Когда шатается трон - Андрей Ильин

Все молчаливо кивнули. Партизан наклонился:

– Ну, ты давай, крепись. – Коснулся левой рукой лба, а правой ударил сбоку под ребра, чтобы разом, без мучений. Чтобы с последней надеждой, легко…

Раненый вскинулся и затих. Крюк прикрыл ему лицо брезентом. Позвал:

– Студент!

– Я.

– Отрежешь ему голову и кисти рук. Сейчас, пока он тёплый.

– Что?! Но как же…

– А ты что, хочешь его голову и пальчики ментам оставить, чтобы они покойника опознали и родственников его истребили? Через него ниточки к нам потянутся. Ты этого хочешь? Голову и руки – в мешок. Закопаем где-нибудь по дороге. Исполняй.

– Почему я? – сник Студент.

– Потому что другие уже резали и закапывали, там, на фронте. А тебе впервой. Привыкай.

Человек не собака – ко всему может привыкнуть. И к такому может. Не умел Студент на кулачках и ножичках драться – научили. Не способен был живого человека убить – пришлось. А теперь вот голову отрезать у приятеля, с которым больше года вместе… Поганая жизнь, но… жизнь… Да и то сказать – не всё ли равно покойнику с головой в земле лежать или без головы? И голове всё равно. И ему – тоже…

– Не распускай нюни, Студент, это тебе не чернилами тетрадки пачкать. Сегодня – он. Завтра, может быть, ты или я. И я тебе, или ты мне голову пилить станешь, потому что не о мёртвых надо думать – о живых! Нет у тебя прошлой жизни – была, да вся вышла. Есть теперешняя, а дальше – не загадывай!

* * *

Весела была довоенная жизнь студента, особенно когда он из далёкой глубинки в столицу попал. Улицы, проспекты, машины, девушки в нарядных платьях и туфельках, газировка на каждом углу, в кинотеатрах комедии или кино про Чапаева, троллейбусы электрические, под землёй – метро. Голова может закружиться.

В аудиториях профессора седые на равных с тобой говорят, в клубе танцы, кружки, агитбригада, на спортплощадке волейбол, турники, на канале байдарки… Вечером в общаге жаркие комсомольские дискуссии на различные темы.

– Советская власть всё нам дала – хочешь иди на завод работай, койку в общежитии получишь, зарплату, на море летом по путёвке поедешь или в дом отдыха. Не хочешь работать – учись, хоть на архитектора, хоть на артиста, стипендию получай, может, в академики выйдешь и министры. А что? Запросто! Нынешние наши руководители, которые на Мавзолее стоят, тоже из рабочих и крестьян. Такие возможности – дух захватывает. Разве бы Михей мог в своей деревне при царе хоть на что-то рассчитывать? Слышь, Михей? Мог?

– Чего мог?.. Нет, конечно. У меня отец, дед и прадед всю жизнь за сохой, из деревни только на заработки выезжали, лес сплавлять или лёд для ледников пилить. Грамоту только отец знал, потому что ликбез в деревню пришёл. Училку прислали аз, буки, веди на доске писать. И я бы так всю жизнь… А теперь я в самой Москве.

– А ты не расслабляйся, у тебя хвостов, что блох на собаке, того и гляди отчислят.

– Ну и что? На «Серп и Молот» пойду работать кузнецом или еще куда. Там заработки побольше, чем у иных профессоров. Мои руки везде нужны. Буду деньги в деревню посылать.

– Вот видите, не хочет Михей обратно. И никто не хочет!

– А отчего тогда заговоры, о которых в газетах пишут?

– Богатеи, что хозяйство большое имели, еще больше желали получить! Это у деда Михея до революции кроме порто́к ничего не было, а у других…

– Чего это не было? – заворчал Михей. – И портки были, и рубахи, и сапоги в сундуке…

– И лошадь, поди?

– Лошади не было. Лошадь сорок рубликов стоила, а где их взять? Как посев – ссуду нужно было брать: зерно, лошадь, плуг – всё денег стоило. А с урожая деньги возвращать. Мало что оставалось… Отец рассказывал, порой с голоду пухли, нового урожая дожидаясь. Сестрёнки и братишки маленькими умирали.

– Вот… У большинства землепашцев своих лошадей не было, люди в кабалу попадали. А первый глава Совета министров Сергей Юльевич Витте двадцать тысяч годового оклада имел, золотом. Это сколько же можно было лошадей купить? Распутин в шампанском барышень купал! А народ вымирал – на одного казённого врача двадцать тысяч пациентов приходилось, а в Азии и на Кавказе – сто пятьдесят тысяч. Дети до пяти лет не доживали. А теперь в каждом районе больничка – приходи-лечись! Хоть зуб дёргай, хоть аппендицит вырезай. К старой жизни повернуть только контра недобитая хочет, графья бывшие, помещики, жандармы да кулаки-кровососы, которые в долги бедноту загоняли, их мозолями и по́том наживаясь…

– Да ведь не только они, сколько случайных людей в оборот попадают…

– Вредные мысли у тебя! Никто без вины не страдает! Одного честные граждане разоблачили, он враг замаскированный оказался, у другого прошлая жизнь чернее ночи. Ты почитай в газете материалы из зала суда, почитай! Вредители сами про себя всё рассказывают, подельников своих выдают. Пролетарский суд к врагам пощады не знает! Такое не придумать! Ежов, Ягода – эти да, враги скрытые оказались, много народа безвинно извели, но только их Советская власть раскрыла и расстреляла.

– А теперь?..

– И теперь ошибки случаются: лес рубят – щепки летят… Враги – это опухоль на здоровом теле нашей народной власти. Если эту опухоль не вырезать и гниль не вычистить, то больной умрёт! И все это понимают! Или ты думаешь, что если бы все против были, Советская власть устояла? Нет, против рабоче-крестьянских масс не попрёшь, наш народ за родную власть горой! В войну жизни не жалели, а кабы снова в царское ярмо захотели, то ручки бы подняли и фрицам сдались. А сейчас посмотри: стройки комсомольские, энтузиазм молодёжи, светлый путь к коммунизму! Наши герои – Стаханов и Паша Ангелина, вот на кого нужно равняться. Так?

– Наверное…

– Не «наверное», а так! Тут только одна претензия может быть – надо было более тщательную чистку проводить, в революцию еще, а мы юнкеров, которые солдат безоружных из пулемётов расстреливали, журили, белых пленных генералов под честное слово отпускали. Мы отпускали, а они против нас вновь штыки поворачивали. Вот и проросли сорняки, и снова их нужно полоть. Великая Октябрьская революция, вручившая власть рабочим и крестьянам, могла произойти только после решительного выступления против буржуазии и мещанской умеренности. Несмотря на истощение и разор от войны, начинают складываться новая культура, новые человеческие взаимоотношения. Миллионы людей,