Неизведанными путями - Степан Пичугов

От Губахи до Половинки тащились очень долго, хотя расстояние между ними было и невелико.

По пути встретили казарму ремонтных рабочих, где, к нашему счастью, застали двух женщин. Они любезно напоили нас горячим морковным чаем, который показался нам прекраснейшим напитком. Дать что-нибудь поесть они не могли, так как им самим есть было нечего. Из разговора с ними мы узнали, что на станции Половинка должны находиться красные. Не знаю, морковный ли чай, которым нас угостили добрые хозяйки, или приятные сведения о близости своих, а скорее всего и то и другое, ободрили нас и увеличили наши силы. Даже усталость и голод, казалось, как будто пропали.

Не теряя ни минуты, мы собрались и снова двинулись в путь, к станции Половинка, как к маяку спасения. Как мы ни спешили, как ни напрягали наши последние силы, время казалось вечностью, а путь нескончаемым.

Вдруг раздался окрик:

— Стой! Кто идет? — и щелкнул затвор.

Мы остановились. Из-за куста выступил часовой, одетый в полушубок. Красная лента на его заячьей шапке сразу подсказала нам, что наконец-то попали к своим. От радости мы готовы были броситься к часовому и расцеловать его.

— Свои! Свои! — закричали мы наперебой, но часовой сделал суровое лицо и повелительно сказал:

— Пропуск!

— Пропуска мы не знаем. Веди нас к начальнику, — сказал я.

Часовой, держа ружье на изготовку, приказал поднять руки вверх и следовать впереди его на станцию, где на путях стояло несколько теплушек.

На станции Половинка находился Кизеловский отряд, командиром которого был Королев Анатолий Николаевич[4]. К нему-то мы и были доставлены. Когда я отрекомендовался, назвав себя бывшим командиром 1-го Горного Советского полка, и рассказал коротко, как мы сюда попали, он опустил голову и задумался. Видно было, что Королев колебался, верить ли тому, что я ему рассказал, тем более, что документов у нас с собой никаких не было. После некоторого раздумья он спросил, знаком ли я с командиром 21-го Мусульманского полка Федоровским? Я ответил, что хорошо знаю Федоровского, так же как и он меня.

Командир Кизеловского отряда Анатолий Николаевич Королев

Поручив нас охране, Королев отправился на телеграф для переговоров с Федоровским, который со штабом своего полка находился в это время на станции Кизел. Королев был, конечно, прав, на его месте я также не поверил бы на слово.

Штаб отряда Королева, где он нас оставил, размещался в одной из теплушек. Посредине вагона жарко топилась чугунная печурка. Возле нее возился молодой паренек, одетый в полушубок, опоясанный патронташем. Он пек картошку и тут же ел ее, но несколько штук отложил в сторону. Мы с завистью смотрели на эту картошку и еще сильнее почувствовали голод.

Прошло немногим больше получаса, когда Королев вернулся с телеграфа и, обращаясь ко мне, полушутя сказал:

— Ваше счастье, товарищ Пичугов, что у вас имеется такая хорошая примета, — и он показал на мой шрам на щеке. — Это нам быстро помогло установить вашу личность. Где это вас? — Он хотел, видимо, сказать «припечатали», но не договорил. Его лицо стало мягким и добрым. Потом, увидев у печки картошку, которая предназначалась, вероятно, для него, любезно предложил ее нам. Поблагодарив Королева, мы с радостью без всяких церемоний принялись за столь желанный и долгожданный обед. Катя повеселела и заулыбалась. Какое у меня было лицо, не знаю, но мне кажется, что никогда в жизни ни до, ни после этого я не ел такой вкусной печеной картошки.

Вскоре прибыл отдельный паровоз, и мы на нем уехали в Кизел к Федоровскому.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ 22-го КИЗЕЛОВСКОГО ПОЛКА

Сразу же по прибытии в Кизел я встретился с командиром 21-го Мусульманского полка Федоровским, который подробно ознакомил меня с положением дел на кизеловском направлении. Он с тревогой сообщил, что у него нет никакой связи с частями 3-й армии, и поэтому, что делалось на пермском направлении, не знал.

— Надо брать на себя полную ответственность и действовать пока совершенно самостоятельно, — сказал он. — Я решил объявить себя начальником боевого участка всего кизеловского направления и срочно объединить все разрозненные отряды, которые сейчас собираются здесь под Кизелом, на станции Яйва. Ты мне должен в этом помочь. Поезжай завтра же на станцию Яйва и из всех собравшихся там отрядов начинай формировать полк. Назначаю тебя командиром полка.

— Как же я это сделаю? Меня там никто не знает, — сказал я.

— Тогда мы поедем завтра вместе, соберем совещание, и там я объявлю об этом, — подумав, сказал он.

Утром следующего дня штабной вагон Федоровского прибыл на станцию Яйва. На совещание были приглашены все командиры ближайших добровольческих отрядов, а также руководители Кизеловского района: председатель райкома Калашников, председатель исполкома Миков, председатель парткома Кесарев, военный комиссар Кизела Евлогиев, военрук Удников, представитель парткома по формированию старый солдат Южаков и другие. Народу собралось так много, что штабной вагон оказался тесен. В вагоне было тепло, но никто не раздевался. Каждый из участников совещания был вооружен, кто винтовкой, кто маузером в деревянной кобуре, а кто только наганом.

Федоровский коротко изложил обстановку на фронте и сразу перешел к тому, что теперь воевать разрозненными отрядами невозможно, что сейчас более чем когда-либо нужна организованность, дисциплина и единство действий. Он тут же заявил, что из всех разрозненных отрядов, находящихся в районе Кизела, нужно сформировать полк.

Почти никто против такой постановки вопроса не возражал. На этом же совещании было решено полк назвать 22-м Кизеловским. Кто-то из кизеловцев спросил:

— Почему двадцать второй?

Федоровский ответил:

— Как уже известно, есть двадцать первый Мусульманский полк, а следующий порядковый номер двадцать второй.

Кизеловцы удовлетворились ответом. Если бы они знали об измене 22-го стрелкового полка, думаю, что их трудно было бы убедить взять на себя этот номер.

На этом же совещании Федоровский объявил, что командиром полка он назначает меня, и начал расхваливать мои заслуги и опыт. При этом я чувствовал себя очень неловко. Меня, конечно, как нового человека, в Кизеле никто не знал, поэтому задача Федоровского была не легкой, но он вышел из этого трудного положения, предложив самим кизеловцам выдвинуть кандидатов на должность комиссара полка и помощника командира полка. Комиссаром был назначен председатель Кизеловского городского Совета М. Н. Миков, а помощником командира полка — командир Кизеловского отряда А. Н. Королев.

Таким образом, подставив мне две «подпорки», кизеловцы согласились с моим назначением, и я срочно приступил к формированию полка. В отрядах это мероприятие было встречено положительно. Одно название «полк» уже рождало у людей уверенность в своих силах. Большинство командиров отрядов, которые пользовались уважением и доверием своих бойцов, были назначены командирами рот и разных команд, а более крупные отряды переименованы в роты.

Многие командиры производили хорошее впечатление. Подкупал своей расторопностью, находчивостью и знанием дела военрук Кизеловского военкомата Удников, который стал командиром батальона. Командир Нейвинского отряда Елунин, назначенный командиром 2-й роты, отличался простотой и выдержкой. Политрук отряда Прохор Монич поражал невозмутимым спокойствием и величавой медлительностью. Приятели о нем шутя говорили: «Пока Прохор раскачается, война может кончиться». Пользовался всеобщим уважением среди бойцов и командиров старый солдат, вернее старый унтер, заботливый хлопотун Южаков Филипп Александрович, которому ранее было поручено формирование рабочих отрядов. От него я и принимал отряды, из которых создавался полк.

Политрук добровольческого отряда Прохор Монич

О комиссаре 22-го Кизеловского полка Микове могу сказать немного. Он производил впечатление человека хитрого, но хорошо умеющего скрывать свои мысли, одним словом, был хороший «дипломат», что для политработника, особенно того времени, не совсем подходило.

Знакомясь ближе с подразделениями полка, я все больше убеждался, что мой помощник Королев пользуется большой популярностью среди личного состава полка и кизеловцы его очень уважают. Ко мне же, как к новому и мало известному им человеку, относились с некоторой осторожностью. У них не было той веры в нового командира, которая заставляет людей, не задумываясь, повиноваться и, если нужно, идти на смерть. Из этих наблюдений я сделал для себя вывод, что лучше, если командиром полка будет Королев. Как раз в это время меня вызвали в штаб Федоровского. Передав командование полком Королеву, я поехал к Федоровскому. В душе у меня боролись два чувства — самолюбие и сознание того, что я поступаю правильно, как большевик и как человек. Последнее чувство побороло, и я решил, что в этот полк больше не вернусь.