Очень хотелось солнца - Мария Александровна Аверина

судьбе бабушки Лилии Ивановны и ее лампы, но в этот момент в дверях начал поворачиваться ключ. Лилия Ивановна подхватилась и побежала в прихожую, собачка рванула за ней.

– Ма-а-ам… Мы дома…

– Ах, как я рада, как рада… Что же вы, спектакль, что ли, не досмотрели?

– Нет. – Молодой мужской голос был пружинист и напорист. – Такая ерунда. Барахло. Музей какой-то… Скукотища…

В дверном проеме показался крепко сшитый молодой человек в стильном джинсовом костюме, недобро прищурился и сурово спросил:

– Мам! А это кто?

– Это мастер, мастер! Представляешь… Он сделал папе розетку. И лампа твоей прабабушки снова горит своим чудесным волшебным светом. Он пробки выворачивал…

Молодой человек оценивающе-нагловато смерил Николая взглядом.

– С вами уже расплатились?

– Нет еще. Я только закончил. – Николай вдруг ощутил страшную неловкость, словно взглянул на себя глазами этого абсолютно уверенного в себе человека. Старые джинсы, вытянутый свитер, борода… И вправду работяга работягой… посреди мебели карельской березы, на дорогом персидском ковре, в компании лампы Тиффани… И невольно стушевавшись, ступил с ковра на пол.

– Вам пятьсот рублей хватит?

– Наверное, – Николай не знал, сколько платят за такой ремонт. К тому же от всей этой нелепой ситуации он очень устал и хотелось поскорее уйти.

Молодой человек покопался в заднем кармане, вынул пачку купюр, пролистал их, вытянул, как из колоды козырную карту, одну и швырнул на письменный стол.

– Мам… Мы хотим чаю! – Он повернулся спиной и вышел в коридор.

– А Марьи Петровны еще нет, она в магазине, – защебетала Лилия Ивановна, семеня по коридору за сыном куда-то в глубь квартиры.

– Не беспокойся, мамочка. Мы сами справимся. Аня, ставь чайник.

– Да, мамочка, – певуче отозвался из прихожей женский голос. – Мы такой тортик принесли…

Вслед за этими словами в дверном проеме, едва заглянув в библиотеку, проплыла фантастическая красавица. Она обдала Николая равнодушным взглядом холодных голубых глаз, и облако тонких пряных духов, плывшее за ней, ворвалось в библиотеку, окутав его с головы до ног…

Семья исчезла где-то на кухне и освободила Николаю дорогу в прихожую.

Проходя мимо письменного стола, он взял оставленную ему пятисотенную и положил в карман брюк.

Когда он уже завязывал второй ботинок, в прихожую снова просочилась Лилия Ивановна.

– Вы знаете, – зашептала она трагическим шепотом. – Я совершенно не представляю, откуда у Вениамина Анатольевича эта мания взялась?! Непонятно! Втемяшил себе в голову, что надо похудеть, и все тут! И еще прочитал где-то, что, если ходить восьмерками по комнате, пищеварение лучше становится и изжога проходит! И не переубедить! Вы же видели, он же буквально протер шерстяной ковер в библиотеке. И еще мне говорит: «Представляешь, у меня в комнате ковер начал сыпаться». А как же ему не сыпаться?! Он же для этого не предназначен… Я ему говорю: «Ты по свежему воздуху ходил бы, по улице!» А он мне: «Я лучше знаю, где мне ходить!» Понимаете, втемяшил себе в голову, что почему-то именно по комнате ходить надо!

Николай поспешил натянуть куртку, но Лилия Ивановна неожиданно ухватила его за рукав:

– Я так за него беспокоюсь, так беспокоюсь! Он же часами ходит, как болванчик, да еще и на скорости такой! Но он уверен, что все знает лучше: и как ходить, и как жить, и что есть! А я у него всегда во всем виновата! Но согласитесь! В конце концов!

Тут Лилия Ивановна выпрямила спину, гордо вскинула головку, и слезки на ее щеках мгновенно высохли.

– Он мой муж, он обязан меня обеспечивать! Я, кстати, никогда ничего у него не просила! Что покупал, покупал сам! А теперь я плохая! А теперь я неблагодарная!

– Вы совершенно правы! – Николай шагнул к двери, Лилия Ивановна повернула замок и снова заговорила трагическим шепотом:

– Это мне, видимо, наказание за то, что я не по любви замуж вышла. А что я могла?! Мне отец строго сказал: «Вышла замуж? Все! На всю жизнь!» И заметьте, не я замуж просилась, сам бегал, умолял меня, сам… А теперь ничего хорошего не было и я же неблагодарная!

– Мама!

Лилия Ивановна обернулась:

– Иду, сыночек, иду!

Николай вздохнул с облегчением и шагнул в распахнувшуюся дверь.

– Всего доброго! Не переживайте. Все образуется.

– Да-да, – Лилия Ивановна уже закрывала дверь, торопясь на нетерпеливый зов сына. – Всего хорошего!

Николай начал было сбегать по ступенькам, когда дверь неожиданно открылась, и Лилия Ивановна выглянула на лестничную площадку.

– Э-э-э… м-м…

– Николай, – подсказал он.

– Да, Николай… Я совершенно забыла вам сказать. Еще надо починить розетку в комнате домработницы… Но это, наверное, не сейчас… Сейчас поздно. Позвоните мне на днях, хорошо?

– Хорошо!

И она захлопнула дверь.

Николай вышел из подъезда и вздохнул полной грудью. Было тихо, безветренно, в узком переулке никого не было, и он брел по нему, не торопясь выйти на суетящийся, слепящий Новый Арбат. Чувство омерзения от пережитого в квартире Лилии Ивановны под пушистым, ласковым снежком постепенно размякало, таяло, чистый холодный воздух бодрил… Николай с удивлением поймал себя на том, что настроение его начало потихоньку улучшаться. В конце концов, у него было целых пятьсот рублей, а через день-другой будет еще пятьсот. И значит, он сможет сейчас купить себе поесть и поехать к своим на Новый год. А там… Там видно будет…

Арбат он проскочил, уже не обращая внимания ни на тысячи зажженных искусственных солнц, от которых было светло почти как днем, ни на «шикарную публику». Его манил к себе оставленный дома письменный стол: в конце переулка в голову пришла идея, и Николай очень жалел, что не прихватил с собой хотя бы карандаш и клочок бумаги, и теперь торопился домой, боясь ее потерять.

Недалеко от дома заскочил в гастроном, оглядел полки… Единственное, что было ему доступно, – буханка черного хлеба. Не колеблясь, усилием воли подавив все закрутившиеся мысли, не позволяя себе думать ни о чем, кроме того, что надо срочно записать, схватил хлеб и побежал домой.

Наскоро отрезав на кухне горбушку, прихватил кружку кипятку и рванул за письменный стол.

В эту ночь он не спал. Из-под его руки цифры ложились на бумагу как бы играючи, весело и точно. Недостающее в его рассуждениях звено словно родилось само собой, чуть «передернув» то, что уже было написано, но не настолько, чтобы обрушить всю концепцию. Напротив, скорее дополнило и обогатило уже написанное. А вслед за этим пришли идеи двух новых, более точных экспериментов. И потому ближайшие три дня, с короткими перерывами на сон, он работал буквально запоем…

Телефон разорвал декабрьскую мглу резкой трелью… Николай с трудом вынырнул из глубин расчетов – день был плодотворным. Сегодня, как ему показалось, он нашел ошибку в описании одного из самых важных планируемых экспериментов и с увлечением правил уже выверенный и утвержденный им самим текст.

Телефон разрывался, и отчего-то сердце Николая ухнуло в ноги: Ленка? На ходу стараясь привести мысли