Заговор по-венециански - Джон Трейс

Однако скоро настанет время признаться Тевкру, что она ослушалась его. Собственноручно помогла обессмертить его страшные видения. Они обрели жизнь в виде серебряных табличек, и благословить их должен сам Тевкр.

Тяжесть обмана печалит. Жизнь Тетии и жизнь ее мужа постепенно расходятся.

Ларс натягивает поводья.

— Приехали, — говорит он.

Но Тетия сидит позади него неподвижно. Мысленно все еще смотрит на серебряные «Врата судьбы». Они — лучшее творение Тетии и страшнейший ее обман. Она предала мужа, именно когда он в ней больше всего нуждался.

— Я сказал, приехали, — повторяет Ларс. — Слезай, живо! Я утомился, а мне еще домой скакать.

Тетия спускается на землю. Она так устала — и от работы, и из-за беременности, — что коленки подгибаются.

Ларс смотрит на нее и, не сказав ни слова, разворачивает жеребца. Уносится прочь.

Трава влажна от росы, но Тетия не встает. Она смотрит вслед удаляющемуся жеребцу, как из-под его копыт вылетают клочья земли, из ноздрей вырывается пар — отчетливо белый на фоне розового рассвета. Всадник наклонился вперед и погоняет скакуна; его волосы развеваются на ветру.

Войдя в хижину, Тетия все еще держит в уме жестокий и в то же время привлекательный образ Карателя. Она не видит огня, однако чует запах дыма. Тевкр сидит возле очага, скрестив ноги; заслышав шаги супруги, он поворачивает голову.

— Магистрат Песна требует слишком много от моей жены, — говорит авгур, тихо и без следа гнева в голосе. — Тебя не было слишком долго. Я начал беспокоиться.

Тетия останавливается и с жалостью смотрит на мужа. Сейчас снова придется солгать.

— Прости, магистрат заставил изваять кое-что в его присутствии. Проверял меня, наверное.

Ссориться Тевкр не желает, поэтому говорит не раздраженно, с любопытством:

— Что именно он заставил тебя изваять?

— О, ничего особенного. Мелочь. Магистрат отправил меня к своему серебряных дел мастеру, и тот исправил мою работу так, что ее теперь не узнать.

Тевкр слышит напряжение в ее голосе.

— Ну что ж, — говорит он, — надеюсь только, Песна вознаградит тебя с щедростью, равной жадности, с какой он забирает у тебя твое время.

Тетия оглядывается в поисках кувшина с водой.

— Я тоже на это надеюсь. Тевкр, я вымоталась, да и дитя пинается, как мул. Не будем больше о магистрате.

Тевкр уязвлен. Он ждал супругу чуть ли не вечность, и вот теперь его отвергают.

— Как пожелаешь, — соглашается авгур.

Вдруг Тетию поражает догадка.

— Как ты узнал, что это я пришла?

Тевкр в ответ тихо смеется.

— Я теперь узнаю твою поступь. Ты шагаешь коротко, но дышишь глубоко и ровно. Поступь отца же подобна грому, а сам он постанывает из-за боли в коленях.

Тетия смеется. На мгновение все становится как прежде: двое любовников радуются тому, что понятно лишь им.

— Мать моя семенит, словно пес, который жаждет ухватить себя же за хвост. А старый Латурза — вот его шагов услышать нельзя, потому что старик постоянно бормочет, словно горный поток.

Тетия наконец находит кувшин.

— Так ты и во тьме учишься видеть?

— Ты и представить не можешь, как хорошо. Ляг рядом со мной.

— Только выпью воды. Хочешь?

— Нет, не хочу пить. — Он прислушивается, как плещется вода в кувшине, пока супруга жадно пьет.

Напившись, Тетия на цыпочках подкрадывается к ложу Тевкра и целует его в щеку. Ее губы еще хранят влагу и прохладу воды. От приятной неожиданности Тевкр улыбается, и хорошо становится самой Тетии.

— Мне очень жаль, что я так задержалась. Правда. Как ты себя чувствуешь?

Тевкр вытягивает руку и прикасается к волосам Тетии.

— Боль почти прошла, но я боюсь. Чуть позже придет Песна, и повязку снимут с моих глаз. Что, если я навсегда останусь слеп?

Тетия обнимает его.

— Латурза говорит, что зрение может вернуться не так быстро.

— А если не вернется вовсе?

— Справимся как-нибудь. Верь мне.

— Песна потребует другого жреца. Это ясно как день. Магистрат, самое лучшее, меня не казнит и позволит уйти нам обоим.

Тетия делает глубокий вдох. Пришло время открыться.

Хотя бы не полностью.

Но не успевает признание сорваться с губ Тетии, как она догадывается: если Тевкру суждено остаться слепым, то беспокоиться не о чем. Авгур даже не увидит того, что она изваяла для Песны; того, что магистрат потребует освятить вместе с храмом. И самое важное — Тевкр не тронет ребенка.

Capitolo XXIII

Север Этрурии

Кэл, сын Сетра и Арии, думает о береге, маячащем вдалеке, за грядой сверкающих волн. Песок под ногами и покорная женщина — вот чего хочет Кэл. Если ветер будет дуть в нужную сторону, он получит желаемое еще до захода солнца.

Четыре месяца в море — это чересчур долго для молодого человека с его потребностями. Он прошел южным курсом, вниз по Адриатике; на северо-запад, вверх по Тирренскому морю до самой Пуплуны, а затем — к удивлению команды — велел пройти мимо родного порта Атманты и плыть на восток, через устье Адриатики и только потом развернуться до дому.

Путь выдался богатым на события. Команда отразила нападение лигурийских пиратов, торговала на землях египтян и греков, потеряла четверых добрых людей: двое пропали в шторм и еще двое померли от болезни.

И все же плавание «Хинтиалу» — «Духу» — удалось на славу. Несмотря на свое имя, корабль по размерам даст фору многим купеческим судам Этрурии. Приземистый, он смотрится на воде неуклюже, и суденышки полегче и изящнее легко обгоняют его на пути в бухту. Зато «Хинтиал» вмещает груза столько, сколько не вместит ни один другой корабль. Обычно Кэл принимает на борт всевозможные масла, запечатанные в амфоры; сосуды расставляются в трюме на длинных полках, а для сохранности сквозь ручки продевается веревка. Впрочем, на сей раз вдобавок к маслам везти пришлось нечто иное: вещицы поменьше и драгоценнее, их купцу передал старый друг Песна. Серебро везли сырьем и в виде готовых украшений — подарки царевичам и царевнам, царям и царицам. Груз такой ценности, что, прознай о нем команда, Кэл расстался бы с жизнью.

Внезапно два огромных квадратных паруса безжизненно повисают. Ветер стих, но это не страшно. «Хинтиал» уже достаточно близко подошел к причалу, и Кэл чувствует на губах вкус медовухи. Он командует гребцам сесть на весла и подвести судно к берегу.

Однако едва успели гребцы подхватить ритм, как он замечает в воде нечто.

Оно плывет, качаясь на волнах, слегка уходя в сторону.

Мешки для зерна. Их пять, шесть, семь… И по тому, как странно они качаются на волнах, становится ясно: набиты мешки далеко не овсом, рисом или даже ячменем.

Чем же тогда? Наверное, чем-то более ценным?

Кэл кричит кормчему, указывая на мешки:

— Выловите их и затащите на палубу. Должно быть, это наворованное добро, которое пираты сбросили за борт при бегстве. Мешки такого размера так просто в море не плавают.

На волны спускают шлюпку, и несколько рабов, желая угодить хозяевам, спешат к мешкам.

Кэл переходит на корму и присаживается подле огромного каменного грузила, на котором вытесано его имя. Якорь изобрели земляки Кэла, и за последнее время купец успел продать таких больше двадцати штук.

Гребцы на скамьях исходят потом и работают на пределе сил, завидев, что владелец судна приблизился на расстояние удара хлыстом.

Подходит кормчий, его лицо мрачнее тучи. Он говорит Кэлу:

— Боги не послали тебе удачи: в мешках пусто.

Кэл мотает головой.

— Так не бывает, я много раз тебе говорил. Если вы не нашли ничего, это уже кое-что. А посему выкладывай: что в мешках?

— Человек. Вернее, части тела — его словно бы разрубили, чтобы накормить морского демона. Сложили в мешки и бросили в воду, попотчевать Тритона.

— Тритон — греческий бог, дурак. Мы уже в Этрурии, так что помни, кому следует поклоняться. Здесь нашу судьбу решает великий Нетунс.

— Значит, он решил одарить тебя неожиданным грузом: мешками с расчлененным телом.

Кэл смотрит на вытащенные из воды мешки.

— Проверьте, нет ли на этом человеке — то есть его частях — чего-нибудь ценного.

Кормчий разворачивается, но Кэл окликает его:

— Постой! Что, если это знамение? Может, нас предупреждают о грядущей смерти? Пусть твои люди останутся в лодке и посмотрят еще в воде. Не пропустили ли чего? Если боги и правда посылают нам знак, я не хочу истолковать его неверно из-за нерасторопности рабов. А теперь доставь нас к берегу так скоро, как дозволят боги. И чтобы о находке все молчали!

Глава 28

«Луна-отель Бальони», Венеция

Гондолы раскачиваются, подобно гигантским яслям, на залитых лунным светом водах канала. По всей Венеции грузятся в лодки музыканты и плывут, наигрывая классические мотивы, приманивая к кромке воды косяки романтически настроенных туристов.