Абсолютно неожиданные истории - Роалд Даль

Мистер Боггис протянул свою карточку. Рамминс взял ее и поднес близко к лицу. Двое других не двигались, однако скосили глаза, пытаясь что-то разглядеть.

— А что вам, собственно, нужно? — спросил Рамминс.

Второй раз за утро мистер Боггис подробно объяснил цели и идеалы «Общества сохранения редкой мебели».

— Нет у нас никакой мебели, — сказал ему Рамминс, выслушав объяснение. — Напрасно теряете время.

— Одну минутку, сэр, — сказал Боггис, подняв палец. — Последним, кто мне это говорил, был старый фермер из Сассекса, а когда он впустил меня в дом, знаете, что я обнаружил? Грязный на вид старый стул в углу на кухне, и оказалось, что стоит он четыреста фунтов! Я научил его, как продать стул, и на эти деньги он купил себе новый трактор.

— Да будет вам! — сказал Клод. — Не бывает стульев, которые стоят четыреста фунтов.

— Простите, — с достоинством произнес мистер Боггис, — но в Англии много стульев, которые стоят больше чем в два раза. И знаете, где они? Стоят себе на фермах и в простых домах по всей стране, а хозяева используют их вместо лестниц — встают на них в подбитых гвоздями башмаках, чтобы достать банку джема с верхней полки или повесить картину. Я правду вам говорю, друзья мои.

Рамминс беспокойно переступил с ноги на ногу.

— Вы хотите сказать, что все, что вам нужно, это войти в дом, встать посреди комнаты и оглядеться?

— Именно, — ответил мистер Боггис. Он начал догадываться, что их тревожит. — Я вовсе не собираюсь заглядывать в ваши шкафы или в кладовку. Просто хочу взглянуть на мебель, и если случайно увижу какие-нибудь сокровища, то смогу написать о них в журнале, который издает наше общество.

— Знаете, что я думаю? — спросил Рамминс, устремив на него плутоватый взгляд. — Думаю, вы тут затем, чтобы самому что-нибудь купить. Стали бы вы иначе этим делом заниматься.

— Боже упаси! Да у меня и денег-то нет! Конечно, если бы я увидел что-нибудь такое, что бы мне понравилось и было бы по средствам, я мог бы войти в искушение… Но, увы, такое редко случается.

— Что ж, — сказал Рамминс, — думаю, большого вреда не будет, если вы заглянете в дом, раз уж вам только это и нужно.

Он первым направился через двор к черной двери фермерского дома, и мистер Боггис последовал за ним; следом шли Берт и Клод с двумя собаками. Они миновали кухню, где единственным предметом мебели был дешевый сосновый стол с лежавшей на нем мертвой курицей, и оказались в просторной и чрезвычайно грязной гостиной.

Ну и ну! Мистер Боггис тотчас же увидел его и, замерев на месте, издал легкий вздох восхищения. Стоял он так по меньшей мере пять, десять, пятнадцать секунд, как идиот, с выпученными глазами, не в силах поверить, не осмеливаясь поверить в то, что видел перед собой. Да этого просто не может быть! Но чем дольше он смотрел, тем сильнее убеждался, что то, что он видит, существует. Предмет стоял у стены. И разве можно ошибиться на сей счет? Пусть он выкрашен белой краской, все равно. Какой-то дурак выкрасил. Но краску легко снять. Однако вы только посмотрите на него! Да еще в таком месте. О боже!

Тут мистер Боггис вспомнил о трех мужчинах — Рамминсе, Берте и Клоде, которые стояли у камина и внимательно за ним наблюдали. Они видели, как он застыл, открыл рот от изумления и уставился на то, что было перед его глазами. И, должно быть, видели, как лицо его покраснело, а может, и побелело, но в любом случае они видели слишком много и нужно было срочно что-нибудь предпринять. Мистер Боггис мгновенно схватился за сердце, пошатываясь дошел до ближайшего стула и, тяжело дыша, рухнул на него.

— Что с вами? — спросил Клод.

— Ничего, — с трудом ответил Боггис. — Сейчас все будет в порядке. Прошу вас стакан воды. Сердце.

Берт принес воды, подал ему и так и стоял рядом, бессмысленно поглядывая на него сверху вниз.

— Мне показалось, будто вы что-то увидели, — сказал Рамминс.

Его широкий лягушачий рот чуточку раздвинулся в лукавой ухмылке, обнажив остатки разрушенных зубов.

— Нет-нет, — сказал мистер Боггис. — Вовсе нет же. Просто прихватило сердце, простите меня. Это у меня бывает. Но быстро проходит. Через минуту все будет хорошо.

Нужно подумать, сказал он про себя. И еще важнее успокоиться, прежде чем он произнесет хоть одно слово. Спокойнее, Боггис. И что бы ты ни делал, сохраняй невозмутимость. Эти люди могут быть невежественны, но они не такие глупые. Они подозрительны, недоверчивы и хитры. А если это действительно правда… нет, этого не может быть, не может быть…

Он прикрыл рукой глаза — этот жест должен был изображать страдание — и потом осторожно, незаметно раздвинул два пальца и украдкой посмотрел между ними.

Ну конечно же, вещь по-прежнему стояла на месте. Он был прав с самого начала! Никакого сомнения! Просто невероятно!

За то, что он увидел, любой знаток отдаст немало, лишь бы только заполучить. На неспециалиста вряд ли он произвел бы сильное впечатление, будучи покрыт грязной белой краской, но перед мистером Боггисом сияла мечта его жизни. Он знал, как знает всякий торговец в Европе и Америке, что среди самых знаменитых и вожделенных образцов английской мебели восемнадцатого века, какие только существуют, есть три предмета, известные как «комоды Чиппендейла». Он знал всю их историю — первый обнаружили в 1920 году в каком-то доме в Моретон-ин-Марше и в том же году продали на аукционе Сотби; два других появились в тех же аукционных залах годом спустя, оба поступили из Рейнхэм-холла, графство Норфолк. Все они ушли за огромные деньги. Точную цифру за первую вещь и даже за вторую он не помнил, но знал наверняка, что за последний комод выручили три тысячи девятьсот гиней. И это в 1921 году! Сегодняшняя цена наверняка составит десять тысяч фунтов. Кто-то — мистер Боггис не мог вспомнить кто — относительно недавно осмотрел эти комоды и доказал, что все три из одной и той же мастерской, сделаны из одного и того же бревна и в конструкции их использованы одни и те же шаблоны. Счета за них не были найдены, но эксперты сошлись в том, что эти три комода могли быть исполнены самим Томасом Чиппендейлом, его собственными руками, в самый вдохновенный период его творчества.

А здесь, без конца повторял про себя мистер Боггис, подглядывая сквозь пальцы, здесь стоял четвертый комод Чиппендейла! И это он его нашел! Он станет богатым! Да еще и знаменитым! Каждый из трех получил в мире мебели особое название: Часлтонский комод, Первый Рейнхэмский комод, Второй Рейнхэмский комод. Этот же войдет в историю как комод Боггиса! Только представьте себе, как вытянутся лица там, в Лондоне, когда кое-кто увидит комод завтра утром! А какие предложения, ласкающие слух, будут поступать от воротил отовсюду из Вест-Энда — от Фрэнка Партриджа, Моллета, Джетли и прочих! В «Таймс» появится фотография, а под ней будет написано: «Изумительный комод Чиппендейла, недавно обнаруженный мистером Сирилом Боггисом, лондонским торговцем мебелью…» Боже милостивый, ну и шуму он наделает!

Тот, что стоит здесь, думал мистер Боггис, почти в точности похож на Второй Рейнхэмский комод. (Все три — комод из Часлтона и два Рейнхэмских отличались незначительными деталями.) Эта впечатляющая вещь, исполненная Чиппендейлом во французском стиле рококо в период Директории,[15] представляла собою толстый комод, покоящийся на четырех резных желобчатых ножках,[16] которые поднимали его на фут от пола. В нем шесть ящиков — два длинных посередине и два покороче по сторонам. Волнообразный спереди, комод замечательно декорирован сверху, с боков и снизу, а сверху вниз между рядами ящиков тянулась замысловатая резьба в виде гирлянд, завитков и кистей. Медные ручки, хотя и заляпанные белой краской, были великолепны. Вещь, безусловно, тяжеловесная, однако исполнена настолько элегантно и изящно, что тяжеловесность отнюдь не отталкивает.

— Как вы себя сейчас чувствуете? — услышал мистер Боггис чей-то голос.

— Спасибо, спасибо, мне гораздо лучше. Это быстро проходит. Мой врач говорит, что волноваться в таких случаях не стоит, нужно лишь отдохнуть несколько минут. Да-да, — прибавил он, медленно поднимаясь на ноги. — Так лучше. Теперь все в порядке.

Он принялся неуверенно двигаться по комнате, рассматривая мебель. Ему было ясно, что, кроме комода, его окружают весьма убогие вещи.

— Приличный дубовый стол, — говорил он. — Но боюсь, недостаточно старый, чтобы представлять собою какой-нибудь интерес. Хорошие, удобные стулья, но уж очень современные, да-да, современные. Вот этот шкафчик, что ж, довольно мил, но, опять же, никакой ценности не представляет. Комод, — он небрежно прошел мимо комода Чиппендейла и презрительно щелкнул пальцами, стоит, я бы сказал, несколько фунтов, не более. Боюсь, довольно грубая подделка. Изготовлен, наверное, во времена королевы Виктории.[17] Это вы выкрасили его белой краской?