Рассказы - Blackfighter

— Темные Глубины…

— Да. — Почти шепотом сказал милорд. — Мы слишком заигрались в опасные игры. Особенно опасные для тебя.

— Почему?

— Потому что я старше… сильнее. Умею бороться с соблазном. А ты — ты так хочешь стать сильным. Ты лезешь вон из кожи, лишь бы стать, как тебе кажется, достойным спутником, перестать быть обузой.

Я покраснел и начал протестовать, но милорд не слушал меня.

— Может быть хоть теперь, когда ты спас меня и сделал то, что мне не под силу, ты успокоишься? Ты не обуза для меня, Мейтин, ты самое дорогое, что у меня есть. Ты тот, кого я взял с собой, потому что не мог подумать о расставании. Ты тот, кто дает мне силу бороться и желание что-то делать. Понимаешь?

Я прижал его твердые холодные ладони к пылающим щекам и сидел так. Долго, очень долго. Пока не стемнело, наверное. Но мысли мои неумолимо возвращались к одному — к темным глубинам.

Темные Глубины. То, что лежит за Глубинами, миром демонов, понятным и естественным. Колодцы странной и убийственной силы, путь куда лежит через чрезмерную жестокость и боль, и наслаждение от боли и мучений, которые приносишь ты… или наоборот, наслаждение болью. Путь, проходящий через все извращенное, жестокое, болезненное. Через все, чего не должно касаться человеку. А я так любил идти по краю этого колодца…

Темные Глубины. Место, откуда можно черпать огромную, неизмеримую силу. Но лучше попросту залить в себя раскаленный металл и пытаться удержать его тонкой сгорающей кожей. Ибо эта сила сожжет тебя в несколько лет или даже дней — сколько зачерпнешь, и низвергнет в эти глубины. В то, откуда нет выхода. В то, что пережевывает оставшееся от тебя, и выкидывает куда-то в иные реальности. Вне Колеса Перерождений. Вне надежды на новую жизнь. Туда, где можно весь остаток жизни быть стенающим призраком тени души. И туда, где уже никогда не собрать тот минимум силы, который нужен, чтобы родиться вновь. Даже улиткой или дождевым червем.

Я боялся того, что может быть, сильнее всего на свете. И все же хотел этой силы. Хотел стать равным своему возлюбленному. Стать достойным его.

А может быть — дело не в этом?

Может быть, Глубины слишком крепко вросли в меня? Может быть, я уже ношу в себе ту занозу, вырвать которую невозможно? Когда я проваливался в бездну боли и искал в ней наслаждения, когда я видел эти колодцы и пил то, что мне казалось опьяняющим огнем — не попался ли я на крючок?

Я думал об этом всю ночь. Притворялся спящим, лежал тихо и не двигаясь. И мучительно решал, что мне делать. Да, я получил Силу, ибо пошел по пути в Глубины. Но хочу ли я силы, полученной таким путем? Силы, которая вознесет меня на вершину мира, чтобы потом низвергнуть на самое его дно? Которая через несколько лет неумолимо оторвет меня от того, кого я люблю, и разлучит… навсегда. Навсегда!

Но в силе ли дело? Или мне просто нравится игра в боль и мучение? Или я — Одержимый Глубинами, я слышал о том, что рождались такие. Те, кто был зачат в танцах на краю колодца. Я впервые пожалел, что никогда не интересовался отношениями своих родителей. Стоило бы порасспросить их… Да, я всегда любил, когда мне делают больно. Когда я могу только подчиняться и ненавидеть. Бояться. Когда чувствую запах своей крови. И все же я был согласен на это, только если все это было не до конца серьезно. Когда всегда была возможность сделать шаг назад. И еще — мне нравилось Слышать мысли того, кто делал мне больно. Может быть, больше, чем все остальное. Нравилось видеть себя с другой стороны и разделять жестокость, которую кто-то обращал на меня же самого. Это делало меня сильнее. Увереннее. Смелее.

Сила Темных Глубин.

Что делать, как понять себя? Где найти выход? Как сорваться с крючка?

Я больше не хочу всего этого! Не хочу!

Наверное, под утро я заснул. Снились мне одни кошмары. Темные тени, обжигающие огни, лабиринт, где за каждым поворотом скрывалось алчное чудовище. Смеющиеся нечеловеческие лица, жадные руки, тянущиеся ко мне. Я видел себя, лежащим на черном алтаре, распятым и гвозди вонзались мне в ладони. Я видел себя, сгорающим на костре, а невидимая рука все подкидывала связки хвороста. Я был женщиной, которой перерезал горло солдат и насиловал тело в луже ее крови. Я был ребенком, умирающим под клыками бешеной собаки…

Я был жертвой всех злых ритуалов, всех несправедливых казней, всех жестоких убийств во всех мирах. Я был одной болью и воплем протеста — одним на всех, и голоса сливались в унисон, и этот объединенный голос, вопиющий о страдании, взывающий об отмщении, был моим. И был звездный жезл в руке неизмеримо огромного существа в мантии из галактик, которым он коснулся меня, моего лба, и сказал:

— Тебе еще не поздно вернуться.

И поток звезд из жезла рассыпался вокруг меня, освобождая от видений и кошмаров, ограждая меня тонко поющей звездной стеной. И я стал свободен от зова Глубин, хотя и знал, что это пока еще только на время. Не зная, как принято благодарить таких, не умея говорить с высшими существами, я просто протянул вверх — к нему — руки и плеснул своей благодарностью, восхищением, доверием.

Мне ответили смехом — добрым, ласковым. Словно звон тысяч колокольчиков под порывом ветра. Словно шелест хрупких льдинок под каплями первого дождя.

И видение исчезло. А сны, которые снились мне, пока я не проснулся, были легкими и приятно-бессвязными. И мне казалось, что у меня за спиной незримо стоит то невероятное существо в мантии из галактик. Но еще я знал, что об этом нельзя говорить никому.

А в этом мире цвело время листопада, и он был так красив, и почему-то так пуст, что не хотелось даже торопиться идти за Камнем. Ибо тогда настала бы пора возвращаться к себе домой, покидать этот мир покоя и радости и возвращаться к привычным делам… а может быть, готовиться в новое путешествие. Но здесь было так хорошо… так спокойно. И нас было двое, и мы были друг для друга всем — миром и домом, покоем и тревогой, днем и ночью, солнцем и луной.

Я украдкой подсматривал за милордом, когда он делал какую-нибудь мелочь — разводил костер, разделывал тушу толстого здешнего животного, похожего на нашу свинью, вырубал палочки для жарки мяса. Мне нравилось серьезное спокойствие его лица, уверенные и привычные движения рук. Ленивый прищур чуть раскосых глаз оттенка здешнего неба — глубокого голубого. Прямые, вопреки привычному для Даара, волосы. Грубоватое лицо, которое никто и никогда не назвал бы утонченным. Стрелки морщинок у глаз. Небольшой шрам слева у верхней губы, из-за чего лицо всегда казалось самую чуточку усмехающимся. Ресницы, почти черные в основании, но белеющие к кончикам, отчего глаза кажутся словно бы в двух полупризрачных ореолах — светлом и темном.