Когда шатается трон - Андрей Ильин

прежде бы горбатившихся на помещиков и фабрикантов, теперь инженеры, рабочие-стахановцы, учёные, генералы и народные артисты. Хотят ли они прежние порядки вернуть?.. Тебе, Михей, Советская власть всё дала – живи полной жизнью, учись, работай, отдыхай, детей воспитывай, нам жить при коммунизме. Мир без насилия, освобождённый труд, необходимость гармонии человека с природой, равноправие наций, право человека на счастливую жизнь, вот, Михей, наша светлая цель! А если оглядываться назад все время, Михей, то шею свернёшь!.. Перековывайся, пока не поздно, меняй мировоззрение. Тебе старшие товарищи обязательно помогут. Будь со всеми, если не хочешь оказаться против всех! Такой мой тебе товарищеский совет…

* * *

Деньги лежали на столе, на расправленной плащ-палатке, ровными пачками. Много денег.

– Что с ними делать будем? – спросил Кавторанг, мусоля одну из пачек.

– Ничего не будем, – ответил Пётр Семёнович. – Или ты хочешь в «Националь» завалиться?

– Это что такое?

– Ресторан известный, где писатели и артисты кутят и куда таких, как мы, на пушечный выстрел не подпускают. Если порожняком, если без бабок. А с ними… Крюк, сможешь за такие деньги нормальные ксивы справить?

– Можно попробовать. Только не сейчас. Нынче следаки «малины» шерстить начнут, всю муть со дна поднимая. Гравёров обязательно зацепят, понимая, что с таким барышом деловые люди захотят новыми документами обзавестись. Нет, пока пыль не уляжется, лучше не высовываться. Найти нас, если мы сами не высунемся, они не смогут. Шпану базарную ловить будут, сексотов тормошить. Нет у них на нас наводки – залётные мы.

– А если по номерам банкнот вычислят?

– По каким номерам? Мы не банковские купюры взяли, а выручку из магазинов и вклады от населения. Кто тут номера переписывает? Всё чисто. Главное, не гнать лошадей.

– А мы никуда не спешим, – кивнул Пётр Семёнович. – А все-таки что и говорить – с деньгами спокойнее. Без этих бумажек ты точно – букашка. – Он вскрыл одну пачку, раскрыл купюры как карты, бросил на стол. – Деньги пересчитать, разделить на четыре части. Каждый свою заначку сам ныкает, никого не посвящая.

– А зачем делить?

– Затем, что если «крыса» промеж нас заведётся, то только четверть денег уйдёт, а не все сразу. Личному составу о деньгах ни слова.

– Не доверяешь нам?

– Не доверяю. Никому не доверяю. Даже себе. Жизненные иллюзии, веру в людей и светлое завтра из меня следаки и урки в лагерях выбили. Вместе с зубами. Дело сделано, деньгами мы разжились, теперь нужно подумать, как их с пользой использовать, если под ногами земля загорится.

– А что, загорится?

– Обязательно. Не для того нас с кичи вынули, чтобы мы морды на хозяйских харчах отъедали. Против хозяина мы, конечно, буром не пойдём, но если он зашатается или дело не выгорит…

– Спрыгнуть предлагаешь?

– Как получится.

– Одними деньгами на волю дорожку не выстелить, – покачал головой Крюк. – Деньги – это только бумажки, ими от ментов не прикрыться. Ксивы наши меченые, лёжек на воле нет. Будем мы на воле, как пугало на огороде отсвечивать. Всем видать.

– Ты же говорил, что можешь на «малины» вывести?

– Могу. Одного-двух, ну, троих. А нас сколько? Такую кодлу никакая «малина» не вместит… Что такое «малина» – домик в деревне или квартирка на окраине. Как там затаиться, чтобы соседи не стуканули? Нет, такое дело с кондачка решить не получится.

– Что предлагаешь?

– Подтянуть с зоны кого-нибудь из блатных, которые на воле связи имеют, контакты проработать, чтобы по разным городам личный состав разбросать.

– Откуда бы я тебе блатных добыл?

– Попроси человека, под которым ходишь, скажи, для дела нужно. Вряд ли он вникать будет, кого ты с нар снимаешь. Нас же вытащил.

– Дело Крюк толкует. Блатные, что при царе-батюшке, что при Советской власти, на зоне живут лучше всех. Если с ними договориться…

– А не сдадут нас? Как думаешь, Крюк?

– Ментам не сдадут, не по понятиям это. И потом, мы же не с пустыми руками к ним. Блатные любят и бабки, и силу. Купюр у нас в достатке, а сила… Если что, то мы тех урок в мелкую лапшу покрошим, нам терять нечего. Можете мне поверить, бывал я в бандах, знаю воровские повадки…

* * *

Весело живёт «малина» – водочку кушает, сальцем с ржаным хлебом закусывает, консервы вскрывает. На улице голод, пайки, хлеб на базаре триста рублей стоит, картошка сто рублей за кило, а у воров в сковородке картоха жаренная на масле шкворчит, и никто на нее не набрасывается, ковыряют лениво вилочкой. Сытая жизнь у бандитов. Страна немца к границам гонит, а они в полное удовольствие живут.

– Банкуй, ставлю «котлы».

Хорошие часы, командирские, со светящимися в темноте стрелками. На корпусе гравировка «Лейтенанту Демидову А.В. от командования». Вчера вечером этого лейтенанта блатные зарезали. Шёл он с девушкой из кино, к нему из темноты с трех сторон разом кинулись, он за кобуру стал привычно хвататься, а ему сзади под лопатку финку вогнали по самую рукоять. Вздрогнул лейтенант и помер. И дамочку его зарезали, чтобы ментам лишнего не сболтнула. Был лейтенант герой-орденоносец, может, сто боев невредимым прошёл, а погиб в тылу от руки бандитской. Вещи лейтенанта и платье дамское с бельём кружевным, еще довоенным, барыгам на базаре скинули, а «котлы», портсигар и зажигалку себе оставили. В ту же ночь их друг дружке в карты проиграли. Ничего от лейтенанта не осталось, сгинул он, пропал без вести в мирной стороне. Утром дворник в парке два голых трупа без документов нашел, отвезли их в морг. После были они захоронены в общей могиле как неизвестные тела.

Распоясались урки по всей стране – некому их ловить, следователей на фронт призвали или в СМЕРШ определили, шпионов немецких выслеживать. Опустели кабинеты, некому работать. Граждане, которые раньше милиции помогали преступный элемент ловить, теперь рот на замок закрыли – кому охота финку в бок получить? Перестали бандиты кого-либо бояться, свидетелей в открытую режут. Сегодня ты показания против бандита дал, а завтра тебя в подворотне дружки его подкараулили и глотку заточкой перечеркнули. И потерпевшие, которые живы остались, молчат, заявления свои по горячности написанные, забирают. Лафа преступникам в воюющей стране.

– Гони «котлы». Были ваши, стали наши.

Крутит в руках часы, играет.

– А ты что, Залётный, не банкуешь?

– Не на что, пустой я.

– А ты на «четыре косточки». Летерка на кон поставь, их теперь тут много с дамочками бродит. Можешь курсанта-летуна из училища. Проиграешь – завтра порешишь. Я проиграю – я ему перо под ребро суну. Идёт? Или дрейфишь, Залётный?

Нельзя отказываться