Мы слишком разные (ЛП) - Хиггинсон Рейчел

Он оскорбил меня настолько, насколько это было возможно. Мне даже сложно было выбрать, какое из оскорблений было хуже всего.

Здесь было и предположение, что деньги для меня важнее моих принципов, и очередное оскорбление моего чувства стиля, и предположение, что я соглашусь на эту работу просто потому, что он этого потребовал. Этот мужчина был невыносим.

Очевидно, что он не привык слышать "нет". Или "нет, спасибо". Или "без шансов, парниша".

У меня опять появилось сильное желание нарисовать что-нибудь, но только чтобы это было что-то смутно напоминающее его лицо, чтобы потом поиграть в дротики с его изображением.

Сидя посредине своей кровати, скрестив ноги, я постаралась подавить своё довольное эго. Хорошо, на секунду я могла бы признать, что приятно, когда тебя имеют в виду для проекта по модернизации сайта Эзры. И не просто имеют в виду, а настойчиво упрашивают.

У меня не было сомнений, что он хорошо заплатит. И почему-то я знала, что если потребую больше, он всё равно заплатит.

Не то, чтобы я собиралась. Я не была совсем уж жадной.

Но я ни на секунду не поверила бы, что он не будет мне мешать. По факту, я его едва знала, мы редко встречались, я не хотела иметь с ним дел, при этом он постоянно мешал мне.

Держа телефон обеими руками, я набрала самый быстрый ответ, который только могла. Чтобы здесь ни происходило, не было причин продолжать это. Эти письма следовало остановить. И прекратить все непрошеные советы. А Эзра Батист просто должен навсегда исчезнуть из моей жизни.

Тема: Давай остановимся прямо сейчас.

Дорогой Эзра Франклин Батист...

Привет, Эзра Фенвик Батист...

Как дела ЭФБ...

Эзра,

Не нужно звонить мне в понедельник, так как нам нечего обсуждать. Я прошу прощения за то, что в то время как ты настроен работать вместе, я вместе работать не настроена. Если ты действительно хочешь поработать с "626", я буду рада свести тебя с другим дизайнером, которому я доверяю.

Всего тебе.

ММ.

P.S. Передавай привет Диллон и скажи, что я тоже была рада пообщаться. И что она мой любимый Батист.

Я нажала на "Отправить" с чувством полной удовлетворённости. Я повела себя профессионально, вежливо и настойчиво. Наконец-то до него дойдёт, и он оставит меня в покое.

Он был успешным бизнесменом, управляющим ресторанами и строящим империи. Вряд ли он мог удерживать внимание дольше, чем хомячок под кокаином. Понедельник наступит и пройдёт, также как и его мысли обо мне, и о том, что я могла бы сделать для его бизнеса и о моей страсти к серому и жёлтому, и про мою "зелёность".

А я постараюсь не терять бдительности и избегать Эзру насколько это только возможно. Теперь, когда помолвочная вечеринка завершилась, мне не нужно будет обращаться к нему опять, и шансы, что мы вообще столкнёмся где-то случайно очень низкие.

Мы не вращались в одних и тех же кругах, не закупались в одних и тех же дорогих магазинах экологических продуктов, не отдыхали на одних и тех же частных тропических островах. Я могла оставаться на своей половине города, а он на своей.

Мне осталось только беспокоиться о свадьбе Веры, но к тому времени мы уже будем чужими людьми. Как если бы мы развелись. Мы могли бы по очереди общаться с Верой и Киллианом, поделив выходные.

Мы бы иногда пересекались на случайных вечеринках, устраиваемых нашими общими друзьями, но его мир был его миром, а мой мир моим, и они никогда бы не встретились.

Я уставилась на телефон, не желая закрывать глаза и представлять его глаза, нос и широкие сильные руки. Я проигнорировала покалывание в пальцах из-за желания нарисовать и поймать что-то такое в нём, не имеющее названия, что я находила до ужаса очаровательным. Сделав причёску и накрасившись, я заупрямилась и отказалась от идеи пойти в свою студию и оценить всё то, что я сделала прошлой ночью.

Приготовив обед и приняв два парацетамола, два ибупрофена и Алка-Зельцер, я решила забыть о совете Эзры, который он дал мне вчера ночью и о том, как он внимательно изучал меня.

Затем я решила удалить из своей памяти три сегодняшних письма, а также письма, присланные им до этого, и всё наше общение, что происходило после моей встречи с ним.

У него была своя жизнь, у меня своя. Всё в нас было настолько разное, что не имело смысла рассматривать возможность работать вместе или даже недалеко друг от друга. Мы были слишком разные и шли каждый своим путём.

Удачи, Эзра Физзиуиг10 Батист. Счастливого пути.

ГЛАВА 10

Никто не зажёг свет на крыльце дома моих родителей. С улицы он выглядел как предвестник несчастья, как тот дом, который ты в детстве избегаешь на Хэллоуин, потому что знаешь, что там тебе дадут монетки вместо конфет.

Именно таким и было моё детство. Всегда монетки. Никогда ничего сладкого.

Когда я вошла, в гостиной было темно, хотя спокойное зимнее солнце начало садиться час назад. Всё как обычно. Мама не заботилась о том, чтобы я чувствовала себя как дома. Она уже пригласила меня на ужин, так что её обязательства были выполнены.

Свет из кухни, расположенной в задней части дома, падал длинным ярко-оранжевым прямоугольником на старый ковер, раскинувшись до самого края обшарпанного кофейного столика. Я слышала, как мама гремела чем-то на кухне, добавляя последние штрихи к ужину. Стучали кастрюли, закипала вода, открывались ящики и гремели ложки, но ни радио, ни телевизора слышно не было. Только то, как она доводила до совершенства наш ужин, и негромкое покашливание папы из их спальни.

Я постояла минуту, невидимая и незамеченная. Сделав глубокий вдох, я почувствовала весь букет воспоминаний и эмоций. Моя грудь сжалась, и я не могла понять, связано ли это с тем, что я согласилась на ужин или с ностальгией по детству, когда у меня не было никаких обязанностей. Чтобы это ни было, но это чувство тяжёлым грузом легло мне на сердце, и мне хотелось вырвать его из своего тела, достать изнутри себя и в чём-нибудь увековечить. Я хотела нарисовать вот этот момент, каким–то образом переместить его из реальности на холст.

Я бы сосредоточилась на растянутом треугольнике света, сделала бы его центром композиции. Ковёр был бы правильного цвета, выцветший и коричневый. Мне бы пришлось провести множество часов, вырисовывая зернистость дерева на кофейном столике. И для дверного проёма пришлось бы выбрать правильные пропорции.

Затем на заднем плане я бы добавила маму у плиты, её чёрные волосы, усыпанные сединой, собраны в низкий хвост. Я бы нарисовала её голову наклонённой над кастрюлей, и детально прорисовала бы её пальцы, согнутые вокруг деревянной ложки, и чёрные брюки и рубашку, которая точно была на ней сейчас надета. Но я бы скрыла её лицо.

Каким-то образом я бы включила в композицию главную спальню. Может быть, в виде части дверного проёма, где бы виднелся угол кровати, а на краю — пара огромных ног в носках.

Всё это я бы раскрасила в серые, чёрные и коричневые тона. Весь свет сосредоточился бы в одном месте. И я бы позволила зрителям увидеть ту историю, какую они бы хотели. Я бы позволила им посмотреть на закулисье моей семьи, и они могли бы сами сделать свои выводы о той истории, которую я им рассказала.

И она бы зависела от них, и от их видения мира. Это могла быть история о стойкости и преданности, о людях, которые держатся вместе несмотря ни на что, про счастливый конец. Но это также легко могло превратиться в трагедию. Я сама ещё не решила.

Я потрясла ключами и откашлялась. Уронив сумочку на кресло рядом с окном, я постаралась издать столько шума, сколько было возможно, и направилась в кухню.

— Я тут! — крикнула я, чтобы все, кто был в доме, знали, что я приехала.