Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2 - Андрей Савельев

Спас “Отечество” не только Примаков. Кое-какие голос ему удалось урвать только в связи с возникновением Путина и “Единства”, общипавших политический рынок. В жалком состоянии, но барьер для проникновения в парламент был преодолен.

Весной-летом 1999 Лужков проявил свои качества достаточно ярко, чтобы сделать некоторые примечательные наблюдения о его образе мыслей и стиле поведения.

Во-первых, Лужков подтвердил свою номенклатурную репутацию. Это выразилось в том, что он не был уверен в том, что “Отечество” будет поддержано хоть кем-то из мало-мальски известных политиков. Когда в “Отечество” пошел косяк всякого рода отставников, Лужков почувствовал себя чуть ли не патриархом, которому следует заглядывать в рот. После избрания в лидеры “Отечества” Лужков мгновенно побронзовел и стал вести себя в точности как номенклатурный администратор, играя роль политического начальника, вокруг которого плещутся интриги и ведется соревнование в подобострастии.

Тут было чем гордиться. Политическая помойка наполнялась, например, такими людьми, как Б.Пастухов, — тот самый замминистра иностранных дел, который в буйной молодости был первым секретарем ЦК ВЛКСМ и читал в своем отчетном докладе очередному комсомольскому съезду стихи генсека Брежнева. Потом в Думе-1999 лужковско-кириенковский блок пропихнул Пастухова в председатели комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками. С большим ущербом для соотечественников.

Во-вторых, Лужков оказался человеком закомплексованным и трусливым. Стоило С.Кириенко сказать нечто о “неэффективности московского бюджета”, как Лужков начал грубить, отбиваясь от комариного укуса ударами информационной оглобли. А уж когда состоялось недоразумение с вертолетом (воздушные службы не позволили вылет), на котором он должен был осматривать подмосковные угодья, Лужков просто завибрировал всем телом, рассыпая направо и налево домыслы о заговоре Кремля против Москвы.

В-третьих, Лужков снова продемонстрировал себя как политик совершенно безответственный. Карманная Московская Дума перенесла выборы мэра на декабрь 1999, чтобы дать возможность дорогому Юрию Михайловичу войти в президентскую гонку с защищенными тылами — проиграв президентские выборы Лужков должен был остаться мэром. Но это означало, что “Отечество” рисковало не получить Лужкова во главе списка.

Данное решение Лужков принял ни с кем не советуясь, по сути дела, предав своих соратников. Кроме того, это предательство существенно подрывало образ “Отечества”, которое превращалось в партию Московской номенклатуры, предназначенную для использования в качестве обеспечения мэрских амбиций Лужкова — не более того. Даже если бы Лужков попадал в список “Отечества”, надо было как-то оправдывать одновременные его претензии на мэрство и на парламентскую фракцию.

Казалось бы, Лужков в данном случае проявил себя как личность, стоящая над массой и проявляющая волю к власти. Как бы не так. Лужков явно трусил. Он боялся, что проиграет выборы. Даже когда Березовский стал стыдить Лужкова малодушной склонностью к двойной игре, Лужков не ответил агрессивно, не нашел аргументов. Наоборот, он совершенно потерял лицо. А усилившееся давление со стороны и вовсе выставило его перед публикой мальчишкой, наложившим в штаны

Когда Лужкову не дали пролететь вертолетом над подмосковными полями, он и вовсе решил, что Кремль готовится к тому, чтобы его основательно “опустить”. Тут еще Кобзону не дали спеть про “Отечество” по первому каналу. “Произвол, произвол…”, - запричитал “крутой” мэр.

Лужков, у которого руки по локоть в крови, заговорил тут о демократии и законности. А еще о морали. А все потому, что Кремль добрался до дел лужковской жены, ворочающей немалыми капиталами под покровительством мужа (маленький такой бизнес — заказ на обустройство стадиона “Лужники” зрительскими креслами). А тут ФСБ еще потревожил столичный общак — этакий пенсионный фонд, который качал деньги для обеспечения достойной старости московской номенклатуры. Ухватили “хвостик” в размере 150 млн. долларов, потянули его и увидели — дергаться стал Лужков.

Кстати, Москву совершенно напрасно считают городом, особым образом заботящимся о пенсионерах. Доплаты к пенсии есть, бесплатный проезд на городском транспорте есть, но все так, да не так. В 1996 году были введены общероссийские льготы для ветеранов труда по оплате коммунальных платежей — пенсионеры могли платить лишь половину того, что должны были оплачивать все остальные. В действительности московская бюрократия 4 года тормозила введение этой льготы, а потом устроила форменное издевательство над стариками. Льготы стали предоставлять только по справкам. Причем, чтобы такая справка была оформлена, в разных инстанциях каждый пенсионер должен был выбить другую справку — о том, что данной льготой в настоящий момент он не пользуется. Миллионы московских пенсионеров гробили здоровье в лужковских собесах и по поводу перерасчета пенсий, в котором каждый чиновник считал своим долгом по-своему трактовать записи в трудовых книжках, максимально сокращая трудовой стаж.

Лужков струсил основательно. Вместо того, чтобы использовать момент для размежевания с “всенародно избранным” и сказать, что теперь Ельцин для него враг № 1, Лужков предпочел говорить о происках Кремля, ФСБ и Администрации президента. Вместо того, чтобы выступить новым спасителем страны (а этого многие совершенно напрасно от этого проходимца и ждали), он сказал, что готов уступить Примакову первенство на выборах президента. Вместо того, чтобы пообещать наказать сегодняшних мучителей народа, заговорил о необходимости гарантий для Ельцина и его семьи после воцарения нового президента.

Одним словом, Лужков праздновал труса. Его опрокинутое лицо в телеэфире свидетельствовало о полном смятении.

А тут еще любимая журналистка лужковской жены Татьяна Цыба, которая по протекции получила в пользование газету “Россия”, дождалась своего часа и вывалила на страницы своего бездарного издания скандальную выдумку — мол, в президентской администрации хотят разделить Москву, выделив из нее кремлевскую сердцевинку — по Садовому кольцу. Эта земля, якобы, должна перейти в федеральное подчинение.

Выдумала Цыба все это — и ну блажить на все лады. Да еще вместе с репортерами ТВЦ жителей столицы смущать — мол, от их столичного сладкого пирога хотят отрезать самое дорогое — землю со всякого рода министерствами, посольствами и гостиницами. А все для чего — чтобы превратить Юрия Михайловича в Бориса Николаевича образца 1986 года.

Стал Лужков всеми обиженным изгоем. Подобным Ельцину-изгою во всем. В том числе и в выдумках о собственном изгойстве. Не говоря уже о прочего рода подлостях.

И все, все оказалось напрасным! Дьяволу нечем было расплатиться за заложенную ему душу. Ни славы, ни чести — все у Лужкова пошло наперекосяк. В начале 2000 года ввиду обрушившегося рейтинга (до 1–2 %) он отказался от бонопартистских планов по захвату Кремля и с трудом удерживал Москву от нападок своих умножающихся в числе и силе оппонентов. Закат Лужкова стал необратим. Он даже дал добро старинным ельцинским структурам “объединений избирателей” — долго подкармливаемых из Кремля и из мэрии в качестве “народных домов” — на сбор подписей в пользу опустившего его Путина.

В 1999–2000 Россия имела шансы на избавление от ельцинизма. Для этого ей надо было сосредоточиться, напрячь душевные силы, чтобы не пропустить во власть политических двойников Ельцина — прежде всего, Лужкова. И Россия нашла в себе эти силы. Не бог весть из какого источника почерпнула их, но все-таки…

Угробил репутацию Лужкова журналист Доренко, спущенный с цепи Березовским и его околокремлевским кланом. И подобрал-то Доренко сюжеты, которые лежали на поверхности, а шуму было — на всю Россию. Вот как сработала информация, которая доселе оставалась под спудом.

Началось все как-то скромно — с комментариев сообщений зарубежной прессы о том, что Лужков купил скаковую лошадь для себя и двух пони для своих детей. На это Лужков оскорбился, а жена его сказала, что не найдется такая лошадь, которая смогла бы долго вынести тело ее мужа. Действительно, почти стокилограммовый вес “человека в кепке” не очень годится для седока. Который, к тому же, может пройти под конским брюхом не изгибая позвоночника, а вот запрыгнуть ей на спину в состоянии только с какой-нибудь подставки. Лужков с тех пор очень обиделся на Доренко. Но главные обиды были впереди.

Начались показы лужковских восторгов по поводу Ельцина в 1996 и встык — наглые антиельцинские фразы (впрочем, достаточно аккуратные) в 1999. “Лицемер” — это определение Доренко прилепил к Лужкову намертво.

Потом началась история с коммерческими проектами жены Лужкова г-жи Батуриной. Ситуация балансировала на грани уголовного дела, которое замяли только после полного “отжатия” впитавшейся зловонной жижи из вытащенного на свет грязного белья четы Лужковых. А могли бы и посадить. Инициаторы просто не стали загонять Лужкова в угол (еще переворот устроит!), да еще — вскрытия более масштабных безобразий побоялись (как бы самих не посадили!).