Заговор по-венециански - Джон Трейс

— Кто ты, я знаю, а кто твои муж и отец — мне знать не надо. Дай-ка посмотрю на тебя. Покажи руки.

Тетия вытягивает руки ладонями вниз.

— Нет-нет, дитя, не так. Подобным образом я ничего не узнаю. — Мастер хватает Тетию за запястья и обращает ее ладони к верху. — Ага-а, руки художника. Славно, славно. Тебя одарила сама Менрва.

Он тепло улыбается девушке, и та просто не может не ответить взаимностью.

— Благодарю, — говорит Тетия.

Мамарк проводит костлявым пальцем вдоль по ее ладони.

— Греки верят, что линии на руках могут раскрыть судьбу человека. По пальцам вот здесь можно узнать о твоем первом мире — о том, что творится у тебя в голове. Средняя часть ладони говорит о втором мире — вещественном; он управляет тем, чем ты обладаешь, и тем, как ты ведешь себя в земной юдоли. — Мамарк проводит ногтем от кончика большого пальца к внутренней стороне запястья Тетии. — Вот и третий мир, скрытый, стихийный.

Открытие заворожило Тетию.

— Ты можешь прочесть эти знаки? Ты прорицатель?

Мамарк загадочно улыбается.

— Все художники по природе своей прорицатели. Мы видим больше других. Твоя работа, как я посмотрю, тоже связана с прорицанием. Объясни, в чем ее значение?

Тетия опускает взгляд, ей очень не хочется отвечать.

Мамарк это видит.

— Что ж, ладно, может быть, позже, когда сработаемся. А для начала позволь показать, что уже сделано с твоей скульптурой. — Он подвигает второй высокий табурет и просит Тетию присесть рядом с собой. — Я взял твое творение, и Вулка, — он указывает на парнишку в углу, — сделал с них оттиски в свежей глине. Потом я залил в формочки наше чистейшее серебро и плотно накрыл их кирпичиками из панциря каракатицы. — Мамарк притягивает справа сверток из мешковины. — Вот они. Таблички нуждаются, правда, в очистке, но и без того необычайно прекрасны. Ты готова их увидеть?

Тетия беспокойно втягивает воздух.

— Готова.

Серебряных дел мастер разворачивает мешковину, и его морщинистое лицо озаряется широкой улыбкой.

При виде трех сверкающих серебряных табличек сердце Тетии начинает бешено колотиться. Часть ее поражена красотой, другая часть ужасается тому, как легко женщина в ней ослушалась мужа и помогла столь изящным образом увековечить то, что супруг велел уничтожить.

Мамарк подвигает таблички, чтобы Тетия могла разглядеть их получше.

— С краев еще надо спилить заусеницы и как следует отполировать поверхность. Я подумал, может, ты захочешь переработать кое-какие из линий, сделать их четче?

Тетия проводит пальцами по поверхности серебра — холодной и блестящей, как лед, который никогда не растает.

— Они такие гладкие. Такие плотные. Будто частицы самого неба.

Мамарк улыбается. Вспоминает, как его мастер впервые позволил прикоснуться к драгоценному металлу.

Тетия очарована. Как же прав оказался Песна: поднесенные ему в дар глиняные таблички были еще далеки от совершенства. Серебро словно вдохнуло жизнь в картину. Приглядевшись, Тетия видит на лице нетсвиса еще больше сомнения, неизвестный демон стал крупнее и страшнее. В объятиях любовников столько отчаяния и смирения, что скульпторша вздрагивает.

Есть лишь один изъян.

Заусеницы в форме оставили три отметины на лице ребенка: одна похожа на слезу, две другие — на рожки. В утробе у Тетии начинает урчать, и она прикладывает к животу руку.

Старым опытным глазом Мамарк подмечает каждое движение Тетии.

Скребя пальцами бороду, он раздумывает: не выдаст ли Тетия секрет «Врат судьбы» в обмен на то, что Мамарк прочел по линиям у нее на руке?

В обмен на секрет ее собственной судьбы. Судьбы незаурядной, отмеченной кровью.

Глава 27

Штаб-квартира карабинеров, Венеция

Едва войдя в прохладную тень штаб-квартиры, Валентина сразу понимает: что-то не так.

Говорят все полушепотом. Ни смеха, ни легкости в общении.

Нагрянула проверка с самого верха? Или того хуже: политики объявили о сокращении финансирования правоохранительных органов?

Валентина поднимается по лестнице и поворачивает в сторону своего кабинета. Ей наперерез идет делопроизводитель Рафаэль де Скалла.

— Тебя ищет Карвальо, — сообщает он.

— Зачем? — Валентина снимает сумку с плеча.

Де Скалла не останавливается и уходит по своим делам. По выражению страха у него на лице можно догадаться, что в диспетчерской он подслушал некую страшную сплетню.

— Лучше тебе самой с ним поговорить.

Чуть попятившись, Валентина достает сотовый. Черт!

Целых три пропущенных звонка от шефа.

Дверь в кабинет майора открыта. Валентина входит, высоко подняв телефон.

— Sono realmente spiacente,[24] — говорит она. — В морге я включила режим вибрации и только сейчас об этом вспомнила.

Майор поднимает на нее усталый взгляд. На лбу у шефа глубокие морщины. Стол не убран: три пластиковых стаканчика из-под кофе, в одном — окурки. Шеф вроде бросил курить много лет назад… Значит, дело обстоит хуже, чем думала Валентина.

— Присаживайся, не стой, — указывает он на стул.

Сердце колотится о грудную клетку. Неужели Валентина где-то облажалась? По-крупному?

Шеф смотрит на нее печальными глазами и кусает ногти на больших пальцах рук.

— Жаль говорить тебе, но Антонио погиб. Твой кузен мертв.

До Валентины не сразу доходит смысл сказанного.

— Scusi? — переспрашивает она.

— Его лодка взорвалась, когда он отплыл от причала на канале Рио-Сан-Бьяджо и направился в сторону лагуны.

Валентина слепо смотрит на стену позади шефа. Она знала, что люди в такие моменты цепенеют, но каково это — понятия не имела.

До сих пор.

— Как… как взорвалась? Почему?

— Мы сами еще толком не разобрались. Механики думают, взорвалась газовая плита. — Майор делает паузу, думает и в конце концов решает не говорить, что взрывом тело Антонио обезобразило, практически разорвало на части. — Наши эксперты и механики сейчас копаются в обломках. Мы все расследуем, от и до.

Прикусив губу, Валентина ощущает первый укол боли в сердце.

— Это точно был Антонио? Вы не ошиблись?

По лицу майора видно: он не ошибся.

— Нет, — говорит начальник. — Я сам лично видел труп.

Эмоции берут верх над девушкой, лишая ее дара речи. Карвальо видит это и предлагает:

— Тебе дать чего-нибудь? — и тянется за стаканом воды.

Валентина выдавливает из себя:

— А вы… вы говорили с родителями Антонио?

Майора передергивает.

— Я только что от них.

— Как они? Что с матерью Антонио?

Вито тяжело вздыхает.

— Ей плохо. Отцу тоже. Да и тебе, как я погляжу. — Выйдя из-за стола, он кладет руки Валентине на плечи. — Я распоряжусь, чтобы тебя отвезли домой. Или, если хочешь, к дяде с тетей.

Валентина дрожит. От ободряющего прикосновения начальника плотину прорывает — боль охватывает девушку целиком, но Валентина не выкажет слабости. Ни за что.

— Со мной все хорошо, grazie. Я сама поведу.

Она знает: шеф видит ее слезы. Надо быть сильной. Она же профессионал.

— Что с похоронами? — спрашивает Валентина, на всякий случай доставая платок.

— Scusi?

— Что с похоронами? Надо сообщить родителям и остальным родственникам о погребении. Приготовить все необходимое.

— Позже, Валентина. С этим можно повременить. — Он ждет, пока Валентина высморкается. — Мы будем с вами на связи. Поможем, чем сможем. Наш корпус окажет Антонио последние почести.

Последние почести? — испуганно думает Валентина. Форма, почетный караул, ружейный салют… Ужасно официальная церемония. Такая казенная.

— Уверена, что сама доедешь до дома? — Майор провожает Валентину до двери.

— Да-да, конечно. Справлюсь, — резко отвечает она. — Правда, не беспокойтесь. Molte grazie. — Девушка отстраняется от начальника. — Спасибо, что лично сообщили обо всем. Вы очень внимательны.

Валентина не хочет показаться грубой или неблагодарной, но она спешит покинуть кабинет. Задержав дыхание, бежит вниз по коридору и чуть не падает со ступенек черной лестницы. И лишь добравшись до гаража, позволяет себе расплакаться. Слезы льются и льются, и кажется, не остановятся никогда.

Capitolo XXII

Атманта

Уже почти рассвело, когда уставшая Тетия покидает мастерскую серебряных дел мастера. И хотя работа почти окончена, она чувствует, что Мамарк сказал не все.

Ларс молча везет Тетию сквозь сумерки, и ей остается лишь дремать, привалившись к широченной спине Карателя.

А еще думать. Времени предостаточно.

Песна будет доволен, получив готовые серебряные таблички, которые затмят своим великолепием прочие сокровища магистрата. И Тетии станут завидовать все художники Этрурии.