Летописцы отцовской любви - Михал Вивег

- Это мне явно кое-что напоминает:

Готов поклясться своими башмаками, что при этом он кидает выразительный взгляд на сестрицу.

- Запомните правило номер один: прежде чем позвонить ей, посмотрите телевизионную программу, - поучает папахен.

Он, факт, лыбится - по голосу слышу.

- А теперь скажите: как эту разлуку переносите вы?

- Сейчас уже лучше. Временами бывает довольно трудно, но иной раз, напротив, очень хорошо. Даже опасно хорошо. Надеюсь, вы понимаете меня.

- Да, понимаю, что вы имеете в виду.

Минутная тишина.

- Но с чем действительно я не могу смириться, так это с тем, что вижу ее так мало. Так отчаянно мало.

- Раз в неделю во второй половине дня и каждый второй уик-энд, - говорит фатер со знанием дела.

- Именно так.

- С Ренатой у меня было точно так же - правда, Рената?

- Да, папенька, - говорит сестрица голосом Адины Мандловой. - Вы совершенно правы, папенька.

- Кое-чем поделюсь с вами, - говорит этот отвергнутый отец с пылом. - Да, я вижу свою дочь крайне мало, но верю, что, невзирая на это или скорее даже поэтому, я парадоксально в большей мере отец, чем неразведенные отцы, которые могут видеть своих дочерей, когда им заблагорассудится.

Похоже на то, что наш фатер серьезно призадумывается над такой премудростью.

- Вы так считаете?

- Да. И по двум причинам. Первая: ты ценишь эти неожиданно подаренные редкие часы, которые можешь провести с ней, и проживаешь их, стало быть, гораздо интенсивнее и как бы осознаннее. И вторая: в течение тех дней, которые вынужден прожить без нее, тоска активизирует поразительное множество воспоминаний о том времени, когда вы жили вместе. Ты можешь вдруг вспомнить, как впервые купал свою дочь в белой пластиковой ванночке в ромашковом отваре и едва дышал, боясь, как бы это мокрое маленькое тельце не выскользнуло из рук. Или как несколькими годами позже в песочнице она с этаким

шаловливым прерывистым смехом сыпала песок тебе в волосы:

Он вдруг замолкает.

Эта тишина наверху за столом длится вроде так же долго, как и в тот раз, когда сестрицын фотограф начал сервировать к кофейку ее кошечку.

Я зашкаливаю и высовываюсь из-под стола: этот разведенный крендель многократно прокашливается, а наш папахен без передыху кивает головой, точно какой придурок.

- Похоже, вы двое долго искали друг друга, покуда нашли, - обалдело говорит сестрица.

Ее меланхоличный любарь раз-другой пробует улыбнуться, но хрен у него получается.

- Погляди на них, - говорит сестрица матери.

Вид у нее такой, будто ее обсморкали, но мы-то знаем, что реально она счастлива.

- Я хотел только сказать, что и разлука с ребенком неожиданно может обернуться своей хорошей стороной, потому что в тебе оживают воспоминания, которые, возможно, не будь этой разлуки, были бы навсегда похоронены, объясняет этот ее boy-friend.

Фатер наклоняется к нему так резко, что под столом въезжает в меня коленями.

Видеокамера! - гудит он победоносно. - Только она сохраняет для вас все воспоминания! Если вам интересно, я могу вам показать несколько довольно забавных:

- Нет!!! - вопим мы с сестрицей и матерью почти в один голос.

В конце концов дело ограничивается коробками с фото, что в отличие от нас фатер считает вполне приемлемым компромиссом. Они смотрят их едва ли не час. В конце концов хахаль вытаскивает портмоне и демонстрирует матери и отцу несколько фоток своей дочери.

- Красивая, - мгновенно реагирует мать. - Даже слишком красивая.

И тут же с ходу устанавливает сходство - дело известное!

Я заглядываю ей через плечо. Ну факт, я и не ждал другого: хоть и не уродка, но абсолютно нормальная тинейджерша, каких тринадцать на дюжину встретите с утречка перед любой девятилеткой.

Мать передает фотки сестрице, которая тотчас не глядя сует их фатеру.

- Я их уже видела, - говорит она. - Он показывает их каждому встречному: почтальонше, таксисту: и даже совсем незнакомым людям, которые подсядут к нему в кабаке:

Одному таксисту, - оправдывается гордый отец. - Он вез меня в аэропорт. Я в тот день улетал на два месяца в Америку и был в несколько сентиментальном настроении:

- Ой, накажи меня Бог, - говорит наш фатер, глядя на фото, - думаю, вас ждут нелегкие времена.

- И билетершам в кино! - добавляет сестрица.

Одной билетерше!

Хахаль прячет фотки назад в портмоне.

- Так что же? - неутомимо поддерживает разговор фатер. - Вы собираетесь с ней куда-нибудь в отпуск?

- Да. То ли на Крит, то ли в Истрию. Выбор за ней.

- Нормально, - говорит фатер, усмешливо взглядывая на сестрицу. - По крайней мере, не будете отвечать за то, что там нет мороженого "стракателлы", а на пляже - тобоггана.

- И что на дискотеке нет лазеров, - добавляет мать.

- Ну, это вы сочиняете! - протестует сестрица. - Такой избалованной я не была.

Мать улыбается фатеру, как в былые времена.

Но фатер тут же типа серьезнеет.

- Вы едете втроем? - спрашивает он.

- Ни в коем случае, папочка, - говорит сестрица. - Время, когда я буду представлена его дочери, еще не наступило.

- Правильно, - говорит фатер. - Такие вещи с бухты-барахты не делаются. Рената все может понять, а ребенок - нет.

- Мне тоже вроде так кажется, - говорит сестрица матери, а сама зубы скалит.

- Но позвольте дать вам совет: только не в Болгарию, - продолжает фатер. Естественно, если не хотите, чтобы пьяные немцы бросали в вашу дочь пивные бутылки.

- Пустые банки, - уточняю я.

- Потрогай, - говорит сестрица и подносит руку хахаля к соответствующему месту на голове.

- В Истрии, натурально, тоже красиво, - продолжает фатер. - Взять хотя бы эти старинные узкие улочки в Поречье, эти мелкие лавчонки:

- И галерея! - восклицает мутер.

- И галерея. Несомненно ей бы понравилось. Но есть одна существенная проблема.

Он делает обычную драматическую паузу, и мы все как идиоты послушно ждем, когда же его благородие фатер соизволит осветить нам эту проблему.

- Тобогган. Там должен быть тобогган. Если не будет тобоггана, тринадцатилетняя девочка там заскучает. Взвесьте все.

- В этом что-то есть, - послушно все взвешивает этот меланхолик.

12.

Два дня стоит такая жара, что послеполуденную сиесту мы предпочитаем проводить в наших комнатах с кондиционерами. Естественно, Кроха, Синди и я - в одной, отец, братец и М. - в другой. Посещения, конечно, не возбраняются. Наш отдых явно напоминает школьный лагерь: мальчики навещают нас в нашей комнате, и мы, девчонки, играем с ними в разные настольные игры. Вчера, например, мы играли в "монополию": текст был на чешском, и для Синди это оказалось несколько затруднительным (попробуйте-ка перевести словосочетание поле с заселенной недвижимостью и вы поймете почему).

Сегодня мы все читаем: я - роман "Обряд" индейской писательницы Лесли Мармон Силк; не сказала бы, что он потрясает меня, но иногда натыкаешься там на занятные вещи: "Я сочинил историю, которая должна была придать всем силы."

В последние две-три недели перед нашим отпуском мама стала приглашать на воскресные обеды не только отца и братца, но и М.

- Ну как дела с дочкой? - всякий раз таким вопросом встречает его мой отец.

- И не спрашивай, Карел. Мы вдребезги рассорились.

- Она что, не пришла на свидание?

- Нет, пришла, - говорит М. насупившись. - Пришла: Но, знаешь, что у нее было на губах? Синяя помада.

Я прыскаю со смеху. Отец серьезно качает головой.

- Синяя, Карел! Ты только представь себе! Она была похожа на труп. В буквальном смысле. Люди оглядывались на нас. Нет, знаешь, на кого она была похожа? Скажу тебе: на потаскушку.

Отец с пониманием качает головой.

- К сожалению, я так ей и сказал, - признается М.

Отец горестно цокает.

- Ошибка, - замечает он. - Колоссальная ошибка.

- Знаю, но пойми: не удержался.

- А она что? В слезы? Рассердилась?

- Сперва рассердилась. Демонстративно вытерла рот белоснежным чистым платком. Тут-то я и заметил, что у нее совершенно черный лак на ногтях. А на среднем пальце какая-то татуировка.

- О Господи!

- Татуировка, Карел! - восклицает М. - Понимаешь? Ей тринадцать - и татуировка! Никогда, понимаешь, никогда не смогу смириться:

Отец опять молча кивает.

- Потом, правда, выяснилось, что это всего лишь переводная картинка, но я уже успел повысить на нее голос.

Опять молчаливые кивки:

- Сказать по правде, я стал орать на нее.

- Она, конечно, разревелась?

- Конечно разревелась.

- Вырвалась от тебя и уехала домой?

- Вырвалась от меня и уехала домой.

История повторяется.

- Как ты думаешь, Карел, что мне делать?

Отец думает.

- Позвони ей и скажи, что ты сожалеешь. Извинись.

- Это нужно?

- Сделайте так, - вступает в их разговор мама. - Мы иногда думаем, что наши дети замечательные и что только под чьим-то дурным влиянием вызывающе одеваются, красятся или слушают дурацкую оглушительную музыку. Все это не так. Все это неотделимо от них - это их одежда, их макияж, их музыка. Это они какие есть.