Сердце степи - Ася Иолич

Харан помотал головой, натягивая рубашку, потом положил свою громадную ладонь на плечо Алай и повёл обратно по мокрой траве. Она шагала, спотыкаясь, и всхлипывала от страха, облегчения, жалости и чего-то ещё, что не могла распознать или определить.

Четверть ранда по траве, в которой всё ещё хлюпало от ночного ливня, казалась четырьмя. Харан подтолкнул её к шатру, и Алай шагнула туда, пригнувшись на входе, а он зашагал дальше, к своему. Почему? Что он делает? Зачем?

- Что у вас там происходит? - недовольно буркнула Камайя, накрываясь кучей халатов. - Уймитесь уже. Дайте поспать по-человечески.

- Прости, - пробормотала Алай, заползая под своё одеяло и подтягивая колени к груди. - Камайя, почему он это делает?

- Делает что? - спросила Камайя, до носа натягивая одеяло. - Может, дашь поспать? Всю ночь носитесь туда-сюда. Надоели - сил нет...

Алай подтянула поближе валик из свёрнутого войлока и лежала так какое-то время, но спать не хотелось. В голове билась безумная мысль. Тогда, когда отец воспитывал её у озера, случайно ли Харан протянул руку за халатом? Перед глазами стояло его исполосованное зажившими шрамами от бичей тело и бугристое клеймо убийцы на плече сзади.

Она вышла из шатра, кутаясь в покрывало, и пошла к шатру Харана.

- Можно? - спросила она около полога.

- Уходи.

Холодная роса пропитывала кожу сапог сверху, на сгибе, куда она по невнимательности не нанесла пропитку с воском, и мокрая мездра раздражала кожу.

- Но Харан...

- Уходи!

Алай поколебалась немного, потом откинула полог и шагнула внутрь.

- Ты оглохла? - спросил он, нахмурившись. - Я сказал, поди прочь.

Он сидел, прилаживая наконечник стрелы к древку, на своём войлоке. Куча её одежды так и валялась у стены. Алай сделала ещё два шага и села прямо перед ним.

- Зачем ты делаешь это? - спросила она, глядя ему в глаза. - Почему ты пошёл за ним?

- Жалко денег стало, - криво ухмыльнулся Харан, отводя взгляд. - Попортит тебе лицо - сколько за тебя дадут?

Алай опустила голову и закрыла глаза ладонями. Это было почему-то мучительнее, чем если бы Тур всё же хлестнул её нагайкой.

- Это неправда, - пробормотала она приглушённо. - Обманывать плохо. Плохо. Мать Даыл наказывает за обман.

- Кого? - воскликнул вдруг Харан, вскидывая руку со стрелой, так, что наконечник отлетел в стену и глухо упал на пол. - Кого? Может, того сопляка, который обменял тебя на лошадь? Того, кто бил тебя и пытался уложить в траву прямо у моего шатра в отместку за удар по его самодовольной харе... К которому ты продолжала ходить, развесив уши? Или тех, кто предаёт свою кровь, а потом живёт как ни в чём не бывало? Хочешь правды? Вот тебе правда! Я сказал ему, что он может продать лошадь! Отдать деньги обоим хасэнам, которым Охар должен невесту, а сам жениться на тебе... Потому что я увидел, как ты смотришь на него! Знаешь, что он сказал на это? "Девушек много, и будет ещё больше, раз у меня такой конь. А Далсах - один такой. Охар, он окупится! Оставь его в хасэне, а всё остальное решай сам". Они бьют тебя и продают за золото! Охар даже тогда мог отдать тебя тому молодому парню, Дасу, а не мне, каторжнику, но он решил сберечь деньги! Я видел, как он стоит, как мучительно размышляет, как бы сэкономить, и сказал, что беру тебя за золотой, а три прощаю! Как думаешь, какая мысль пробежала на его лице? Облегчение! Не отвращение, не негодование, что его дочь достанется такому, как я, а облегчение! Я уже тысячу раз пожалел, что поддался этому порыву. Каждый день я жалею об этом! Я расторгну этот брак, как только мы доберёмся до Улданмая, и ты пойдёшь, куда захочешь. А теперь иди! Ступай прочь! Не хочу тебя видеть! Пошла! Иди отсюда, смирная овца, пусть тебя стригут дальше! У меня своих забот хватает!

23. Опять ты?

Алай сидела, сжав челюсти, вспоминая всё, что говорил ей Тур, и всё, что он делал, и негодование поднималось в ней, билось в ушах, кончиках пальцев и горле.

- И куда же ты предлагаешь мне вернуться? - тихо, но свирепо проговорила она, не поднимая глаз. - К Мулге, которая ненавидит меня? К отцу? К Туру, который бросил меня под дождём, а сам в шатре обтирал коня своей рубашкой, причитая над ним?

- Это не моё дело. Я в пастухи не нанимался. Я овец ем, а не пестую, - жёстко отрезал Харан, скрещивая руки на груди. - Ступай.

- Не смей называть меня овцой! - крикнула она, сжимая кулаки. - Не смей!

- Ты такая безвольная, что даже на оскорбление ответить не можешь. На что ты вообще годишься?

- Я вгоню стрелу тебе в глаз, а второй расщеплю её, если ты хоть раз ещё посмеешь назвать меня овцой! - крикнула Алай, замахиваясь на него. - Ты поклялся оберегать меня!

- Я бы оберегал, если бы тебе нужно было это! - заорал Харан, стискивая её руки до боли, такой, что она побледнела. - Уйди от меня!

Он оттолкнул её запястья, и она выбежала из шатра, задыхаясь, и