Освобождение - Евгений Анташкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну да, ну да! Тут вы правы! Я вот только думаю, что японцы и будут молчать, а когда они что-то скажут, будет поздно. Поверьте мне, я лично знал Сталина! Ещё немного времени, и его армия будет здесь, что вы тогда будете делать? У вас есть запасные пути и отходы?
– Я пока об этом не думал!
– Так думайте, у меня возможностей мало, я тут как в золотой клетке, а один в городе я никуда не гожусь. Если меня завтра-послезавтра не отправят в Дайрен, а дальше в Японию, через короткое время я окажусь в японской могиле или в лапах Смерша. Вы знаете, что такое Смерш?
Сорокин слышал об этой структуре в советской военной контрразведке, но всё это от него было очень далеко.
– Слышал, но не вдавался в подробности.
– И не дай вам бог! Вы, судя по возрасту, молодым прошли Гражданскую, вы каппелевец?
– Да! – Сорокин покорился догадливости хозяина гостиной.
– А простите за нескромный вопрос, вы какого года рождения?
– 1900-го!
– Ровесник века?!! Мы с вами оба ровесники века…
Сорокин удивился и не сумел этого скрыть.
– Не удивляйтесь, мы, наша нация, долго держимся бодрячком, а потом быстро сдаем! Мой папаша держался до сорока, а потом его как подменили, поседел, сгорбился, хотя до женщин был охоч до того самого погрома! А погромы, знаете ли, никого не щадят, даже старых евреев.
После этих слов в голове Сорокина всё сошлось: кучерявая полуседая шевелюра, нос с горбинкой, выпуклые глаза, только мушка усов была общепринятой, по моде.
– Так что, – сказал Эдгар Семёнович и выпил третью, – было бы желательно, чтобы у вас были наготове машина и бензин, хотя бы до Дайрена. Тикать отсюда надо к Чан Кайши, а он в близкой дружбе с американцами. Как говорят в Одессе: отсюда надо делать ноги, пока их не прикрутили к затылку.
– Эдгар Семёнович. – Сорокин вспомнил отчество «комбрига» Юшкова. – Вы как-то сразу с места в карьер, не слишком вы мне доверяете, я же на службе у японцев?..
– Вы знаете, хотя вы не знаете наших еврейских мудростей, так вот у нас есть поговорка: «Лучше разговаривать с красивой девушкой о Боге, чем наоборот!» Вы, конечно, не девушка, но смысл, я думаю, вам понятен…
Коити дошёл до миссии и от дежурного позвонил Асакусе.
– Заходите!
Кабинет был пуст.
– Заходите сюда! – услышал Коити голос из-за ширмы.
Асакуса сидел возле хибачи и помешивал черпачком закипавшую воду.
– Вы вовремя!
Кэндзи успел снять обувь и сел напротив.
– Получена телеграмма из Токио, я провёл собрание офицеров, но вы были на дежурстве… сегодня, 8 августа, советский МИД объявил нашему послу в Москве, что завтра, 9-го, они начинают против нас войну.
9 августа, четверг
Утром Александр Петрович встал раньше, чем обычно, ему надо было успеть на тот берег Сунгари, потом в лавку Толстого Чжана и ко времени успеть на службу, он никогда не опаздывал, и к этому все привыкли.
Он постарался никого не разбудить, но в коридоре наткнулся на Кузьму Ильича, тот прошептал:
– Что, ни свет ни заря?
– Дела, Кузьма Ильич, а вам чего не спится?
– Так, на молитву пора!
– Пойдёте в монастырь?
– Да, давно не виделся с отцом Акинфием!
– А жив ещё?
– Господь с вами, Александр Петрович!
– Ну, Бог в помощь!
На пустой пристани Яхт-клуба, толкаемые течением, на мелкой ряби маялись пустые лодки. Он подошёл к будке и постучал по ней палкой, из будки вышел старый жилистый, голый по пояс бронзовый китаец-лодочник, и они договорились.
Грести было далеко, дача разорившегося грузинского банкира Хаиндравы, много раз перекупленная и сменившая хозяев, стояла на берегу одноимённой протоки; на левом берегу эта дача была одной из первых, и, когда Хаиндрава её выстроил, протоку по инерции стали называть его именем. Уже много лет этой дачей владел знакомый Александра Петровича, один из первых построечников и близкий друг Николая Аполлоновича Байкова инженер-путеец Маевский; вот уже год, как он живёт у дочери в Шанхае, но дачу не продал и отдал ключи Байкову, а тот передал дубликат Адельбергу.
Лодка причалила к берегу, Александр Петрович прошёл около полукилометра и открыл калитку. Одноэтажный дом был основательный, кирпичный, со службой, непонятно зачем построенной, в ней хранили старую мебель. Александр Петрович отомкнул скрипнувший замок и вошёл. В службе было полутемно, от единственного затянутого паутиной пыльного окошка косо в пол пробивался бледный луч света. Помещение было заставлено старой мебелью, ещё целой, хозяин всё мечтал её продать, но, видно, руки так и не дошли. К стене прислонился сервант со сдвижными стеклами, друг на друге стояли перевёрнутые стулья с вытертыми шёлковыми сиденьями, была пара кресел, на одном из них высились стопкой пустые коробки из-под сигар, у стены стояли лыжи, ещё какое-то дреколье… Всякий раз, когда он входил сюда, внутренность этого помещения напоминала ему вагон чехов, с которыми он доехал до Иркутска, даже пол был, как в вагоне, выстлан длинными, ровными нестругаными досками, и он был готов услышать голоса Вацлава и Войтеха; вспоминался вкус «Бехеровки», которой у них не оказалось, но оказался спирт с «ромашкой». Не было только роялей.
Александр Петрович подошёл к стене под окошком, сдвинул в сторону деревянный ящик, под которым оказалась сбитая из коротких неошкуренных обрезков крышка, поднял её и вытащил из небольшой ямы засыпанный сухим песком холщовый мешок. В нём лежали несколько мешков поменьше, в которых хранились золотые монеты царской чеканки и бесформенные переплавленные слитки. Он вынул несколько мешочков и достал последний; на дне приямка лежала английская ручная граната и заряженный, завернутый в промасленную тряпку армейский «вальтер».
Александр Петрович раскрыл саквояж и положил в него один из мешочков.
На пристани у Яхт-клуба он рассчитался с лодочником и пошёл на Диагональную.
В магазине на стеклянной двери висела табличка «Закрыто» на русском и китайском языках. Он нажал на звонок, и дверь открыл сам Антошка.
– Входите!
Дочь Толстого Чжана накрыла чай, как-то странно посмотрела на Александра Петровича и вышла из конторки, ему показалось, что она была смущена.
«Что-то тут не так! Вчера она говорила мне о том, какой у меня «хороший и красивый сын», про которого она не должна ничего знать, а сегодня прячет глаза!»
– Вы уже знаете новость? – спросил Антошка.
– Нет! Какую?
– Красная армия начала наступление на Маньчжурию!
– Откуда это известно?
– Об этом говорят все радиостанции!
– Советские? Так врут, наверное!
– Я же сказал – все, которые можно слушать здесь! Хотите, мы вас спрячем, а потом переправим на юг?
– Надо подумать, я так сразу не готов!
Антошка открыл мешочек и глянул в него:
– Когда будете готовы, возьмите себе сколько нужно, там ещё должно быть много!
– Хорошо, спасибо, а я могу вас спросить?
– Конечно!
– Вы помните моего сына? Вы встретились с ним на том берегу Сунхуацзяна много лет назад и передали мне через него записку. Он у вас был? Вы с ним виделись после этого? Вы или ваш брат, Толстый Чжан?
Если бы Александр Петрович знал китайцев не так хорошо, он бы поверил отрицательному ответу и каменному лицу Антошки, но он их знал.
На обратном пути он не мог отделаться от мысли, что в делах китайских подпольщиков может оказаться замешанным его сын.
Асакуса дозвонился до Номуры и пригласил его приехать на короткое совещание. Когда Номура приехал, он без долгих вступлений сообщил ему о нападении СССР и сказал:
– Пока суд да дело, надо вычистить город от всех подозрительных лиц, включая тех, кто слушает «Отчизну», нам удар в спину не нужен, и не стесняйтесь в средствах. Приступайте сегодня ночью…
Александр Петрович увидел, как Номура закрыл дверь в кабинет Асакусы.
– Генерал на месте? – спросил он.
– На месте. Но скорее всего, ему сейчас будет не до вас… – выдохнул Номура и торопливым шагом пошёл к лестнице.
Александр Петрович постучал:
– Разрешите, господин генерал?
Асакуса стоял возле приёмника.
– Немного не ко времени, но заходите, если коротко! – ответил он и убавил громкость. – Вы слушали сегодня новости, господин полковник?
– Нет, ещё не успел…
– Значит, вы не знаете?..
– Что-то серьёзное? – притворился Адельберг.
– Серьёзное!!! – У Асакусы был раздражённый вид, и, по мере того как он говорил, он раздражался ещё больше, и Адельберг это видел. – Вы?.. Вы подготовили документы к уничтожению или ещё готовите?
