Охота на монстра - Виталий Романов

…Костер получился озорным, веселым. Огонь бойко слизывал тоненькие веточки, деловито наползал на щепки, смятые листы бумаги, старые пакеты… Маленький Андрюша сидел возле пламени, иногда чуть прищуриваясь от жара. Взрослые уже несколько раз просили отойти подальше, но подальше – не так интересно, не чувствуешь себя частичкой чего-то древнего, таинственного, очень могучего. Все же не каждый день доводится увидеть открытое пламя…

Месяц, проведенный на даче с детским садом, подходил к концу – остался последний день, и то неполный. Андрей смотрел по сторонам, радостно улыбаясь: многих его приятелей уже забрали родители, скоростные флайеры уходили отсюда в город каждый час. Летние домики, в которых дети провели июнь, опустели, в них не осталось ни вещей, ни игрушек. Лишь некоторые из взрослых заканчивали уборку территории, стаскивая в большой костер сухие ветки, упаковки от конфет и печенья, смятые листы – уже никому не нужные детские рисунки, на которых флайеры несли пап и мам к заждавшимся малышам. В костер полетели поломанный стул и развалившаяся «шведская» стенка, несколько полиэтиленовых пакетов из-под продуктов – взрослые избавлялись от старого бесполезного хлама.

А детвора, еще остававшаяся на территории лагеря, была только рада. Один из товарищей Андрюшки подхватил длинный сук, брошенный кем-то в огонь. На конце палки висел горящий полиэтиленовый пакет. Это было очень интересно, такого «шоу» никто из мальчишек никогда не видел – плавившийся пакет «капал» вниз огненными стрелками. Они забавно пели в воздухе, чем-то напоминая звуки выстрелов из «страшилок-мультиков» про космических пиратов.

– Дай! Дай мне! – закричал Андрей, пытаясь выхватить «стреляющую» огнями палку из рук приятеля.

Но тот, и сам не наигравшийся с диковинкой, ловко увернулся.

– Дай! – закричал еще один мальчик. – Нехорошо быть жадным!

Но счастливчик, смеясь, вертел «стрелялкой» вправо и влево, а огненные капли падали вниз, со свистом и воем.

– Дай!

И тут Андрюшка заметил в костре еще одну хорошую длинную палку. Он мигом забыл про товарища, которому завидовали все: просто сообразил, что, если взять эту ветку, получится не хуже, чем у друга. Надо только подцепить из костра горящий пакет…

– Ага! – радостно закричал он. – Смотрите!!! У меня ничуть не хуже получитсА-А-А!!!

Палка, которую он ухватил рукой, оказалась куском стальной трубы. Это потом, когда Андрейка вырос, он выучил много полезных наук, узнал, что металл, в отличие от дерева, отлично проводит тепло. Нельзя трогать железную вещь, даже за самый кончик, если другой ее конец находится в огне. Но это все была теория, изученная позже, а тогда, в детском лагере, Андрюшка проверил науку на практике.

Он в доли секунды забыл обо всем – о лагере, о воющих каплях, о костре и друзьях. Осталась только боль. Жуткая, уничтожающая все боль, которую невозможно вытерпеть.

С диким криком он выпустил из ладони раскаленный кусок металла. Визжал, орал, метался из стороны в сторону, еще не понимая, что родители, спешившие на помощь, не смогут унять это. Нет силы, которая способна прогнать такую боль. Есть только время. Оно медленно, но упрямо перетирает все – и плохое, и хорошее. Об этом знают взрослые, но не дети, живущие «здесь и сейчас».

Время перетирает все, оставляя в памяти только бессвязные картины из прошлого. По ним, например, невозможно в деталях восстановить, что было после, когда взрослые увидели вспухшую волдырями ладонь шестилетнего мальчишки.

Кажется, он плакал всю дорогу до дома, еще надеясь: кто-то вылечит, защитит от боли, сотрет это из мозга.

Только и врач в детской больнице не помог.

Время. Оно вылечило, стерев с ладони следы жестокой травмы. Уничтожило детские воспоминания о боли. Но Славцев, давно уже не мальчишка, помнил главное: нельзя быть жадным. И нельзя хвастаться, даже если кажется, что ты победил. Даже если сам поверил в это.

«Нельзя быть жадным…»

Кажется, это сказали вслух?

Славцев очнулся, будто от удара током. В двух шагах от него стоял Карл-Хайнц Ризе с ножом в руках. Старший механик покачивался из стороны в сторону, мутно глядя на пилота.

– Сука… – синими, страшными губами прошептал он. – Сука! Я знал, что предашь…

Ризе шагнул вперед, намереваясь пырнуть Андрея ножом, но двигался механик как-то странно: и очень медленно, и неуверенно. Славцеву не составило труда увернуться от острого лезвия, ударить ребром ладони по горлу так, чтобы враг отключился.

Враг?! Андрею хватило одной минуты, чтобы все понять. Ризе не соображал, что пытается сделать, у него закончился кислород. Последний из заваренных баллонов был пуст, члены экипажа «растянули» его на всех. Карл-Хайнц надышался углекислотной смесью, потерял рассудок и пытался атаковать пилота, у которого оставался еле «теплившийся» баллон. Последний.

– Простите, ребята… – с горечью прошептал Славцев. – Все-таки мы не выиграли. Уже бесполезно двигаться вперед, времени не хватит ни на что. Но все будет так, как договорились: или все – или никто!

Он натянул свою маску на лицо Анатолию Лутченко, стараясь не дышать, не отравлять легкие чудовищно-ядовитой атмосферой рубки. Потом, не позволив себе ни одного глотка, дал кислород Франтишеку Букачу.

И тут бортовой навигационный комплекс пискнул. Капитан бросился к пульту, молясь о том, чтобы техника не подвела, чтобы сбоившая компьютерная система не зависла, позволила прочесть надпись…

Станция!!! Детекторы обнаружили космическую станцию!!! Славцев забылся, вдохнул полной грудью и чуть не лишился рассудка. Разом задрожали конечности, по всему телу выступил холодный липкий пот, перед глазами появились черные пятна-кляксы. Андрей метнулся к баллону с кислородом, отнял маску у Букача, попытался сделать глубокий вдох, но с ужасом понял, что и в его собственном дыхательном резервуаре не осталось живительного газа.

– Станция! – прохрипел Андрей. – Христо! Проси у них посадочную полосу! Быстро!!!

Лишь потом, не дождавшись ответа, капитан сообразил: связист не мог ответить. Он лежал на полу, и лицо у Малкова было таким, что впору сниматься в фильмах ужаса без всякого грима.

– Полосу мне! – неизвестно у кого потребовал Славцев, выжимая все резервы из двигателя, собранного Карлом-Хайнцем Ризе. – Полосу мне, гады!!!

Он готов был таранить ворота посадочной палубы, если бы шлюзы не открылись. Таранить, чтобы добраться до цели и победить!!! Он почти не видел, что делает. Скорее угадал: раздвинулись заслонки гермоотсека, и спасательный бот нырнул в брюхо чужой космобазы.

Автоматическая система опустила ворота, компрессоры принялись выравнивать давление, приводя его к норме.

– Держаться, солдат! – приказал себе капитан, тыкая во все кнопки подряд – на ощупь искал клавишу деблокировки бронеколпака.

«Держаться!!!» Их так учили, всегда учили. Вбивали кулаками и сапогами. Здоровенный прапорщик по прозвищу Свинорез – в курсантской «учебке». Господи, как его ненавидели, когда он заставлял ползать под колючей проволокой, по осколкам стекла!!! Седой капитан родом откуда-то с Сириуса. Капитан, готовивший их к реальным боевым действиям. Он, гад, так и орал на полигоне: «Держаться! Держаться!», а сам «поливал» из шестистволки, вжимая молодых офицеров в землю. Кажется, именно тогда лейтенант Славцев научился закапываться в грунт менее чем за минуту… Да, тогда! Над головой шелестели пакеты боевых импульсных лазеров, воздух становился теплым, даже горячим, пах как-то непривычно и страшно. Капитан орал, грязно матерился, а зеленые лейтенанты стремительно уходили в грунт, будто образцово-показательные кроты…

– Держаться! – Славцев не сказал это, лишь хотел сказать, подумал.

Кислорода не было теперь ни в легких, ни в баллоне. Капитан, шатаясь, ударил двумя руками в непослушный бронеколпак, вывалился наружу из спасательного бота. И опять помогло какое-то шестое или седьмое чувство – Андрей угадал, где стойка с кислородными баллонами. Он знал: стойка неприкосновенного запаса обязательно должна располагаться на посадочной палубе – это закон. Но вот где именно?

Жившее внутри нечто помогло, только баллон оказался чудовищно тяжелым. Славцев хотел засмеяться такой забавной шутке – впервые в жизни он не мог поднять кислородный баллон, – но смеха не вышло. Лишь хриплый кашель, с кровью, с мокротой изо рта, из носа.

Он тащил резервуар волоком, задыхаясь и теряя рассудок от жжения в груди. Собрав последние силы, забросил емкость внутрь спасательного бота. Уже ничего не видя, кое-как присоединил маску и упал сверху на Анатолия Лутченко, прижав дыхательный аппарат к лицу доктора.

То была последняя разумная мысль в голове Андрея. Если кто и сможет реанимировать членов экипажа, так это врач. А вот сумеет ли очнуться сам Анатолий Лутченко, надышавшийся углекислотой, об этом Славцев подумать не успел.