Там, где цветет полынь - Ольга Птицева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они очнулись почти одновременно, когда за окном забрезжил первый свет. Рэм завозился и сразу вскочил. Уля открыла глаза с трудом вспоминая, где находится. События возвращались в память рывками, и Уле стало неловко за внезапную близость.
– Ты как? – сипло спросила она, прикладывая все усилия, чтобы голос звучал равнодушно.
– Уже лучше. – Рэм потер ладонью лицо. – Мне нужно было… прийти в себя. Теперь все хорошо.
Он смотрел выжидающе, поэтому Ульяна поспешила подняться с топчана, одергивая футболку.
– Я испугалась за тебя, – пробормотала она. – Расскажешь, что случилось?
– Не слишком удачный вечер. – Рэм хмыкнул. – Спасибо, что не бросила на полу. Вот крику бы утром было.
– Ерунда… Тебя избили, да?
Рэм помолчал, подбирая слова, но все-таки ответил:
– В некотором роде да. Я же говорю: все уже хорошо. Спасибо.
Уля смущенно кашлянула, прочищая горло, и, сделав над собой последнее усилие, проговорила:
– Вообще, я ждала тебя вчера. Хотела извиниться. За то, что наговорила в сквере.
Рэм вскинул на нее глаза – было в них что-то еще, кроме усталой враждебности. Облегчение? Уле показалось, что именно так.
– Ерунда. Забудь. – Он говорил рублеными фразами.
– И вот еще что… Я готова учиться. – Уля ненавидела себя за этот жалобный, просящий тон, но ничего не могла поделать. – Если ты, конечно, не против… Но если так, то я пойму… Ничего. Ты уже пытался, а у меня не вышло… Но я хочу попробовать, если ты… – Она вконец запуталась и замолчала.
– Да, хорошо.
Расстегнутая на верхние пуговицы рубашка оголила ключицу, ее пересекал глубокий шрам, на втором плече, где еще утром чуть заметно виднелся круглый ожог, теперь была язва, покрытая коростой. Уля испуганно округлила глаза, Рэм проследил за ее взглядом и тут же поправил ворот.
– Мне нужно пару часов… Я зайду за тобой, хорошо? Попробуем снова. – И направился к двери.
Уле послушно двинулась следом. Когда она шагнула в коридор, уверенная, что дверь тут же захлопнется за ее спиной, раздался сиплый голос:
– Не бойся, у нас все получится. Я у тебя в долгу.
Замок лязгнул всего на мгновение позже, но этого было достаточно, чтобы Уля ушла к себе, пряча в уголках губ давно забытую улыбку.
Сто тысяч мертвецов
Солнечный свет пробивался сквозь тяжелые тучи. Уля утопала в мягкости кожаного кресла и щурилась от удовольствия. Они с Рэмом сидели у большого окна, выходившего на улицу, и пили чай из чашек, больше похожих на супницы. Янтарная жидкость просвечивала сквозь тонкие фарфоровые бока, и Уля могла разглядеть, как медленно и плавно разворачиваются чайные листики на дне, как дрейфуют по кругу красные ягоды, кислые на вкус.
Чайную выбрал Рэм. Он уверенно прошел сквозь стеклянные двери, кивнул девушке у стойки и повел Улю вглубь зала, а она, мигом притихшая, покорно шла следом, улыбаясь сама не зная чему. Когда-то такие заведения были ее стихией. Она сидела на мягких пуфиках, разглядывая чайную карту, а Вилка, которая могла съесть на ночь целую пиццу и не вспомнить об этом поутру, заказывала себе самый большой кусок шоколадного торта.
– Не жмись так, – шепнул Рэм, усаживаясь напротив. – Ты знаешь о них всех куда больше, чем они о тебе.
– У нас есть чем заплатить? – Чашка чая по цене дневного рациона пугала нулями.
– Я угощаю. – Рэм стянул с плеч тяжелую куртку и кинул ее на соседнее кресло. – Нам бы поговорить, а здесь днем никого не бывает.
– Могу понять почему, – буркнула Уля, но ворчать не хотелось.
Хотелось сидеть так, грея ладони о чашку с чаем, и смотреть на шагающих за окном. Пока день складывался хорошо. Всю дорогу Рэм молчал. В поезде он забился в самый угол. Но чем сильнее они удалялись от дома, тем расслабленнее становилась его фигура. Перед конечной Рэм оторвал взгляд от грязного пола и посмотрел на притихшую рядом Улю.
– Вначале зайдем чаю попить. Договорились?
Уля кивнула. Прошедшая ночь оставила после себя стойкий привкус неловкости. Но Рэм определенно чувствовал себя лучше. Он все еще старался не дотрагиваться локтями до боков, но уже не валился с ног, что в свете последнего вечера казалось чудом. Не меньшим, чем его внезапное появление полуживым в коридоре коммуналки.
Откуда взялись эти шрамы и язвы, Уля не спросила. Она понимала, что Рэм не ответит, а только сильнее замкнется в себе. Потому Ульяна молчала, да и пульсирующая боль в запястье не давала ей заскучать. Рука то наливалась свинцом, то, напротив, становилась невесомой. Под узором пробегали мурашки, его жгло и морозило, но все это происходило где-то далеко. Напоминало о себе, но не мешало.
– Значит, ты хотел поговорить, – напомнила Уля, когда чашка опустела. – Перед тем как… Все начнется.
Рэм, смотревший в окно все время, пока они пили чай, обернулся. И Уля поняла, что никогда еще не видела его при свете солнца. Что солнце вообще ни разу не появлялось на небе с того момента, как это самое «все» началось. Рэм надел водолазку, и ворот скрывал отметины на его ключицах, но Уля помнила, что они там есть. А главное, Рэм знал, что она успела разглядеть их в полутьме комнаты, хотя это определенно не входило в его планы.
– Посмотри, – начал он. – Куда мы с тобой пришли?
– В кафе. – Его учительский тон казался Уле забавным.
Рэм поморщился.
– Это понятно. Куда мы вообще приехали?
– В Москву. Хотя я не понимаю зачем. В прошлый раз ты повел меня в сквер…
– И ничего не получилось. Но чем больше народу окажется рядом, тем легче тебе будет понять, что к чему.
– Мы будем ходить по улицам с завязанными глазами? Нас заберут.
– На улицы мы не пойдем. – Рэм кинул на Улю испытующий взгляд и вдруг улыбнулся почти весело. – Там слишком много места, воздуха и возможностей убежать. Мы спустимся в метро.
– Здесь? – Ульяне сразу стало не до смеха.
Станцию трех вокзалов она не любила всегда. И беззаботной студенткой – за постоянную грязь и вонь, и после, когда начала казаться себе такой же нечистой. Страх от потока людей был еще сильнее брезгливости.
– Вот именно потому, что ты боишься, мы сюда и приехали. – Рэм вытянул ноги под столиком и откинулся на спинку кресла. – Знаешь, сколько людей проходит здесь за сутки?
Уля покачала головой.
– Наверное, много.
– Много. Больше ста тысяч.