Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы - Фаина Гримберг

А корона, которую все петровское окружение уже мысленно примеряло – каждый (вернее, каждая) на себя, – это уже была не шапка Мономаха, не азиатский головной убор, увенчанный византийским крестом и опушенный русским мехом; и даже не простая европейская корона. Нет, в последние годы царствования Петра Великого это была уже корона всероссийской империи!..

В 1721 году заключен был Ништадтский мир, знаменовавший окончание более чем двадцатилетней Северной войны. Россия получила Балтику, столь желанный, столь необходимый ей морской европейский путь! По этому случаю, кстати, особым указом были прощены все преступники, «кроме разбойников и святотатцев», прощены были также государственные должники, отменена была выплата задолженностей, накопившихся с начала войны (1700 год) до 1718 года. В 1721 году, осенью, Сенат постановил единогласно поднести государю титул Императора, Отца Отечества и Великого. Однако тотчас признали Россию империей только Пруссия и Голландия. В Вене австрийский император Карл (муж Елизаветы, родной сестры несчастной Шарлотты, супруги царевича Алексея) не проявил энтузиазма. Между прочим, это у него Алексей в свое время искал покровительства… В Париже регент Филипп Орлеанский намеревался «подумать»… Польша и Дания требовали территориальных уступок… В конце концов, конечно, все признали: Швеция – в 1723 году, Османский султанат – в 1739, Англия и Австрия – в 1742, Польша – в 1764. Франция признала Россию империей лишь в 1754 году… Вот теперь, кажется, понятно, как важен был бы для Петра «французский брак» его дочери; ведь этот брак означал бы если не признание Российского государства империей, то уж, в любом случае, – первый шаг к подобному признанию…

Мало было объявить свое детище – крепнущее Российское государство – империей Всероссийской, надо было еще добиться признания. Но и с обычными своими детьми обстояло у Петра дело не так просто. Ведь обе его дочери, Анна и Елизавет, были рождены до вступления их родителей в законный брак, до венчания, и были, что называется, «привенчаны», что, впрочем, по старым российским, московским законам все равно не давало им никаких прав. Петр меняет законодательство, облегчая положение незаконнорожденных: теперь и они могут наследовать по распоряжению родителей. По указу Петра устроены были и приюты при богадельнях, где возможно было оставить незаконнорожденного ребенка, не открывая своего звания и имени, тайно. Это должно было предотвращать детоубийства. С этим, вероятно, была связана и «показательная» казнь несчастной Марии Гамильтон по обвинению в детоубийстве, отослать своего ребенка в приют фрейлина Екатерины не рискнула. Побоялась огласки? И воспользовались ли подобным приютом для незаконнорожденного ребенка царевича Алексея Петровича и женщины, известной под именем Ефросиньи?.. Да, трагикомедия… Все ближе мы подходим к концу петровского царствования. Снова припоминаем, перебираем события, удивляемся… За каждым указом, за каждым действием, за каждой вроде бы мелочью стоит четкое желание ввести Россию «в мир» и взять «у мира», у Европы именно то, что способствовало бы именно развитию российской самобытности… Вот указ о том, чтобы «считать лета не от сотворения мира, а от рождества Христова», и новолетие, начало нового года полагать не с 1 сентября, как прежде, а с первого января. Так начался для России XVIII век, 1700 год… Вот известный указ о непродаже «русского платья». Но дискриминирует ли он национальную самобытность, и что он вообще означает? Прежде всего, «русское платье» означало те разновидности одежды, что существовали на период XVI–XVII веков, то есть, в сущности, модифицированные формы монгольского, азиатского костюма. По этому поводу любопытно заметить, что всякая попытка «отстоять исконное» всегда на самом деле является попыткой «законсервировать» некий период, этап развития. И потому стоит напомнить противникам какого-нибудь тяжелого рока о том приятном времени, когда полька являлась в роли очень-очень неприличного танца…

А с петровской «одежной реформой» еще сложнее. Наш самодержавный революционер – снова впереди прогресса, он желает реформировать одежду таким образом, чтобы по возможности нивелировать именно сословные различия. Как это часто с ним бывало, Петр где-то на столетие обогнал свою любимую Европу. Ведь в современной ему абсолютистской Европе, как в допетровской Московии, по форме шапки, длине рукавов и цвету каблуков можно определить именно сословную принадлежность. Но мы уже ведь знаем, какая именно Европа нравилась Петру… Интересно, что стойкое сохранение сословного принципа привело в России к довольно любопытной ситуации: даже в XX веке европейские формы одежды маркируют принадлежность к «образованному, городскому» населению, а так или иначе модифицированные разновидности костюма российского XVI–XVII веков продолжали носить в сельской местности, где население фактически не имело возможности получать образование… Приведем один пример из дневника известной Марии Башкирцевой за 1876 год. Эта молодая аристократка почти всю свою недолгую жизнь провела за границей, на родине побывала всего несколько раз. Итак: «…я отложила в сторону книгу, чтобы видеть Москву, нашу настоящую столицу, истинно русский город… Попадается много национальных костюмов – весь народ носит их, и не видно этих противных немецких курток…» Что за «противные немецкие куртки»? Европейский костюм, все тот же, нивелирующий сословные различия. По «национальным костюмам» можно распознать «народ», «низшие сословия». Естественно, сама Башкирцева станет носить «национальный костюм» только на маскараде, как впоследствии придворные Александра III и Николая II. А почему такая характеристика Москвы? А потому что «либеральный период» царствования Александра II окончился, конфронтация Российской империи с Османским султанатом резко обострилась; идеологическая ситуация в стране требует усиленной эксплуатации национальной доктрины… Но, разумеется, «национальные костюмы», «родные избы» и невозможность изучать языки, математику и фортификацию – это все «для народа». Сами пропагандисты и апологеты национальных доктрин, будь то доктрина русская, греческая, иудео-центристская, вовсе не спешат наряжаться в армяки, черные сюртуки и чалмы; Париж и европейский, нивелирующий сословные различия костюм вполне их устраивает, когда дело касается лично их…

Но мы об этом еще будем говорить. А покамест скажем, что все попытки Петра нивелировать сословную систему должны были быть напрасными. Крепостная-то зависимость ведь не только оставалась, она только-только начала интенсивно развиваться!.. И в итоге (снова повторяем) – общество, расколотое на «просвещенных» и «народ», и та любопытная попытка привить к сословному древу небезопасный для него цветочек национальной доктрины, которую мы видим в дневнике Башкирцевой… Кстати, так сошли на нет и петровские ассамблеи, и было бы очень даже странно, если бы они привились. Но вместо них были приняты формы времяпрепровождения абсолютистской Европы – сословно замкнутые салонные собрания и балы…

Петр I Великий… О нем возможно говорить бесконечно. Он оснастил корабль Российского государства. И поплыл этот самобытный корабль среди всех бурь и треволнений истории…

Легенда о кончине Петра… нацарапанные на аспидной доске слабеющей рукой слова: «… отдать все…» (или – «… отдайте все…»)… Кому? О Господи! Да тому, кто сможет, сумеет это самое ВСЕ удержать!.. Или иное думалось гению? Нечто такое, что и по сей день еще не понято?..

Первые преемники Петра – Екатерина I (правила с 1725 по 1727) и Петр II (правил с 1727 по 1730)

Правление вдовы Петра и затем его внука продлилось столь недолго, что, кажется, и говорить не о чем. Но для истории династии Романовых этот короткий период, пожалуй, не менее важен, нежели довольно длительный период правления первых Романовых. Тогда Романовы только еще улаживались, обустраивались на российском престоле. Теперь предстояло уладиться на императорском троне, будучи уже, что бы там ни происходило, европейской державой.

Прежде всего, наверное, следует отметить, что никаких коренных изменений не произошло и, вероятно, и не могло произойти (что, возможно, лишний раз доказывает гениальность Петра). Не были снова введены в обращение стрелецкие слободы и боярские кафтаны. Хотя… Симптоматично, например, то, что при Петре II двор переезжает из Санкт-Петербурга в Москву. Вспомним, что еще жива была бабка юного императора, старица Елена, бывшая царица Евдокия Лопухина… Но, опять же, никакой ломки внутри– и внешнеполитического курса, никакого изменения его общей направленности не произошло…

Нетрудно было понять, что произойдет после смерти Петра. Конечно же, очередная «смута». Закона о престолонаследии нет, государь «никого не назначил», а претендентов даже слишком довольно. Но – хоть какой-то стабилизации, хоть какой-то видимости законности Петр добился. Да и борьба за власть сейчас не означает борьбу за какие-то коренные изменения. Наверное, потому все дело решают два полка на площади перед дворцом. Меншиков дождался своего звездного часа. Екатерина Алексеевна, его протеже, – императрица. Теперь – закономерно – следует ослабить совещательный орган – Сенат. При императрице создан Верховный тайный совет, куда вошли те, с кем Меншикову волей-неволей покамест приходится разделять сладкое бремя власти – Толстой, Апраксин, Голицын…