Вернуть Сталина! - Лев Балаян

Враг бросил на Москву до 80 отборных дивизий (в том числе 14 танковых и 9 моторизованных).

И 15 октября под грифом «Сов. Секретно. Особой важности» вышло постановление ГКО об эвакуации столицы в Куйбышев.

«Ввиду неблагоприятного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный комитет обороны постановил:

1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в Куйбышев. (НКПС — т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД — т. Берия организует их охрану).

2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позже, смотря по обстановке).

3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата Обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группы Генштаба в Арзамас.

4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию).

Председатель Государственного Комитета Обороны

И. Сталин».

(Известия ЦК КПСС. 1990. № 12. С. 217.)

По свидетельству телохранителя И.В. Сталина А. Рыбина в его книге «Рядом со Сталиным» (М. Алгоритм. 2010.) Сталин заявил 16 октября, что не желает покидать столицу: «Никакой эвакуации. Остаемся в Москве до победы».

Что же повлияло на решение вождя не покидать столицу?

Из воспоминаний Г.К. Жукова мы знаем, что здесь сыграла определенную роль уверенность военачальника в том, что «мы отстоим Москву во что бы то ни стало». Но были и другие, куда более существенные факторы. В частности, тот, что накануне, то есть 1б-го Сталин побывал на передовой в дивизии А.П. Белобородова, чтобы лично изучить боевой дух солдат, беседовал с ранеными бойцами в селе Ленино — Лупиха, остался доволен их решимостью биться за Москву до конца.

Из дальневосточных разведдонесений Верховный Главнокомандующий знал, что падение Москвы явится сигналом для Японии к вступлению в войну против СССР, а воевать на два фронта для любой страны равносильно самоубийству. В то же время для организации контрнаступления очень важны были свежие силы, которые могли дать Сибирь и Казахстан…

Люди, остававшиеся в те дни в Москве, описывали позже, какой ошеломляюще-благоприятный эффект произвела на москвичей новость, что Сталин решил до победного конца быть с ними. Народ верил: пока Сталин находится в Москве, ничего катастрофического с ней не произойдет…

17 октября из Москвы был эвакуирован Генштаб с Б.М. Шапошниковым во главе, и И.В. Сталин остался с двумя помощниками — A.M. Василевским и С. М. Штеменко.

О том, насколько серьезно было положение Москвы в тот день, можно понять из стенограммы выступления перед читателями книги «Генеральный штаб в годы войны» ее автора — генерала армии Штеменко: «Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился вблизи линии обороны. Жуков обратился к Сталину с просьбой разрешить перевести его командный пункт подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков недоволен, то он, Сталин, сам готов занять его место». (Феликс Чуев. Солдаты империи. М. Ковчег.1998. С. 312).

20 октября в столице было введено осадное положение. Москва приобрела облик военного города: улицы пересекли ряды «ежей» и других противотанковых заграждений. Шпионов, диверсантов, провокаторов и паникеров полагалось расстреливать на месте. Панику, возникшую было в связи со слухами об эвакуации И.В. Сталина, о сдаче столицы немцам, удалось погасить. Порядок был восстановлен.

По воспоминаниям того же А. Рыбина, знаменитейший тенор Сергей Лемешев, которому в те дни предлагали вместе с другими артистами Большого театра эвакуироваться, заявил: «А почему я, собственно, должен ехать в Куйбышев, когда Сталин находится в Москве? Нам надо здесь помогать фронту, открывать наш театр, а не стремиться в тыл».

И через месяц, 19 ноября, в филиале Большого театра на Пушкинской улице состоялся первый концерт артистов оперы и балета. А 22 ноября ставили оперу «Евгений Онегин», 23-го — балет «Тщетная предосторожность»…

Бойцы Красной Армии в заснеженных полях и лесах Подмосковья, прочитав об этом в газетах, услышав по радио или от своих командиров, понимали, что это и есть величайшее проявление силы духа: ни одно государство в мире за всю многовековую историю человечества не открывало театра, когда враг стоял в 30–40 километрах от города. И это вселяло в красноармейцев и оптимизм, и уверенность в победе.

О боевом настрое тех дней лучше всего говорит надпись на карте Европы, подаренной командующим 16-й армии К.К. Рокоссовским корреспонденту «Красной звезды» П.И. Трояновскому: «Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Советские войска обязательно будут в Берлине! Подмосковье. 29 октября 1941 года. К. Рокоссовский».

Между тем в лагере гитлеровцев царила атмосфера эйфории, головокружения от успехов. Они нисколько не сомневались в падении Москвы, а следовательно, в благополучном окончании блицкрига.

Вот, например, письмо офицера армии вермахта Альберта Неймгена (Подмосковье, 5 ноября 1941 года):

«Дорогой дядюшка! Десять минут назад я вернулся из штаба нашей гренадерской дивизии, куда возил приказ командира корпуса о последнем наступлении на Москву. Через несколько часов это наступление начнется. Я видел тяжелые пушки, которые к вечеру будут обстреливать Кремль. Я видел полк наших гренадеров, которые первыми должны пройти по Красной площади, у могилы их Ленина… Это конец, дядюшка. Москва — наша, Россия — наша, Европа — наша. Тороплюсь. Зовет начальник штаба. Утром напишу тебе из Москвы и опишу, как выглядит эта прелестная азиатская столица».

Но не тут-то было…

6 ноября И.В. Сталин выступил на торжественном заседании в честь 24-й годовщины Великого Октября. Оно состоялось в необычном месте — в подземном зале станции метро «Маяковская», одной из самых глубоких станций. Его речь транслировалась по радио и была опубликована в газетах. И.В. Сталин заявил на весь мир, что блицкриг в России с треском провалился, выразил полную уверенность в мощи Красной Армии и в успехе всенародного сопротивления.

Утром 7 ноября состоялся традиционный парад войск на Красной площади. Готовился он в строжайшей тайне. Даже участникам парада не объявлялось заранее, для чего их тренируют. Командовал парадом генерал-лейтенант П.А. Артемьев, занимавший в то время пост командующего войсками Московского военного округа и возглавлявший Московскую зону обороны. Сам П. Артемьев рассказывал впоследствии об этом беспримерном в истории параде: «Сталин сказал: «Подготовку проводите в секрете. О начале парада сообщите мне лично после торжественного заседания 6 ноября». Я спросил: «Товарищ Сталин, а если прорвется вражеский самолет и начнет бомбить парад?» Он ответил: «Во-первых, ни один вражеский самолет не должен прорваться в Москву. А, во-вторых, если все же сбросит бомбу, то уберите пострадавших и продолжайте парад»…

На военном параде Верховный Главнокомандующий говорил страстно и искренне, напутствуя уходящих прямо на фронт бойцов Красной Армии:

«На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, попавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю! Будьте же достойными этой миссии!

Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»

Исторический военный парад на Красной площади в Москве в 24-ю годовщину Великого Октября, когда Сталин произнес небольшую, но весьма емкую по содержанию речь, в которой напутствовал уходящих на фронт воинов, заканчивалась словами: «За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость! Под знаменем Ленина — вперед, к победе!», получил колоссальный резонанс во всем мире.

Тексты обеих речей И.В. Сталина разбрасывались с самолетов на оккупированных территориях, вызывая бешеную ненависть у врага и небывалый патриотический подъем и ненависть к фашистам у советских людей.

В течение первых двух недель ноября наступление немцев захлебнулось, но уже 15–16 ноября противник возобновил наступление на Москву.