Летописцы отцовской любви - Михал Вивег

Однажды мы пошли кататься на лодке на Славянский остров, но Рената была все время замкнутой и противной и только потом дома объяснила мне, что ей мешала моя форма, которую в тот день я не успел переодеть, ибо в части у нас была генеральная инспекция. Естественно, я мог понять чувства четырнадцатилетней девочки, но, с другой стороны, поверьте мне, мало приятного, когда вы вдруг обнаруживаете, что ваш ребенок стыдится того, чем вы занимаетесь, и даже говорит вам, что вы похожи на "капитана Коркорана". С тех пор я следил за этим и ходил только в цивильном, хотя мой цивильный костюм она также часто критиковала. Заказал я как-то столик в одном дорогом ресторане, но она сказала, что из-за "похоронной пары", которая на мне, она со мной никуда не пойдет. Однако на мне был выходной темно-синий костюм, и я действительно не понимал, что ей в нем не по нраву. С этими ресторанами в те ее годы я вообще нахлебался. Если когда-нибудь, к примеру, Рената и соглашалась пойти со мной на праздничный обед или ужин, то по дороге туда съедала две порции мороженого и еще орешки в сахаре, так что в конце концов я все равно ел один, а она лишь сидела, играла с ножом и вилкой и скучала. А об ее диетах и говорить не приходится - одно время она день за днем ела только овощные салаты и подобные глупости, хотя была такой худущей, что, глядя на нее, сердце кровью обливалось. А когда я пытался разумно ей объяснить, что она совершает огромную ошибку, ибо все еще развивается и ее организм требует гораздо более разнообразной и богатой пищи, она сердито затыкала уши. Тем самым, однако, не хочу сказать, что мы с Ренатой не провели уйму прекрасных выходных дней, когда, например, отправлялись в долгие вечерние прогулки по Старому Месту и Малой Стране, где Ренате, естественно, очень нравилось, ведь она была, как и всякая молодая девушка, "романтической душой" и иногда даже брала меня за руку. По субботам мы ходили плавать в бассейн "Славии", а по воскресньям с утра Рената обычно готовила обед.

Но вы можете представить себе "обед", приготовленный неопытной тринадцатилетней девочкой: (Сейчас она готовит уже хорошо, а тогда ее "обеды" нельзя было есть, но в отличие от сына я всегда пересиливал себя и еще старался хвалить ее.) В первый год после развода она еще спала в моей постели и всегда, перед тем как уснуть, склоняла голову к моему плечу, а я наблюдал, как она тщетно и так забавно борется с сонливостью. Наконец она засыпала, а я еще долго бодрствовал: слушал ее дыхание, дышал ароматом ее волос, и после всего того, что пережил до развода и потом, испытывал такой покой и мир, что не могу даже описать это.

6.

Эге, не забыть бы мне про мертвяка-критика: не поверите, но через пару-тройку недель этот смрад из подвала начал помаленьку улетучиваться, а месяца через два исчез напрочь. Офигеть можно! Думаю, скорей всего его сожрали крысы (любопытно было бы знать, не проснулся ли в них от этого так называемый критический дух и не взялись ли они остальным крысам вдалбливать, какой пражский водосток загажен художественно правильно, до глубины, а какой - всего лишь поверхностно, вот это и вовсе был бы прикол!).

Стало быть, единственная вещь, что в нашем доме воняет, это фатеровы майки, которые он всегда после своей домашней культуристики вешает в ванной комнате на сушилку. Они висят там постоянно, ибо наш фатер тренируется ежедневно. А тренируется он ежедневно с ранней юности, чтобы не быть слюнтяем и не бояться чертей (посему дед с бабушкой и отдали его в высшую военную школу - думали, армия сделает из него мужика, который уже не станет залезать под стол при виде черта с Микулашем. Эта цель была достигнута, в натуре, только отчасти: хотя черта с Микулашем папахен теперь проглатывает спокойно, зато всякий раз залезает под стол, когда сестрица приводит в дом какого-нибудь нового трахаля).

Папахен укрепляет мышцы и нынче, невзирая на то, что у нас в гостях Синди.

- Ты когда-нибудь слышал слово "гостеприимство"? - говорю я этому чудику, когда он, раздевшись перед нами, остался в одних трусах.

- Через двадцать минут я в вашем распоряжении! Он не дал сбить себя с толку и нормально пошел упражняться.

Словом, у старого холостяка свои твердые установки, и нам с Синди ничего не остается, как сидеть ожидаючи в гостиной и слушать, как в соседней комнате он пыхтит перед открытым окном. Временами слышно, как звякают гантели.

- Идиот, правда? - говорю я, чтобы оживить разговор.

- Нет, - защищает его Синди, в натуре, - мне нравится, когда у мужчины муксулы.

- Мускулы.

- Мус-ку-лы, - старательно повторяет Синди.

Папахен возвращается примерно часа через пол. К счастью, он принял душ, но, к сожалению, и побрился и навонял этим мерзопакостным питралоном, который считает, в силу своей ограниченности, непревзойденным по благоуханию косметическим изделием для мужчин. В руке у него Синдины "Нью-йорк таймс" прям-таки истинный комильфо.

- Синди, - говорит он, - ты знаешь, что на следующей неделе День отцов?

- Знаю. Будет тусовка?

- Нет, у нас это не празднуют. Но тебе надо было бы купить что-нибудь и послать отцу, как по-твоему?

Синди с минуту глядит на него.

- Do you know I really love you? Give me a kiss.

Но фатер целоваться не настроен, потому что меня он обычно стесняется (скорей всего боится навредить моей нравственности).

Однако Синди наклоняется к нему, и ему ничего не остается, как чмокнуть ее в щеку.

- У вас на День отцов не дарят отцам подарки? - говорит он чуть погодя и показывает ей несколько реклам часов, галстуков, запонок и подобных хреновин.

- Дарят, - допускает Синди.

- А не стоит ли и тебе:

- Ты же знаешь, что мы с отцом не особенно любим друг друга.

Фатер обалдело отстраняется от нее.

- Но ведь это твой отец:

Синди весело вздыхает.

- Пошли ему хоть какой-нибудь пустячок, - советует ей папахен. - Да хотя бы прибор для бритья.

Для битья! - смеется Синди. - Oh my God !

- Или галстук:

Синди подмигивает мне и забавно качает своей американской башкой.

И снова внимательно разглядывает фатера.

- Sometimes you are really funny , - говорит она.

Я тоже так думаю.

7.

Однако в пятницу после обеда М. неожиданно звонит мне. У меня мама, но, к счастью, она уже уходит.

- Одну минуту, я только провожу маму, - говорю ему радостно и весело подмигиваю маме. - Я не хочу, чтобы она слышала наш разговор, - я же ей еще не сказала, что на следующей неделе у нас свадьба.

Я кладу трубку и буквально выталкиваю маму из квартиры.

- Пока, мама, пока. Позвоню тебе. Потом все расскажу.

Как только она, несколько обиженно, закрывает за собой дверь, я бегу к телефону.

В передней мельком почему-то оглядываю себя в зеркале.

- Я уже одна, - говорю ему, едва переводя дух. - Теперь можем говорить о чем угодно - хоть об оральном сексе или там:

"Не перехватила ли я?" - в ту же секунду ужасаюсь я самой себе.

- Как это вы угадали, ради чего я позвонил? - говорит он с деланным изумлением.

Я с удовольствием слушаю его.

- Тем не менее я продолжаю думать, что еще

до того нам стоит пойти куда-нибудь поужинать:- улыбаюсь я в трубку.

- Не будьте такой невыносимо консервативной:

- Прошу прощения, но за многие годы я как бы привыкла именно к такой очередности.

- Очередность! - говорит он презрительно. - Настоящая страсть не знает очередности. Впрочем, очередность не что иное как национальный или связанный с эпохой обычай - например, китайцы ели суп только после главного блюда. Плюньте на очередность. Знаете поговорку: если дали вам бумагу в линейку, пишите поперек. Я не слишком разболтался, как по-вашему?

- Нет. Я с удовольствием слушаю вас.

- Теперь касательно ужина, - говорит он. - Полагаю, на сегодня у вас уже что-то намечено?

Черт возьми, кое-что намечено. Отменить? Не годится. И вправду не годится.

- Откровенно говоря: ничего.

Большей дряни, чем я, нет во всей Центральной Европе!

- Ничего?

Похоже, он обрадовался.

- В таком случае приглашаю вас на ужин.

- Как так? А что же уик-энд с дочерью?

- Не получилось, - объясняет он. - Они поехали с моей экс-супругой куда-то в Северную Чехию выбирать щенка.

- Щенка кого?

- Мне кажется, она говорила о собачьем щенке, но я не совсем уверен. Может, речь идет о щенке лошади? Нет, она определенно не говорила о лошадином щенке, это я бы запомнил.

- Щенка какой породы? - смеюсь я.

- Это она мне тоже говорила. Фокстрот-терьера? Или слоуфокс-терьера? Не разбираюсь в этом.

- Или вальс-терьера? - включаюсь я в его игру.

- Да, да, думаю, именно его! Хотя, постойте, вспомнил: таксы.

- Ах вот оно что:

- Заказал я на сегодня столик на двоих - разумеется, для себя и для дочери. И если вы не сочтете уничижительным исполнять роль заместительницы:

Радость пропитывает меня, как вода губку, но стараюсь не показывать виду.

- Ну что вы, наоборот: - говорю я и уже обдумываю свой туалет. - Где это?

- В "Макдональдсе", - говорит он на полном серьезе. - В детском уголке.