Голод (пер. Химона) - Кнут Гамсун

Пока я раздумываю надъ этимъ, на углу площади и Гависгаде происходитъ встрѣча, которая заставляетъ меня вздрогнуть и свернуть въ сторону. Такъ какъ мнѣ это не удается, то я смѣло выступаю впередъ, очертя голову. Я стою лицомъ къ лицу съ «Командоромъ».

Я становлюсь намѣренно нахаленъ и дѣлаю шагъ впередъ, чтобъ обратить на себя его вниманіе, я дѣлаю это не для того, чтобъ возбудить къ себѣ состраданіе, но чтобы поглумиться надъ самимъ собой, упиться презрѣніемъ къ собственной своей особѣ. Я бы могъ лечь на тротуаръ и просить «Командора» наступить на меня, на мое лицо. Я даже не здороваюсь съ нимъ.

«Командоръ» видитъ, что со мной что-то неладно, онъ замедляетъ шагъ, а я говорю ему, чтобъ задержать его:

— Я былъ бы уже у васъ и принесъ вамъ что-нибудь, но ничего путнаго у меня не выходитъ.

— Вотъ какъ? — говоритъ онъ вопросительно. — Значитъ, вы еще не кончили?

— Нѣтъ, я еще не кончилъ.

Любезность «Командора» трогаетъ меня, на глазахъ у меня выступаютъ слезы. Я кашляю, чтобъ придать себѣ суровый видъ. «Командоръ» всматривается мнѣ въ лицо.

— Послушайте, да есть ли у васъ на что жить? — спрашиваетъ онъ.

— Нѣтъ, — говорю я, — я сегодня еще ничего не ѣлъ, но…

— Да вѣдь нельзя же допустить, чтобы вы умерли съ голоду, — восклицаетъ редакторъ и суетъ руку въ карманъ.

Теперь во мнѣ просыпается чувство стыда. Шатаясь, я отхожу къ стѣнѣ и вижу, какъ «Командоръ» роется въ своемъ кошелькѣ; но я не говорю ни слова! Онъ даетъ мнѣ десятикроновую бумажку. Безъ всякихъ разсужденій онъ даетъ мнѣ десять кровъ. При этомъ онъ повторяетъ, что нельзя, чтобы я умеръ съ голоду.

Я бормочу на это какой-то протестъ и не хочу братъ билета. Съ моей стороны это безстыдно и, кромѣ того, это черезчуръ много…

— Берите поскорѣй! — восклицаетъ онъ и смотритъ на свои часы. — Я жду поѣздъ. Вотъ ужъ слышно, какъ онъ подходитъ.

Я взялъ деньги; я изнемогъ отъ радости, я ни слова не сказалъ ему, я даже не поблагодарилъ его.

— Пожалуйста, не стѣсняйтесь, — сказалъ наконецъ «Командоръ», — вы можете написать что-нибудь за эти деньги.

Онъ ушелъ.

Когда онъ прошелъ уже нѣсколько шаговъ, Я вдругъ вспомнилъ, что я не поблагодарилъ его за эту помощь! Я попробовалъ его догнать, но не могъ двигаться скоро, ноги мои подкашивались и я чуть было не упалъ. А онъ тѣмъ временемъ все удалялся. Я хотѣлъ окликнуть его, но у меня не хватило храбрости, а когда я, наконецъ, рѣшился и крикнулъ ему разъ, два, онъ уже былъ далекъ, а голосъ мой былъ черезчуръ слабымъ.

Я стоялъ на тротуарѣ, смотрѣлъ ему вслѣдъ и тихо плакалъ. — Никогда ничего подобнаго со мной еще не случалось, — говорилъ я себѣ. Онъ далъ мнѣ десять кронъ. Я вернулся, всталъ тамъ, гдѣ онъ стоялъ и началъ подражать всѣмъ его движеніямъ. Я поднесъ билетъ къ самымъ глазамъ, осмотрѣлъ его съ обѣихъ сторонъ и началъ проклинать, во все горло проклинать. Это былъ десятикроновый билетъ, сунутый мнѣ въ руку, какъ нищему.

Вскорѣ послѣ этого, а можетъ-быть немного времени спустя, потому что кругомъ все стало тихо, — я очутился на Томтегаденѣ передъ № 11.

Постоявъ минутку и удивившись, что я второй разъ стою передъ этой дверью, я вошелъ въ ночлегъ для пріѣзжихъ. Здѣсь я нашелъ пріютъ.

Вторникъ.

Солнце и тишина. Удивительно ясный день.

Снѣгъ стаялъ; всюду жизнь, веселіе, счастливыя лица, улыбки, смѣхъ. Изъ фонтановъ поднимаются водяныя струйки, золотясь отъ солнца, отражая лазурь неба…

Въ полдень я вышелъ изъ своей квартиры на Томтегаденѣ, гдѣ я все еще жилъ, и направился въ городъ. Я былъ въ прекрасномъ настроеніи духа и толкался на самыхъ оживленныхъ улицахъ, разглядывая людей. Еще не было семи часовъ, когда я уже прохаживался по площади св. Олафа и украдкой поглядывалъ въ окна дома № 2. Черезъ часъ я ее увижу. Все время я ходилъ въ состояніи какого-то легкаго страннаго страха. Что-то будетъ! Что я ей скажу, когда она спустится по лѣстницѣ? Добрый вечеръ; сударыня? Или развѣ только улыбнуться? Я рѣшилъ остановиться на улыбкѣ. Само собой разумѣется, что я при этомъ низко ей поклонюсь.

Мнѣ было стыдно, что я такъ рано забрался сюда, я удалился и началъ ходить взадъ и впередъ по Карлъ-Іоганнштрассе, не спуская глазъ съ университетскихъ часовъ. Когда было восемь часовъ, я пошелъ по Университетской улицѣ. Дорогой мнѣ приходитъ въ голову, что я могу опоздать на нѣсколько минутъ; я началъ шагать изо всѣхъ силъ. Нога побаливаетъ, но въ общемъ состояніе ничего.

У фонтана я остановился, чтобъ перевести духъ; долго я стоялъ тамъ и смотрѣлъ въ окна дома № 2; но она не приходила; ея не было. Ну что же, я могъ подождать: мнѣ торопиться некуда; можетъ-быть ее что-нибудь задержало. И я снова принялся ждать.

Но вѣдь не приснилось же мнѣ все это, въ концѣ-концовъ! Наша первая встрѣча вѣдь не продуктъ моего воображенія! Тогда, въ ту ночь, я лежалъ въ лихорадкѣ. Я началъ размышлять безпомощно на эту тему и, въ концѣ-концовъ, ужъ ни въ чемъ не былъ увѣренъ.

— Гм… Кто-то кашлянулъ за мной. Я слышу этотъ кашель, слышу легкіе шаги вблизи меня; но я не оборачиваюсь и продолжаю смотрѣть на большую лѣстницу.

— Добрый вечеръ! — раздается около меня.

Я забываю улыбнуться, не снимаю даже шляпы, а только удивляюсь, какимъ образомъ она подошла ко мнѣ съ этой стороны.

— Вы долго ждали? — спрашиваетъ она, немного запыхавшись отъ быстрой ходьбы.

— Нѣтъ, я только сію минуту пришелъ.

— А впрочемъ, что за бѣда, если бъ я и долго прождалъ? Я думалъ, что вы придете съ другой стороны.

— Я проводила маму къ знакомымъ, сегодня вечеромъ ея не будетъ дома.

— Да? — спросилъ я.

Мы машинально двинулись по улицѣ; на углу стоитъ городовой и смотритъ на насъ.

— Но куда же мы, собственно говоря, идемъ? — спрашиваетъ она и останавливается.

— Куда хотите, куда вы хотите.

— Самой назначать скучно.

Пауза.

Я заговариваю, лишь бы только прервать молчаніе:

— У васъ, какъ я вижу, наверху темно.

— Ахъ, да! — спохватилась она. — Дѣвушка тоже отпросилась на весь вечеръ. Такъ что я сегодня совсѣмъ одна дома.

Мы стоимъ и оба смотримъ въ темныя окна, какъ-будто видимъ ихъ въ первый разъ.

— Не пойти ли къ вамъ? — сказалъ я. — Я сяду совсѣмъ близко къ двери, если вы хотите.

Но я задрожалъ отъ волненія и тотчасъ же раскаялся въ своей дерзости. Что, если она разсердится и уйдетъ отъ меня. И я никогда больше не увижу ея. О, этотъ мой проклятый костюмъ. Я съ отчаяніемъ ждалъ отвѣта.

— Вамъ совсѣмъ не нужно сидѣть около двери, — говоритъ она нѣжно. Да. Именно эти слова. — Вамъ совсѣмъ не нужно сидѣть около двери. Мы поднимаемся наверхъ.

На лѣстницѣ, гдѣ было темно, она взяла меня за руку и повела. — Мнѣ не зачѣмъ молчать, — говоритъ она. — Я могу говорить.

Мы вошли. — Она зажигаетъ свѣчу — не лампу, а свѣчу, и говоритъ съ короткимъ смѣхомъ:

— Но вы не должны теперь смотрѣть на меня.

Мнѣ такъ стыдно, я никогда больше этого. не сдѣлаю.

— Чего вы больше никогда не сдѣлаете?

— Я никогда… нѣтъ… ни за что на свѣтѣ я не поцѣлую васъ.

— Неужели? — сказалъ и мы оба разсмѣялись. Я протянулъ къ ней руки, она отскочила въ сторону и проскользнула на противоположную сторону стола. Мы взглянули другъ на друга, между нами стояла свѣча.

— Ну, попробуйте поймать меня! — сказала она.

Громко смѣясь, я попробовалъ ее схватить. Во время погони она развязала вуаль и сняла шляпу; она не спускала съ меня своихъ блестящихъ глазъ и слѣдила за каждымъ моимъ движеніемъ.

Я сдѣлалъ новую попытку догнать ее, но зацѣпился за коверъ и упалъ: больная нога измѣнила мнѣ. Я поднялся въ крайнемъ смущеніи.

— Боже мой, какъ вы покраснѣли, — сказала она. Но вы ужасно неловки.

— Да, правда, — сказалъ я.

И мы снова принялись бѣгать вокругъ стола.

— Кажется, вы хромаете?

— Да, кажется, немного.

— Въ прошлый разъ у васъ былъ пораненъ палецъ, а теперь нога; всякія бѣды на васъ!

— Да, на-дняхъ меня переѣхали.

— Васъ переѣхали? вы опять были нетрезвы. Нѣтъ, молодой человѣкъ, что за образъ жизни вы ведете! — Она погрозила мнѣ пальцемъ и сдѣлалась серьезной. — Сядемъ! — сказала она. — Нѣтъ, напрасно вы садитесь возлѣ дверей; вы уже черезчуръ застѣнчивы; вы — сюда, а я — здѣсь вотъ, такъ!.. Ухъ! какъ скучно имѣть дѣло съ застѣнчивыми людьми. Все надо самой говорить и дѣлать, они ни въ чемъ не предупредятъ тебя. Напримѣръ, вы могли бы положить вашу руку на спинку моего стула; но вы бы сами могли догадаться. Ну, пожалуйста, не старайтесь убѣдить меня, что вы всегда такой скромный; съ вами нужно держатъ ухо востро.

— Вы въ достаточной мѣрѣ были нахальны, когда въ пьяномъ видѣ преслѣдовали меня своими выходками. «Вы потеряли вашу книгу, сударыня, вы серьезно потеряли вашу книгу». Ха-ха-ха! — Фу, это было отвратительно съ вашей стороны!