Дневник горожанки. Петербург в отражениях - Алла Борисова-Линецкая

— Яков Аркадьевич, вы говорили с ним о возвращении?

— Да, мы не раз это обсуждали, говорили об этом и когда встретились после большого перерыва в 90-м году в Америке. Тут было несколько моментов. Никакого принципиального неприятия страны, которая его изгнала, у Бродского не было. Он заявил об этом с самого начала. Первое интервью, которое он дал в Европе, называлось «Оглянись без гнева». Но ему уже сделали 2 операции на сердце, и он боялся того стресса, который испытал бы в России. Но главное другое — он увез с собой очень определенный образ города, и этот образ города его детства, юности был ему очень дорог. Он понимал, что все изменилось, и боялся разрушить тот петербургский миф, который привез с собой. Кроме того, он был человек очень щепетильный, очень чуткий к всяческой фальши, и представлял себе, какой начнется ажиотаж, как поднимется вся эта пена, и масса малознакомых людей будут претендовать на его внимание. Он мне говорил: «Ну как приехать в свой город знаменитостью?»

На Западе он спокойно принимал все мыслимые и немыслимые почести, но тут был его города, здесь он воспринимал себя по-другому, не так как в Венеции, Нью-Йорке, Париже. Он боялся оказаться в нелепом положении. Он не знал, как себя вести.

— Вы виделись в Нью-Йорке и в Массачусетсе, в его деревенском доме, который уже перестал существовать… Как он себя чувствовал в США?

— Первый период был мучительный. Тяжело было с языком, а нужно было читать лекции, писать на английском. А потом он вошел в эту жизнь, выбрал себе позицию, освоил язык, и никаких сложностей не испытывал ни в Европе, ни в Америке.

— Гражданин мира?

— Да, но рожденный этой культурой, этой страной.

— Можно ли говорить о творческом пике? На какие годы, по-вашему, он приходится?

— И в первые пять лет были потрясающие стихи, и в 92 году, а пик, если о нем можно говорить — это годы от 1965 и по 1975. То есть последние годы здесь в России, затем год перелома, время в деревне после той «мясорубки» и первые годы в Америке.

— Такая слава при жизни дана далеко не каждого поэту… Все-таки главное — стихи, или необыкновенная биография?

— И то, и другое. Если бы не было истории с судом, ссылкой, он бы все равно остался большим поэтом. Но, разумеется, путь к славе не был бы так стремителен. Очевидно, он вообще был бы другим. Но уже по ранним стихам можно сказать, что это был человеком с явными чертами гениальности.

2004

Макс Фрай: «То, что человек взрослеет — это миф»

Солнечным зимнем днем, в уютной кофейне на Васильевском один из самых загадочных современных писателей нашего времени, автор многочисленных томов (всех этих «Лабиринтов Эхо», «Гнезд Химер», «Волонтеров вечности» и прочих таинственных историй) принял образ очаровательной дамы по имени Светлана Мартынчик. На днях в свет выходит ее новая книга из серии «Хроники ЕХО».

Макс Фрай оказался мистификатором из Одессы. В прошлом — студентка филологического факультета одесского университета, художник, продавец книг, редактор сайтов, менеджер…

— Можно теперь открыть тайну имени Макс Фрай?

— Я три года назад была вынуждена официально сообщить, что пишу книги, подписанные именем Макс Фрай. В противном случае питерское издательство «Азбука» собиралось присвоить это имя и даже оформило какие-то бумаги в Торгово-промышленной палате, где имя Макс Фрай было названо их торговым знаком. Мне пришлось открыть свой псевдоним.

— Вы пишите в соавторстве?

— Нет, тут такое дело — я пишу книги одна. Собственной рукой. Но мой коллега Игорь Степин, с которым мы выступали в тандеме как художники, является создателем города ЕХО, в котором происходят все события. Он придумал и описал это фантастическое пространство. Когда мне нужно выяснить, какие там есть улицы, кафе, какие блюда подаются, обращаюсь к нему. Я невнимательна к деталям.

— Вы пришли в литературу из Интернета?

— Нет, все было наоборот. В литературу я пришла из современного актуального искусства. Мы выставлялись в Москве, Нью-Йорке, в Германии и даже здесь, в Русском музее. Во время зарубежных странствий мы стали придумывать истории, как это бывает в диалоге двух близких людей. Потом все эти истории стали реализовываться на бумаге. Первая книга вышла в 96 году, а в конце 98 года Макс Фрай появился в Интернете. Фрай произошел от немецкого «фрай» — слово, которое пишут на безалкогольном пиве. «Без алкоголя» То есть в переводе имя автора означает «Без Макса». Мы очень честные. В Интернете я стала делать свои проекты — обзоры литературных конкурсов, придумала библиотеку ненаписанных книг. Работала также заместителем редактора сайта, зарабатывала деньги разными способами… Например, трудилась кризисным менеджерам в политических партиях — следила, чтобы люди вовремя получали зарплату, чтобы деньги, которые идут на политическую компанию, не разворовывались. Даже официального сайта у меня никогда не было — его делали другие люди, а мои романы там публиковали с ошибками, потому что, редакторы «Азбуки» вставляли в текст какие-то просторечия, чтобы было понятней народу. Я это позднее заметила. По образованию я недоучившийся филолог. Ушла из университета. У меня были разногласия с преподавателями.

— Можно ли назвать жанр, в котором вы работаете «фэнтэзи»?

— Я не верю в литературные жанры. Эта классификация удобна для продавцов книжных магазинов. А я делаю очень разные вещи. Есть и то, что укладывается в фэнтэзи, а, например, «Энциклопедия мифов» — это скорее мистический реализм, или как я говорю «городской шаманизм» — когда с обычными жителями мегаполиса происходит то, что произошло бы с жителем Амазонки, когда они выпивали котел настоя из кактуса.

— Почему так велик интерес к такому виду литературы?

— То, что человек взрослеет — это миф. У нас становится больше опыта, ответственности. Но кто сказал, что мы должны отказываться от сказок? Просто взрослый человек, когда видит книгу в жанре фэнтэзи, или мистического реализма, испытывает просто счастье: вот она сказка — тот витамин, которого не хватало организму.

— Но есть люди, которые не принимают фэнтэзи. Мне ближе ваш «Идеальный роман» — очень смешная пародия на разные литературные жанры.

— Ну, это книжка — игрушка. Просто такой художественный проект.

— А кто ваш читатель? Представители продвинутой молодежи?

— Я не сижу и не планирую: вот эту книжку будет читать продвинутая молодежь от 16 до 25, а эту — усталый офис-менеджер. Читают самые разные люди от 12 до 70 лет. Одно только заметила — среди моих читателей много девушек.

— Вы написали очень много. Как это возможно?

— Когда я начинала писать, то писала по три толстенные книги в год. Это было, когда я зарабатывала деньги, в основном, в офисе, с 11 утра до 11 вечера. И как маньяк писала до 4 утра. И остановиться было невозможно — эти истории несли меня как горная речка. Я бы захлебнулась, если бы перестала писать. Но когда этот безумный ритм прекратился, и я перестала бегать по офисам и зарабатывать на кусок хлеба, то заметила, что стала писать меньше.

Это уже делается более серьезно и осмысленно, и подсознательно я понимаю, что сажусь работать. Хотя какая же это работа? Удовольствие.

— На кого-то из писателей ориентируетесь?

— Когда в Питере появилось издательство «Северо-Запад» и стало издавать фэнтэзи, я в городе Одессе зарабатывала тем, что продавала книги с лотка. И всю эту серию перечитала. Мне хватило. Сейчас есть автор, которого я очень люблю, — Джонатан Кэррол. Это очень мой автор, мы дышим в одном ритме. Вообще читаю много меньше, чем раньше. Писательство — это хорошее лекарство от запойного чтения.

— И вообще хорошее лекарство?

— Для меня писательство — это не попытка решить свои проблемы, это не психотерапия, если вы это имеете в виду, а возможность выплеснуть бесконечные истории. Я — прирожденный сказочник, акын, я могла бы в первобытном обществе зарабатывать на кусок мамонта сидя у пещеры и рассказывая байки. В детстве, когда я рассказывала страшные сказки, вокруг меня собирался весь двор. Теперь рассказываю байки в более безупречной форме.

— Какие праздники любите?

— Мой праздник — День зимнего солнцестояния. Когда день начинает увеличиваться, я чувствую себя восхитительно… Это и есть для меня начало года.