена, трусость и обман», — написал государь в своем дневнике 2 марта 1917 г., и эти полные горечи и скрытого драматизма слова давно стали хрестоматийными. В роковые дни Февраля по существу вся российская элита изменила своему вождю, стремясь к власти (как Гучков) или уверовав (как Шульгин и, возможно, Алексеев) в то, что без царя они лучше справятся с управлением Россией. «Сдав» государя, они надеялись, что смогут избежать развития революции (многие и в эмиграции продолжали уверять, что не смогли этого лишь потому, что не избавились от царя раньше!). Ошибочность этого расчета была ясна здравомыслящим людям (как П.Н. Дурново) задолго до его практического испытания. Неадекватность российской элиты задачам России и интересам народа вряд ли способствовала благоразумию ее политических поступков.
То, что Россия восприняла Февральский переворот без сопротивления, позволяет представить, как развивались бы события, если бы в те дни царю все-таки удалось подавить восстание в Петрограде и обезглавить оппозицию. Корни оппозиции в виде разветвленных организаций Земгора, Военно-промышленного комитета и т.д. остались бы нетронутыми. Точно таким же «выстрелом вхолостую» оказался бы и роспуск Государственной Думы до новых выборов, предстоявших осенью 1917 г., возможность чего рассматривалась царем в начале 1917 г. Бурное одобрение Февральскому перевороту на местах показывает, что все общественные организации находились под полным контролем буржуазной оппозиции. Царь не мог руководить армией без генералитета — на смену Алексееву, Рузскому и иже с ними пришли бы другие, настроенные не более лояльно к царю, чем они. При первой благоприятной возможности они бы повторили попытку отстранить царя от власти. Более того, условия для такой попытки были бы созданы самой оппозицией, обладавшей реальными рычагами влияния на экономическую и социальную ситуацию. Монархия продлила бы свое существование еще на несколько месяцев, но ее крушение, при отсутствии у нее опоры в элите, было неизбежным.
Завершая рассказ о Николае II, необходимо поставить точку в давнем споре. Кем же был последний русский царь? Роковым для России правителем, своей неумной и неумелой политикой подтолкнувшим страну к краю пропасти? Или одним из тех немногих людей, кто был в состоянии повести Россию к прекрасному будущему, но натолкнулся на непонимание и противодействие слишком многих? Николай II ли не отвечал передовым запросам общества? Или, напротив, он оказался слишком хорошим правителем для этого упадочного общества?
Для того, кто считает русскую революцию XX века закономерным результатом объективных процессов, такой дилеммы существовать не может. Эти вопросы о положительной или отрицательной роли Николая II оказываются начисто лишенными содержания и смысла. Было бы нелепо искать в мотивах действий последнего императора реализацию классовых интересов русских рабочих и крестьян! Между тем историческая практика показала — будущее именно за этими классами. Следовательно, Николай II боролся не просто против тех или иных политических врагов — он боролся против объективного хода исторического развития. Но он боролся не как частное лицо, а как государственный вождь элитных классов. Поэтому только с позиции интересов этих классов имеет смысл оценивать политику Николая II в категориях «хорошо» или «плохо».
Проведенный нами анализ, как считаем, убедительно показывает, что политическая линия Николая II, невзирая на отдельные частные ошибки, отвечала интересам российской элиты настолько, насколько это вообще было в тот момент достижимо на практике. Не царь был плох для элиты, а элита была плоха для России. Но элитные круги, конечно, не могли признать свою ненужность, историческую исчерпанность для страны. Поэтому они неминуемо должны были прийти к мнению, что в этом их положении «лишних людей» виноват… сам институт самодержавия! Отчасти они были правы. Ведь именно и только самодержавие два столетия перед тем создавало, пестовало и насаждало эту европеизированную элиту. Она и приложила все свои старания для его ликвидации, не желая замечать, что тем самым уничтожает свой единственный питавший ее исток. Так свинья, наевшись желудей, подрывает корни дуба…
Глава третья.
КРАХ ЛИБЕРАЛЬНОГО ЭКСПЕРИМЕНТА
Главный парадокс Февраля
Если бы военные действия происходили всегда между противниками, различающимися только по своей численности, по количеству и качеству вооружения, по выучке бойцов и командиров, по опытности полководцев, их ход и результат представлял бы собой лишь механическую равнодействующую этих сил, поддающихся количественному подсчету. Однако, как учил Наполеон Бонапарт, в войне значение морального фактора втрое выше материального. Самое главное, что этот моральный фактор уже не может быть измерен в абсолютных величинах.
Политика находится с моральным состоянием нации в самой тесной взаимосвязи. В новейшее время армии перестали быть теми профессиональными корпорациями, какими они были еще в эпоху наполеоновских войн. Армии тотальных войн XX века стали по сути вооруженными нациями. Политика превратилась в важнейший фактор морального состояния собственной армии и в средство психологической войны с врагом.
Казалось бы, в Отечественной войне все должно быть ясно. Враг, вторгнувшийся на нашу территорию, должен быть разгромлен и выброшен с нес. Осознание этой цели войны красной нитью проходит в умонастроениях и действиях всей русской нации как в 1812-м, так и в 1941—1945 гг.
С этих позиций характер войны, начавшейся в 1914 г., как войны Отечественной, может вызвать (и вызывает у некоторых) глубокое сомнение. В 1917 г. в России развернулось мощное политическое движение, требовавшее любой ценою покончить с войной. Причем разворачивалось оно главным образом именно в среде рядовых солдат и матросов. Стремление к миру во что бы то ни стало явилось политическим мейнстримом 1917 г. в России. Оно формировало настроения десятков миллионов русских людей, подвигало их на активные политические действия, среди которых важное место занимали насильственные (чтобы добиться внешнего мира, приходилось воевать внутри страны!).