Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

Глядя на жену, епископ остановился посреди комнаты и глубоко вздохнул. На лице его застыло тревожное, даже испуганное выражение.

Миссис Андерхилл хотелось бы посочувствовать ему. Ситуация действительно была крайне сложной. Что бы он ни сделал, ошибка была весьма вероятной, и в таком качестве она будет замечена многими. Критиканов в обществе всегда больше, чем нужно. У них есть собственные причины, политические. Церковная политика изобиловала соперничеством, обидами, амбициями, виной и разрушенными надеждами. Епископская митра подчас оказывалась столь же тяжелой и неудобной, как и королевский венец. Слишком многими качествами должен был обладать ее владелец – святостью, нравственной строгостью за пределами отпущенного смертному уровня…

Тем не менее, глядя на мужа, Айседора видела не мужчину, мужественно старающегося сделать правильный выбор в жуткой дилемме, а человека, пытающегося заранее застраховать себя в случае неправильного хода… человека тщеславного, полагающего, что лично он может спасти репутацию Церкви в подобной ситуации. В нем угадывалась даже радость мученичества, желание пострадать. И ни капли сочувствия к кому-либо из семьи Парментера или горя по самой Юнити.

– Ты считаешь, что это будет неправильно понято? – спросил он серьезным тоном.

– Что-что? – Его супруга не поняла, о чем он говорит. Или она не расслышала какие-то его слова?

– Значит, ты считаешь, что люди не поймут двигавшие нами причины? – произнес епископ, должно быть, в более прямолинейной, по его мнению, манере.

– Чего не поймут, Реджинальд?

– Наш совет Рэмси Парментеру сослаться на овладевшее им безумие! Ты меня совсем не слушаешь! Где твое внимание? – Морщины на лице Андерхилла наполняла тревога. – Ты сказала, что люди могут посчитать проявлением трусости или отсутствием верности, если мы открестимся от него.

– Но разве не это ты предлагаешь… предоставить его самому себе?

Епископ побагровел.

– Ну конечно же нет! Не понимаю, почему тебе пришла в голову подобная мысль! – вознегодовал он. – Просто на первое место я ставлю Церковь, a это означает, что я не просто должен поступить правильно – я должен поступить так, чтобы мой поступок был воспринят как правильный. А я-то думал, что, после прожитых со мной вместе лет, ты способна понять это!..

Степень собственного неведения вдруг ошеломила Айседору. Дело было не в отсутствии согласия с мнением мужа, но в неумении понять себя и его. Как могла она настолько плохо знать этого человека, чтобы не заметить, пропустить эти его качества? Эта рана оказалась настолько болезненной, что она готова была заплакать от одиночества и разочарования.

А Реджинальд все разговаривал сам с собой, вслух излагая свои мысли:

– Возможно, придется поговорить с Гарольдом Петериджем. Он пользуется известным влиянием. В конце концов, делом заинтересуется и правительство… – Епископ вновь заходил по комнате. – Скандал никому не нужен, и нам следует позаботиться о семье Рэмси. Его родные оказались в ужасной ситуации.

Айседора смотрела на него, стараясь понять, сумел ли он хотя бы на мгновение подумать о самом Рэмси Парментере, о том страхе, которого тот не мог сейчас не испытывать… о Рэмси, раздираемом сомнениями, смятением или даже чувством вины. Кому сейчас более одиноко, чем ему? Способен ли Реджинальд подумать, что этому человеку, если он невиновен, необходимо предоставить какую-то духовную поддержку, дружескую помощь, помочь ему устоять и добиться оправдания? А если он виновен, разве не священник обязан выслушать его смятенную душу, помочь исповедовать грех, найти приемлемую форму раскаяния, помочь вступить на дорогу, ведущую обратно? Она не верила в то, что пути назад нет. Тот человек, которого она знала, мог сбиться с пути, мог совершить жуткую ошибку, однако он не относился к погибшим душам, его нельзя было бросить на пути, как ненужную больше вещь. Разве не в этом состояла суть всей обязанности Церкви – проповедовать евангелие всем народам, взывать к покаянию всех, кто слышит?

– Значит, ты едешь к Рэмси, так? – спросила миссис Андерхилл с внезапной настойчивостью.

Епископ остановился возле дальнего окна.

– Конечно, еду, – ответил он сердитым голосом. – Я только что сказал это тебе. Поговорить с ним жизненно важно в настоящей ситуации. Мне нужно подробнее разобраться в ней. Только тогда я смогу принять обоснованное решение о том, как следует поступить… наилучшим образом. – Он расправил сюртук. – Пойду наверх, в свой кабинет. Мне надо собраться с мыслями. Спокойной ночи.

Жена не ответила ему, и он, как будто бы не заметив этого, вышел из комнаты, щелкнув за собой дверной защелкой.

Глава 4

На следующее утро после смерти Юнити Беллвуд Питт заглянул в службу судебного медика. Он не рассчитывал услышать что-либо полезное, однако обязанность эту следовало выполнить. Начинался очередной пронзительно-ясный день ранней весны, и, невзирая на неприглядность предстоявшего ему дела, суперинтендант шагал, ощущая бодрость. Пока на газетных стендах не обнаруживалось ничего плохого, и заголовки статей повествовали в основном об африканской политике Сесила Родса, экономике страны и неувядаемом Ирландском вопросе.

Взбежав через две ступени по лестнице, Томас полетел по коридору, словно не замечая запахов карболки и формальдегида. Постучав в дверь судебного эксперта, он вошел в небольшую комнатку, заставленную книгами – размещенными на полках и стопками стоявшими на полу и на столе.

– Доброе утро, доктор Маршалл, – бодрым тоном проговорил он. – Что-нибудь для меня есть?

Маршалл, невысокий, худощавый и седобородый мужчина, оторвался от составлявшейся им бумаги, и перо застыло у него в руке.

– Есть для вас новости, однако вам они не понравятся, – произнес он с дружелюбной, однако лишенной радости улыбкой. – Подчас мне кажется – особенно в такие отличные солнечные дни, – что моя профессия недостойна мужчины. Однако случаются такие моменты, когда я предпочитаю свой кабинет вашему. Сегодня как раз такой день.

– Что же вы обнаружили? – с тяжелым чувством спросил Питт. – Неужели она погибла не при падении? Только не говорите мне, что ее задушили. Следов пальцев не оставалось. Или ее ударили перед падением?

Подобный факт делал невозможным несчастный случай и даже ссору, завершившуюся борьбой и падением, на что надеялся Томас. Ложь Парментера можно было в таком случае объяснить и укрыть. Прошло всего двадцать четыре часа. Временное помутнение рассудка Рэмси можно было бы объяснить потрясением. Все можно было изложить таким образом, будто Парментер признал свою часть вины почти сразу.

– Ну, нет, – сухо ответил Маршалл. – Девица в полном порядке, если не считать синяков, которыми она обзавелась, брякаясь по пути вниз о ступеньки и поручни… ну и, конечно, перелом шеи. Если бы все были такими здоровыми, как эта молодая особа, я остался бы без работы.

– Так что же мне не понравится? – вздохнул Питт, сдвигая в сторону книги на сиденье единственного в комнате кресла и бочком усаживаясь на него.

– Она была на третьем месяце беременности, – ответил эксперт.

Суперинтендант должен был сам догадаться об этом. Подобное несчастье всегда следует иметь в виду. Радикальное свободомыслие Юнити вполне могло подразумевать сексуальную свободу, столь популярную среди части интеллектуальной и художественной элиты. Вся история твердила, что ведущие мыслители и творцы подчас находили обыкновенные условности не относящимися к ним самим. И в этом у них всегда находились последователи. Неудивительно, что Рэмси Парментер считал эту особу опасной.

Но не находил ли он ее привлекательной – и, более того, неотразимой?

Впрочем, виновным здесь вполне мог оказаться и Мэлори – или Доминик Кордэ. Томас вспомнил Доминика, каким тот был в пору их первого знакомства: симпатичного, настолько обаятельного, что сам он даже не подозревал об этом, не имевшего недостатка в возможностях и окруженного слишком большим количеством молодых женщин. В самом ли деле он настолько переменился или священнический воротничок только замаскировал эту слабость, не прогоняя ее?

Впрочем, анализируя эти мысли по мере поступления, полицейский подумал, что они продиктованы его личными чувствами в той же мере, что и рассудком.

– Я не знаю, – прервал его размышления Маршалл.

– Прошу прощения? – Питт вопросительно посмотрел на него.

– Я не знаю, кто был отцом, – развил свою мысль эксперт. – И ничего не могу по этому поводу сказать… Однако дело скверное, если учесть дом, в котором она жила.

Это еще было мало сказано! Скандал мог погубить любого из троих живущих в этом доме мужчин, а то и всех их разом, если обстоятельства так и останутся невыясненными. Именно такую ситуацию надеялся предотвратить Корнуоллис.

– Надо думать, что ей самой было известно, что она находится в интересном положении? – уточнил Томас вслух.